Эскорт - Лана Мейер

Откуда ты знаешь, что я не такой, Эльза? — усмехаюсь с горечью, потому что прекрасно понимаю, что я не так чист, как ей кажется, хоть и пытался не марать руки. — Он хотя бы не притворяется хорошим.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что слышала, Эльза. Я тоже не святой, — категорично отрезаю я, чтобы она попрощалась с иллюзиями. Но как только заполучу меандр, я создам свой новый мир, где все будут играть по моим правилам. А ты будешь моей королевой.

— Ты все еще грезишь им? Меандром? Разве ты хочешь быть Верховным? Ты же намерен…

— Тсс, молчи, — огрызаюсь я, чтобы она не сболтнула лишнего.

«Ничего не понимаю», — беззвучно, одними губами произносит она. Благо, мы когда-то научились понимать друг друга без слов.

— Тебе не нужно ничего понимать. Тебе нужно отдыхать и наслаждаться видом заснеженных гор, — приказываю я ей.

Новость о том, что отец пришел в себя, не повергла меня в шок. Важные события не приходят в одиночку, они всегда сносят тебя снежной лавиной и закатывают в колючий сугроб. Врачи сказали, что пока он лишь прошипел несколько нечленораздельных звуков, начал двигать кончиками пальцев. Я приехал к нему, для того, чтобы быть рядом, когда он очнется и придет в себя. Не знаю, сможет ли он говорить в скором времени, но ему определенно есть, что мне рассказать.

Мы с Эльзой снимаем потрясающее поместье, расположенное на берегу озера Валензе, в Швейцарии. Так символично, что мы вместе находимся в том самом месте, где борется за жизнь мой отец, и где находится та самая банковская ячейка, хранящая в себе много фамильных тайн. По правилам Верховного, ячейка открывается доверенным лицом лишь после смерти действующего правителя, а это значит, что наш дядя Астон, что пытался ее взломать, просто зря тратил время.

Мы проводим такой подозрительно спокойный вечер на горе, откуда открывается удивительный вид на озеро Валензе. Теперь я нашел точное описание глазам Эльзы. Это не аквамарины, не цвет Тиффани, не таинственная бирюза, это в аккурат цвет озера Валензе и точка. Подобно ее многогранному характеру, в нем также бурно отражается чистое небо, время от времени затягивающееся горными и густыми тучами.

Даром времени мы в доме не теряем, и опробуем в нем всевозможные поверхности, на которых отчаянно и дико трахаемся в разных позах. Я, конечно, стараюсь держать себя в руках, и учитывать ее особое положение. Нежности она получает с лихвой, но я прекрасно знаю, что довести ее до оргазма без помощи пальцев можно лишь интенсивными и глубокими толчками, которые заставляют ее кричать мое имя и сжимать влажные простыни. Так горячо, страстно, самозабвенно еще не было, хотя каждый раз, когда мы сливаемся воедино, я ловлю себя на мысли о том, что круче уже быть не может.

И каждый раз ошибаюсь. Может. Особенно, когда интуитивно чувствую, что ребенок под ее сердцем — мой, только мой.

Хотя, внутренний параноик все-таки отправил на генетический тест фрагменты ДНК брата, чтобы удостовериться в том, что все чисто.

Я должен быть на сто процентов уверен, что это мой ребенок. Пусть во мне кричит уязвленное ЭГО, или обезумевший собственник, мне плевать. Мне не нужен ребенок Леона, я не выдержу, если крошечная копия брата будет преследовать меня после его смерти.

Утром мы с Эльзой выезжаем в клинику, где на данный момент находится мой отец. Я не намерен отпускать ее от себя, поэтому буквально держу ее при себе каждую секунду. Даже в туалет, не отпускаю без своры охраны. Не знаю, как долго она выдержит такую жизнь, и даже, понимаю, почему когда-то я выбрал беспечную тихую гавань в лесном домике.

Сейчас, мне бы хотелось почти того же, только на парусной яхте, где-нибудь далеко-далеко, в районе Гаити.

Однако отпуск на Гаити откладывается, потому что клиника встречает меня не утешительной новостью. И это, если выражаться мягко.

— Господин Голденштерн, добрый день, мы вас ждали, — в коридоре частной и засекреченной клиники, где проходит содержание и лечение больных, подобно моему отцу, меня встречает доктор Миллер.

Он выглядит еще более изможденным, чем в последний раз, когда я его видел. Я моментально считываю его взгляд: брови слегка сдвинуты, уголки губ напряжены. Он нервничает, взгляд доктора бегло скользит то по мне, то по Эльзе. Внутри поднимается нехорошее предчувствие, а Эльза инстинктивно кладет свою нежную ладонь на мое плечо, ощутив намечающийся шторм в моей энергетике.

— Но, к сожалению, вынуждены сообщить вам плохую новость, — всем прекрасно известно, что означают эти слова в стенах больницы. Все понятно по ее лицу, она может даже не произносить. Земля уходит из-под моих ног, потому что я, блядь, не верю, в то, что мой отец мирно спал четыре года, и тут вдруг решил отправиться на свет иной.

Именно сегодня.

Именно сейчас.

— Что? Что вы хотите сказать? — немного севшим голосом уточняю я, еще сохраняя в груди надежду на то, что он просто в плохом состоянии, но жив.

— Вчерашний день был колоссальным испытанием для мистера Голденштерн. Все, как я вам и сообщил: он открыл глаза, начал самостоятельно дышать, и произносить обрывки фраз. Показатели были очень хорошими, обещающими. Но давление на центральную нервную систему оказалось слишком сильным…несколько часов назад он скончался от инсульта, я решила сообщить вам об этом лично. Мне очень жаль. Что мы так и не смогли его спасти, — Миллер скорбно опускает взгляд, хватка Эльзы на моем плече становится крепче, придавая мне сил.

Мир слегка вращается вокруг моего сознания, десятки огненных стрел вонзаются в сердце. Не скажу, что мне дико больно от потери. Скорее, я не ожидал того, что это случится так.

Я не был к этому готов, и сохранял отца в живых как можно дольше, поскольку знаю, что после его смерти, его место должен занять истинный наследник. И, несмотря на то, что сейчас это место занимает Леон, а от него я намерен избавиться, то прекрасно понимаю, что падает на мои плечи.

— Можно мне к нему? — короткий вопрос на выдохе.

— Да. Мы еще…он еще там. Вы уверены?

— Да, мне нужно попрощаться с ним. Не в морге.

— Я пойду с тобой, — Эльза твердо берет меня за руку. Бросаю на нее мимолетный взгляд, желая возразить, но она крепче сжимает мою ладонь.

Не хочу оставлять ее ни на минуту, после случившегося, несмотря на то, что вид умершего старика, не лучший пейзаж для беременной женщины.

Через пару минут мы оказываемся в палате, больше напоминающей апартаменты в пятизвездочном отеле. От эксклюзивного жилья комнату отличают лишь многочисленные медицинские аппараты, расставленные вокруг кровати отца.

Вот и ушла эпоха. Кровавая, но эпоха. Лишь я могу повлиять на установленный им мировой порядок.

К моему удивлению, Эльза подходит прямо к моему отцу. Без страха, а стремительно, я бы даже сказал — прямолинейно. Что-то в ее взгляде, обращенного на Валентина Голденштерн, бросает меня в дрожь. Она скрывает свои эмоции за маской сосредоточенности, но я почему-то считываю пугающее удовлетворение.

— Ты как? Тебе не обязательно здесь быть, — медленно подхожу к Эльзе и к отцу. Он умер совсем недавно, но от его тела уже исходит холод, лед, запах старости и смерти. Эта картина, изможденного до скелета старика, изображенного на портретах нашей семьи великим, тщеславным и властным, навсегда отпечатается в моей голове.

Этот кадр всегда будет напоминать мне о скоротечности жизни, и о том, что мы все равны перед лицом смерти. Ни один миллиард долларов не вернет здоровье, не вернет близких, а порой, с помощью денег и неограниченной власти, ты элементарно не можешь найти собственного сына, и неведение держит тебя в еще большем напряжении, чем голая, колкая, но такая необходимая правда.

Неизвестность гораздо хуже смерти.

Можно сказать, что мой