Если полюбишь графа - Элизабет Торнтон

– Черта с два! Будет гораздо больше! Одним она не отделается! – взревел Рэтборн.

Худощавое лицо Лэндрона осветила улыбка.

– Вот теперь ты говоришь дело.

Граф долго и задумчиво созерцал улыбающуюся физиономию друга, потом молча покачал головой, сделал несколько нетвердых шагов к двери, остановился, вернулся и посмотрел Лэндрону прямо в глаза.

– Я все могу ей простить, – проговорил он печально, – кроме случая с пистолетом. И не говори мне, что она не нажала бы на курок. Мы никогда не узнаем этого наверное. Так ведь? Этого я никогда ей не прощу! Никогда!

Шатаясь, Рэтборн добрел до двери и вцепился в притолоку, чтобы удержаться на ногах.

– Если только она не станет меня упрашивать, – добавил он, комично вздернув подбородок, затем, посмотрев на окна, проворчал что-то по поводу Бичема и незадернутых штор.

– Джеремая, Обадая и Бартоломью, будь они неладны! – завершил он свою тираду и плотно сжал губы.

Яркий солнечный свет во дворе замка ослепил Рэтборна. Он крепко зажмурился и подумал о том, что прояснить его затуманенные мозги может только быстрая скачка верхом. Рядом не было Дейрдре, которая могла бы составить ему компанию, но Рэтборн убедил себя, что будет счастлив совершить эту поездку в обществе О'Тула. Настроение у него немного улучшилось. На своего грума он всегда мог положиться.

Шагая к воротам, Рэтборн невольно посмотрел на северную башню и крепостную стену, где он чуть не лишился своей Дейрдре. Он остановился. При воспоминании о той ночи сердце забилось так сильно, что ему показалось, будто оно ударяется о ребра.

Та ночь и следующий день были для него хуже, чем пять лет солдатского житья. Одно дело рисковать собственной жизнью и совсем другое – поставить под угрозу жизнь любимой женщины. С последним он никак не мог примириться. Он бы сначала задушил ее, прежде чем снова подвергнуть ее жизнь подобному испытанию!

Ему удалось утаить от следствия, что она и Арман находились поблизости от места, где произошел «несчастный случай», и вдвоем с Гаем Лэндроном они спровадили следователей и не дали им взглянуть на крепостную стену. Выстрел, сделанный из пистолета О'Тула, тоже удалось объяснить. Рэтборн сообщил коронеру, что это был знак поисковой партии, которую он направил по следам своего юного шурина, когда оказалось, что тот пребывает в целости и невредимости и всего лишь напился до бесчувствия и уснул в главной башне замка. Молодые бычки, доверительным тоном сказал Рэтборн следователю, не всегда ведут себя разумно и не всегда сообщают старшим о своем местонахождении, а леди постоянно впадают в панику, узнав, что их птенчики вылетели из гнезда. Свою же пустяковую рану он вообще не принимал в расчет. В конце концов он свел разговор к шутке, сказав, что произошедшее всего-навсего досадная неприятность и не более того.

Коронер вынес вердикт о смерти в результате несчастного случая, что было вполне объяснимо в свете того, что Тони Кавано любил насладиться спокойными минутами курения на крепостной стене каждый раз, когда гостил в замке Белмонт. Было высказано предположение, что Тони попытался прикурить сигару от фонаря, но тот разбился и обрызгал его маслом, которое и загорелось. Итак, доброе имя Тони и всех Кавано было спасено.

После дознания Дейрдре уложила свои вещи и вместе с Арманом отбыла в Марклифф. Рэтборн был вынужден признаться, что ожидал со стороны жены некоторых объяснений, но никаких объяснений не последовало.

Рэтборн уже вознамерился двинуться дальше, как вдруг заметил солнечный блик, играющий на каком-то предмете на краю башни.

Это оказался пистолет Дейрдре. Никто о нем не вспоминал с той самой ночи. Рэтборн поднял его и тут же вспомнил, как хладнокровно Дейрдре целилась ему в сердце. О Господи! Это воспоминание будет мучить его до конца дней. Он стиснул зубы.

Нажала бы Дейрдре на курок или нет, если бы, он тронул ее братца?

Этот вопрос мучил Рэтборна. Он не давал ему спать по ночам. Единственным утешением для него было бренди.

Рэтборн вытянул руку и направил дуло на ветку платана, что рос в двадцати шагах от него. Выстрелила бы или нет? Рэтборн прицелился. Выстрелила бы? Или?.. Рэтборн спустил курок.

– Дейрдре! Ты читала сегодняшнюю утреннюю газету?

Дейрдре повернула голову от окна гостиной на втором этаже, откуда открывался живописный вид на аллею, обрамленную прекрасными вязами, обозначавшими въезд в Марклифф, и с отсутствующим видом посмотрела на брата.

– Какую газету?

– «Таймс», конечно, – ответил Арман с некоторой резкостью. Заметив печальные глаза и бледность сестры, он смягчился: – Думаю, ты сочтешь это интересным. Послушай:

«Седьмого сентября в Сент-Джеймсском дворце должна состояться приватная церемония, во время которой достопочтенный майор граф Рэтборн будет удостоен награды – памятного меча – за выдающиеся заслуги на службе его королевского величества.

На Рэтборна, служившего последние пять лет в Европе в Седьмом гусарском полку и облеченного особыми полномочиями во время войны против Наполеона, была возложена миссия создать сеть контрразведки, которая бы эффективно действовала против французского разведывательного корпуса, особенно в месяцы, предшествовавшие битве при Ватерлоо.

Миссис Мария Дьюинтерс, известная лондонская актриса, тесно связанная работой с графом в Испании и позже в Бельгии, заслужила особую благодарность принца-регента за услуги, оказанные его величеству.

Граф Рэтборн, как, возможно, помнят читатели, сочетался браком шестнадцатого июня, за два дня до славной битвы при Ватерлоо, с девицей мисс Дейрдре Фентон.

Миссис Дьюинтерс собирается вступить в брак в Париже в конце этого месяца с капитаном Родериком Огилви из конногвардейского полка. Сообщение о помолвке можно найти на одной из страниц этого номера.

Издатели «Таймс» спешат первыми поздравить...»

– Дай-ка мне посмотреть! – воскликнула Дейрдре и вырвала газету из рук брата.

Она прочла заметку от начала до конца дважды, затем торопливо начала листать газету, пока не нашла страницу с сообщением о предстоящем бракосочетании.

– Господи, я чувствую себя ужасно, – проговорил Арман, встретившись глазами с Дейрдре. – Как подумаю, в чем обвинял его и Марию Дьюинтерс, и все только из-за того, что они в одно время оказались в Париже! – Он болезненно застонал. – Тони Кавано! Как я мог допустить, чтобы он так долго дурачил меня! И с самого начала!.. О, я надеюсь, что Господь отправил его поджариваться в ад!

– Но Гарет должен был что-нибудь сказать! Откуда мы могли знать?

– Он не мог этого сделать. Такой человек, как Рэтборн, не стал бы унижаться до того, чтобы защищать себя от мелочных нападок. Мне следовало лучше разобраться в нем! Как я мог быть таким тупым? Даже в Брюсселе я мог заметить, сколь высокого мнения о нем офицеры и солдаты Седьмого гусарского полка!