Сидни Шелдон. Если наступит завтра – 2 - Тилли Бэгшоу

«Мне нужно понять, по какой именно».

Трейси потянулась к сумочке за бумажником, но пальцы наткнулись сначала на мобильник, потом на крошечный пистолет, сделанный на заказ, – «Кар-РМ9-микро» девятого калибра, который можно было разобрать на детали, выглядевшие тюбиками помады и другими предметами, разрешенными к провозу, при прохождении через сканеры аэропорта. Джеф рассмеялся бы и назвал его женским оружием. Но эти пули могли убить, как любые другие.

За все годы воровской жизни Трейси никогда не ходила на дело вооруженной. Особенно после той роковой ночи в доме Джо Романо в Новом Орлеане. Ночи, которая закончилась тюрьмой и навсегда необратимо изменила ее жизнь. Трейси не любила оружие. В ее бизнесе людей не убивают.

Но сейчас совсем иное. Купер – психопат. Безумец. Убийца.

И Джеф попал к нему в лапы.

Трейси заплатила по счету и вышла на улицу.

Центральная автобусная станция в Софии находилась рядом с вокзалом. Поезд Жана Риццо прибыл, как раз когда уходил автобус на Пловдив. Узнав, что следующего придется ждать полчаса, Жан воскликнул:

– Будь все проклято!

Было уже пять вечера. Как ни абсурдно это звучало, множество людей подтвердили, что самый быстрый и надежный способ добраться до Пловдива из Софии – автобус. Водители такси старались ехать самой дальней дорогой, чтобы содрать с пассажира побольше, поезда часто отменяли. Арендовать машину было сложно и пришлось бы справляться с навигатором, что никогда не было сильной стороной Жана. В иных обстоятельствах он обратился бы в местную полицию и попросил провезти его эти девяносто миль, но пока будет объяснять насчет Дэниела Купера, Трейси Уитни, библейских убийств и расшифровки загадок, еще больше ценного времени будет потеряно.

Наконец прибыл очередной автобус, и Жан, заплатив одиннадцать левов, сел. Влажность казалась невыносимой. Его немилосердно трясло в переполненном автобусе, сотовой связи почти не было, но это вряд ли что-то значило: главное, что он продвигался к Пловдиву. После трех звонков в офис Жану удалось расслышать, что они ничего не знают о том, где остановилась Трейси. Ничего не известно было также о Купере и Стивенсе. Всю местную полицию отправили охранять шахматный чемпионат, «где встречаются мастера», который проводился под открытым небом. Всеобщее внимание было приковано к напряженной партии между русским гроссмейстером Александром Макаровым и его украинским соперником Леонидом Савчуком в отеле «Пловдив-ройял». По крайней мере, был шанс, что Купер предпочтет встретиться с Трейси там или каким-то образом проговорится о своем местонахождении, поскольку почувствует себя в безопасности в анонимности толпы.

Что касается Джефа Стивенса… Жан Риццо в душе считал, что тот уже мертв. Долго удерживать заложника – дело сложное, связанное с большим риском. Перевозить через границу – еще опаснее. По опыту Жана, убийцы вроде Дэниела Купера методов не меняют. Тринадцать женщин были убиты одним способом. Впрочем, если кто-то и может заставить Купера изменить повадки, выйти из зоны комфорта, – так это Трейси Уитни.

«Джеф Стивенс был прав насчет Дэниела Купера – тот влюблен в Трейси. И в своем больном воображении всегда был влюблен».

Автобус, дребезжа всеми деталями, продолжал путь.

Джеф Стивенс снова звал мать. Дэниел слышал, как многие делали то же самое. Весьма примитивный инстинкт на пороге смерти. Примитивная связь с чревом, выносившим нас, существовала во всех культурах. Любовь, которая держит нас до самого конца.

«Я тоже любил свою мать. Но она предала меня».

Кровь – все, что помнил Дэниел о смерти матери. Кровь, бьющая из запястий и шеи, кровь, заполнившая ванну и льющаяся на пол, пятнавшая линолеум ярко-красным.

Джеф тоже истекал кровью, особенно когда Дэниел прибил его ладони к кресту. К злобе и досаде Дэниела, кровь брызнула на его безупречно белую рубашку. Он хотел выглядеть идеально, когда Трейси наконец придет к нему. Сегодня последняя ночь. Он уже чувствовал ее присутствие. Ее близость витала в воздухе, как запах жасмина.

Сегодня ночью.

Жан Риццо вышел из автобуса в Пловдиве у отеля «Интерконтитенталь».

Пять минут восьмого.

«Менее двух часов. Если Трейси здесь, у меня менее двух часов, чтобы ее найти».

Он стоял на красивой, вымощенной брусчаткой площади, заполненной туристами, и гадал, куда теперь идти. Но прежде чем успел решить, зазвонил телефон.

– Где вы? – Голос Милтона Бака был привычно требовательным и резким.

Жан несколько месяцев ничего не слышал о ФБР. Федералы точно знают, как выбрать нужный момент!

– У меня нет времени это обсуждать, – резко ответил Жан.

– Я знаю, что вы в Болгарии. Уже добрались до Пловдива?

Жан насторожился: «Какого черта? Откуда Бак знает, где я?»

– Собственно говоря, да. Не думаю, что это вас ка…

– Не допрашивайте Купера без меня. Понятно? Мы с командой будем в городе ближе к ночи.

– Это слишком поздно, – отрезал Жан.

– Послушайте меня, Риццо, – в голосе Бака прозвучали угрожающие нотки. – Мы несколько месяцев пытались разыскать Купера. Теперь у нас есть конкретное доказательство его участия в чикагском и нью-йоркском ограблениях. Важно, чтобы вы не спугнули его своим появлением, прежде чем мы получим возможность допросить его. Это ясно?

– Поцелуй меня в зад, Бак, – бросил Жан и отключил звонок. И немедленно позвонил своей команде: – Есть новости?

– Нет, сэр. Пока никаких.

«Значит, теперь я остался один. У меня меньше двух часов, чтобы понять, где находится место встречи Трейси и Купера. Думай, Риццо! Думай!»

Трейси приехала на стадион, когда начали сгущаться сумерки. Воздух по-прежнему был теплым и влажным, и она чувствовала, как пот бежит по спине под белой футболкой. Она оделась как можно проще: джинсы, кроссовки и легкая ветровка. Последняя означала, что можно cпрятать пистолет, но беда в том, что ей было слишком жарко. Неприятно жарко. Оставалось надеяться, что к девяти температура сильно опустится.

Местность вокруг стадиона была почти безлюдна. Трейси увидела множество закрытых киосков, из тех, в которых продают туристам всякую дрянь во всех широко посещаемых местах Европы. Очевидно, реставрационные работы будут вестись месяцы, если не годы. Некоторые прохожие пересекали площадь рядом с главным входом, но все проходили мимо, спеша домой после работы. Никто не обращал внимания ни на Трейси, ни на стадион. Никто не фотографировал и не выглядел как турист, кроме Трейси, конечно.

На стенах древнего сооружения пестрели таблички «Закрыто», и между покосившимися деревянными столбами была криво натянута желтая строительная лента. Но никаких усилий, чтобы воспрепятствовать проходу любопытных, не прилагалось.