Школа Делавеля. Чужая судьба - Ольга Вадимовна Гусейнова

невероятный прилив тепла в груди. Задуматься о чем-то большем Стейнар не дал, сделав резкий толчок навстречу, и остановился, дав мне переждать боль. Затем новые ощущения и желание полностью захватили мое существо – незнакомое ранее чувство наполненности, растущее напряжение, стремление стать еще ближе к мужчине, прижаться теснее, крепче…

Наконец пришло долгожданное освобождение, потом – ощущение невесомости и неги. Постепенно я пришла в себя, невольно всхлипнула и почувствовала вкус слез на губах.

– Ну что же ты плачешь, цветочек? – прозвучал надо мной взволнованный голос мужчины, признавшегося мне в любви. – Так больно было?

– Нет, так хорошо! – просипела и даже улыбнулась я.

Немного пошевелилась, потому что Стейнар перенес вес своего тела на руки и ослабил хватку, и сразу же ощутила спиной все неровности, камешки и веточки. С реки тянуло ночной прохладой, остужая наши разгоряченные тела. Как же хорошо! Приподняла руки и неуверенно коснулась лица моего, наверное, мужа. Погладила, заново знакомясь, запоминая и почти умоляя шепнула:

– Поклянись, что не соврал!

Раздвинувшись в нежной улыбке под моими пальцами, сухие губы выдохнули:

– Клянусь, я люблю тебя! – Спустя мгновение сам неуверенно спросил: – А ты сможешь когда-нибудь сказать это мне?

Я чувствовала, что он не оставил мое тело и готов продолжить. В груди все сильнее что-то нагревалось от восторга, ведь услышать такое признание… Горло перехватило, и я смогла лишь кивнуть и тоже выдохнуть:

– Да!

Темные глаза вспыхнули красноватым торжествующим светом. Раньше испугалась бы до икоты, а сейчас крепче обняла его, чувствуя, как в груди разливается что-то непривычное, необычное, странное, обжигающее…

Стейнар вновь начал ритмично двигаться… тягуче медленно, сладко… лишая разума и даря невероятные ощущения. Давая почувствовать вкус неторопливого поцелуя и биения сердца… и горячую кожу, словно одну на двоих… Наконец, тело прошила восхитительная судорога, и вместе с наслаждением и криком из моей груди вырвался целый рой золотых искорок-звездочек. Которые взмыли в небо, а потом ринулись вниз, обтекая нас второй кожей, согревая, пропитывая теплом, посылая уверенность, что меня действительно любит этот жутковатый, самоуверенный мужик. А настоящая искренняя любовь – разве не чудо, ради которого я сменила судьбу и целый мир?!

– Интересно, ты каждый раз на пике подобные представления мне устраивать будешь? – насмешливо поинтересовался Стейнар.

Трепет перед случившимся и даже начавшие было проклевываться нежные чувства к нему увяли вместе с растаявшим блестящим потоком, сменившись желанием стукнуть его покрепче.

– Это благословение нашей любви вырвалось, неблагодарный! – заметив удивление, хитрое жадное драконье любопытство, быстро добавила: – Но ты не подумай чего лишнего – просто нечаянно получилось.

Усталость накатила, как никогда после марш-броска, я не смогла сдержаться – зевнула, а глаза закрывались сами собой. Стейнар, наконец, покинув мое лоно, перевернулся на спину, не выпуская меня из объятий. Я поерзала сверху, устраиваясь поудобнее, положив голову на широченную грудь. И уплывая в сон под мерный звук наших сердец, почувствовала, что мужчина, предоставивший мне себя для отдыха, заложив руки за голову, удовлетворенно и расслабленно распорядился:

– Отдохни! Я покараулю!

***

Солнечный лучик, сначала согрев кончик моего уха, медленно прошелся по виску, щеке и, наконец, коснулся правого глаза, настойчиво пытаясь проникнуть под ресницы. Я лениво приоткрыла левый, осмотрелась и обнаружила, что вполне вольготно улеглась и нежилась в драконьих объятиях, прижимаясь боком и щекой к теплому чешуйчатому телу. А сверху меня комфортно укутали черными крыльями, защищая от утренней речной свежести. Странное дело: даже осознав, на ком сладко почивала, я не захотела вылезать из уютного безопасного кокона, впервые за многие годы чувствуя полный покой, умиротворение…

Не спеша избавляться от сонного состояния, окутывавшего сознание приятным туманом, я приоткрыла второй глаз и, спрятавшись от солнца, немного передвинулась по мощной широкой груди дракона. Подняла руку и осторожно погладила кончиками пальцев блестящую черную чешую, под которой перекатывались стальные мускулы, одновременно любуясь рисунком. Затем, растопырив пальцы, исследовала свое необычное «спальное место» уже всей ладонью, с радостной непосредственностью сравнивая собственную золотистую от загара кожу с контрастной чернильно-черной чешуей.

Драконья грудь под моей ладонью завибрировала, следом раздался гул и глухой утробный угрожающий рык, от чего я вздрогнула и встрепенулась, но быстро сообразила, что причиной драконьего недовольства было что-то другое. Слегка извернувшись, посмотрела в сторону леса, туда, куда вытянулась черная морда: кто там самоубийцей решил стать, потревожив отдых Великого и Ужасного? Оказалось – обычная волчья стая. Наверняка непуганые, серые звери, оскалившись, медленно выступали из-за деревьев с явным намерением напасть.

Драконья хватка усилилась в чисто инстинктивном стремлении уберечь меня, отчего на душе стало тепло. Не двинувшись с места, видимо, чтобы меня не разбудить, Стейнар глухо рыкнул, потом, отметив, что хищники сомневаются, отступать или нет, плюнул огнем под ноги одному из них. Враз поумневшие волки, смекнув, что здесь вряд ли поживятся добычей, сбежали, поджав хвосты.

Вздохнув с облегчением – не надо никого убивать! – я отодвинула крылья-одеяло и сладко потянулась, ощущая некоторую скованность мышц. Жутковатая клыкастая морда тут же отреагировала на мои телодвижения. Длинный язык прошелся от моего пупка до шеи, обежал вершинки груди, вызвав уже до боли знакомое томление и тяжесть внизу живота. До меня, наконец, дошло, что потягиваюсь и расслабляюсь я тут абсолютно голая.

Смутившись, чувствуя, как от стыда загораются щеки, прикрыла руками стратегически важные места и решилась посмотреть на дракона. Невероятно: в его черных глазах горела дикая смесь чувств от вожделения, кажется, еще более сильного, чем раньше, до привычной насмешки и… обожания вкупе с нежностью – по-другому это вряд ли назовешь.

Не двигаясь, лишь крепче сжав лапы на моей обнаженной спине, он смотрел на меня, а я судорожно прикидывала, что можно сказать в данный, такой важный, момент: я стала, наконец, женщиной в полном смысле этого слова. Женой… физиологически. Благословила магией любви сама себя.

Неожиданно вспомнив, как мама папу за ночь любви благодарила – тому вроде очень нравилось! – подняла ладонь и, мягко похлопав по чешуйчатой морде, похвалила:

– Молодца! Ты был очень хорош! Прямо зверь…

Кажется, я оплошала! Хотела комплимент сделать, а получилось – как-то снисходительно выразилась. В надежде, что он не заметил, неуверенно улыбнулась и сквозь ресницы проверила.

Он смотрел на меня хмуро и задумчиво, от былой нежности не осталось и следа.

– Откуда ты такую пошлость откопала? – протянул он слишком ровным голосом.

Нервно сглотнула, уже зная, что, когда капран Стейнар так говорит, кому-то несдобровать. И этот кто-то – я, за неимением посторонних лиц. Поэтому честно призналась:

– Мама так папу хвалила. Я тоже хотела… приятное тебе сказать.

Мрачный драконий взгляд сменился насмешливым:

– Мне так больше не говори. У нас нормальные мужики бабам подобное говорят, а не наоборот.

– Ладно, больше вообще хвалить не буду! – буркнула я.

– Ну почему же, – черная морда скользнула носом от моего виска к шее.