Аэропорт - Артур Хейли

— Я же не предлагаю, чёрт побери, вынимать из утробы матери ребёнка, когда он уже сформировался!

— А вам известно, — спросил Хэррис, — что через восемь недель после зачатия у зародыша уже намечено всё, чему положено быть у новорождённого ребёнка? А на третьем месяце зародыш даже выглядит как ребёнок. Так где тут можно провести границу?

— Вам бы следовало стать адвокатом, а не пилотом, — проворчал Димирест. Однако этот разговор невольно заставил его задуматься: на каком месяце может быть сейчас Гвен? Он прикинул: если это случилось в Сан-Франциско, как она утверждает, тогда, значит, восемь-девять недель назад, и, если верить Хэррису, у неё в чреве — почти полностью сформировавшийся ребёнок.

Подошло время для очередного рапорта на КДП. Вернон Димирест выполнил это сам. Они поднялись уже на тридцать две тысячи футов над землёй, подъём был почти закончен, ещё несколько секунд — и они пересекут границу Канады и пролетят над югом провинции Онтарио. Детройт и Виндзор, два города-близнеца по обе стороны границы, обычно издалека встречали их яркими всполохами огней. Но сегодня кругом был непроглядный мрак, и только где-то внизу — затянутые облаками города. Димирест вспомнил, что детройтский аэропорт закрыли перед самым их взлётом. В обоих городах сейчас бушевала вьюга, передвигавшаяся на восток.

Димирест знал, что там, у него за спиной, в пассажирских салонах Гвен Мейген и другие стюардессы разносят напитки по второму разу, а в салоне первого класса — ещё и горячие закуски на дорогих фарфоровых тарелочках.

— Этот вопрос глубоко меня волнует, — сказал Энсон Хэррис. — Не обязательно быть религиозным человеком, чтобы верить в нравственность.

— Или вынашивать идиотские идеи, — проворчал Димирест. — Ну, что ни говорите, а те, кто разделяет вашу точку зрения, неминуемо потерпят фиаско. Всё сейчас идёт к тому; чтобы облегчить возможность делать аборты. Вероятно даже, их будут производить свободно, узаконенным порядком.

— Если это произойдёт, — сказал Хэррис, — мы сделаем шаг назад, к печам Освенцима.

— Чушь! — Димирест оторвался от бортового журнала, куда он занёс только что полученные данные о местонахождении самолёта. Он уже не скрывал раздражения, которое вообще легко прорывалось у него наружу. — Существует много доводов в пользу абортов: случайное зачатие, например, которое обрекает ребёнка на нищету, на прозябание без надежды выбиться в люди, ну, и другие случаи — изнасилование, кровосмешение, слабое здоровье матери…

— Особые обстоятельства не могут приниматься в расчёт. Это всё равно что сказать: «Ладно, мы с некоторыми оговорками узаконим убийство, если вы приведёте убедительные доводы в пользу его необходимости». — Хэррис возмущённо покачал головой. — И к чему говорить о нежеланных детях? Эта проблема может быть решена противозачаточными мерами. Теперь это доступно каждому, независимо от его имущественного положения. Но если произошла оплошность и новая жизнь уже зародилась, значит, возникло ещё одно человеческое существо, и вы не имеете права выносить ему смертный приговор. А что касается участи, которая его ждёт, то никто из нас не знает своей судьбы; но когда нам дарована жизнь — счастливая или несчастная, — мы стремимся её сохранить, и мало кто хочет от неё избавиться, сколь бы ни был он несчастен. С нищетой надо бороться, не убивая нерождённых младенцев, а улучшая условия жизни.

Хэррис помолчал, потом заговорил снова:

— А опираясь на экономический фактор, можно зайти очень далеко. Следуя такой логике, кто-то захочет убивать психически неполноценных или монголоидных младенцев, едва они появятся на свет, умерщвлять стариков, безнадёжно больных и общественно бесполезных лиц, как это делают в Африке, оставляя их в джунглях на съедение гиенам… Мы же не делаем этого, потому что ценим жизнь человека и уважаем его достоинство. И должны ценить и уважать их всё больше и больше, если верим в развитие и прогресс.

На альтиметрах перед каждым из пилотов стрелка дошла до тридцати трёх тысяч футов. Самолёт набрал заданную высоту. Энсон Хэррис перевёл машину в горизонтальный полёт, а Сай Джордан снова отрегулировал подачу топлива двигателям…

Димирест досадовал на себя — не к чему было затевать этот ненужный спор.

— У вас мозги набекрень — вот в чём ваша беда, — сказал он Хэррису и, чтобы положить спору конец, нажал кнопку вызова стюардессы. — Пусть нам подадут закуски, пока пассажиры первого класса не сожрали всё.

— Неплохая идея, — поддержал его Хэррис.

Несколько минут спустя Гвен Мейген, получив распоряжение по телефону, принесла три тарелочки с аппетитной горячей закуской и кофе. На всех лайнерах «Транс-Америки», как и на большинстве самолётов других американских авиакомпаний, пилотов обслуживают молниеносно.

— Спасибо, Гвен, — сказал Вернон Димирест, и, когда Гвен наклонилась, подавая кофе Энсону Хэррису, он скользнул взглядом по её талии и ещё раз убедился в том, что она не претерпела ни малейших изменений: что бы ни происходило там, внутри, талия была такая же тонкая, как прежде. К чёрту, Хэрриса с его стариковскими рассуждениями! Разумеется, Гвен должна сделать аборт, как только они вернутся.

В шестидесяти футах от кабины экипажа, в салоне туристского класса миссис Ада Квонсетт была погружена в оживлённую беседу с пассажиром, сидевшим справа от неё — симпатичным мужчиной средних лет, гобоистом из Чикагского симфонического оркестра, как ей удалось выяснить.

— До чего это замечательно — быть музыкантом! Такая творческая профессия! Мой покойный муж был без ума от классической музыки. Он сам немножко поигрывал на скрипке — по-любительски, конечно.

Миссис Квонсетт чувствовала, как приятная теплота разливается по её телу после рюмочки хереса, за которую заплатил гобоист, а он уже осведомлялся, не хочет ли она повторить.

Миссис Квонсетт согласилась, сияя улыбкой:

— Вы необыкновенно любезны; мне бы, вероятно, следовало отказаться, но я не откажусь.

Пассажир, сидевший от неё слева — мужчина с тоненькими рыжеватыми усиками и тощей шеей, — был менее общителен. По правде говоря, он просто обескураживал миссис Квонсетт. В ответ на все её попытки завязать разговор она слышала только какое-то односложное невнятное бормотание; он всё так же апатично сидел, не меняя позы и держа чемоданчик на коленях.

Когда всем подали напитки, миссис Квонсетт подумала, что, возможно, теперь её сосед слева разговорится. Не тут-то было. Он взял у стюардессы порцию шотландского виски, уплатил за него, вытащив из кармана кучу мелочи и отсчитав, сколько требовалось, и одним глотком проглотил содержимое стакана. Благодушно настроенная после рюмки хереса, миссис Квонсетт сказала себе: «Бедняжка, верно, у него неприятности, надо оставить его в покое».

Она заметила, однако, что человек с тощей шеей внезапно оживился, как только один из пилотов начал, вскоре после взлёта, делать сообщение относительно маршрута, скорости и продолжительности полёта и вдаваться ещё в различные подробности, к которым миссис Квонсетт почти никогда не прислушивалась. Пассажир же слева тотчас сделал какие-то пометки на обороте конверта, а затем достал одну из карт «Установите ваше местонахождение», какими снабжает пассажиров авиакомпания, и расстелил её на своём чемоданчике. Он углубился в изучение карты, делая на ней пометки карандашом и время от времени поглядывая на часы. Миссис Квонсетт всё это казалось каким-то глупым ребячеством — на то и штурман где-то впереди, чтобы беспокоиться, туда ли летит самолёт, куда ему положено лететь.

Миссис Квонсетт снова переключила своё внимание на гобоиста, который принялся рассказывать, что лишь совсем недавно, слушая симфонию Брукнера не из оркестра, а из концертного зала, он сделал для себя открытие: в тот момент, когда в партии духовых идёт «пом-тидди-пом-пом», скрипки играют «аади-дли-аа-даа». И он для наглядности промурлыкал обе мелодии.

— Как замечательно! Никогда бы не подумала! Просто невероятно! — воскликнула миссис Квонсетт. — Моему покойному мужу было бы очень интересно познакомиться с вами, хотя вы, разумеется, много его моложе.

Она уже приканчивала вторую рюмку хереса и чувствовала себя наверху блаженства. «Я выбрала чудесный рейс, — думала миссис Квонсетт. — Такой замечательный аэроплан и такое хорошее обслуживание. Стюардессы вежливые, заботливые, и пассажиры все такие милые, если не считать этого, что сидит слева, ну, да бог с ним». Скоро, по расчётам миссис Квонсетт, должны были подать обед, а потом показать фильм — кто-то сказал, что с Майклом Кейном, её любимым актёром, в главной роли. Ну, чего ещё желать от жизни?

Миссис Квонсетт заблуждалась, полагая, что где-то там впереди сидит штурман. Никакого штурмана не было. «Транс-Америка», как и большинство крупных авиакомпаний, больше не пользовалась услугами штурманов даже при трансатлантических перелётах — его заменяли многочисленные радары и система радиоуправления, установленная на всех современных лайнерах. Пилоты вели самолёт, пользуясь указаниями, поступающими с земли, с контрольно-диспетчерских пунктов.