Империя сердца - Джэсмин Крейг

— Хорошо, господин, — терпеливо вздохнула Хомайра. — Я принесу горячей воды.

— Пусть это будет кипяток, — сказал Рашид, не поднимая головы. — И еще принеси свадебную простыню, да такую, какой никогда не пользовались.

Хомайра всегда считала, что купец Рашид — человек благоразумный, однако на сей раз он явно зашел слишком далеко.

— Свадебную простыню? Но зачем она тебе понадобилась, господин?

Рашид ничего объяснять не стал, нагнулся над женой и стал снимать с нее пропитанную кровью одежду. Какой опрометчивый поступок — ведь теперь ничто не помешает джиннам наброситься на беззащитное тело.

— Хомайра, быстрее. Воду и чистую простыню.

У Хомайры не было сил смотреть, как безумец отдает собственную жену на расправу джиннам. Кроме того, вполне могло получиться, что один из особенно яростных джиннов набросится на кого-то из присутствующих. Пожилая женщина попятилась к двери.

— Я принесу и воду, и простыню, господин.

Но сначала она побежала пить кислое молоко с чесноком — еще одно верное средство от джиннов. То-то они радуются, глядя, как Рашид готовит им угощение.

— Люси, моя любимая, моя дорогая, не умирай. Без тебя я не смогу жить, я не представляю существования без твоей улыбки. Ты самая красивая из женщин, самая сильная, найди же в себе силы, чтобы выжить.

Хомайра вернулась в комнату и услышала, что Рашид бормочет какие-то непонятные заклинания. Уже лучше, подумала хозяйка. Заклинания — это вернее, чем горячая вода и свежий воздух. Рашид бормотал заклятья на каком-то чужестранном наречии. И это тоже было правильно — всякому известно, что джинны не понимают простой человеческой речи, поэтому бормотание Рашида будет им куда милее.

— Вот горячая вода, господин, а вот простыня, — с уважением в голосе сказала Хомайра.

— Спасибо. Неси сюда. Я хочу, чтобы мы приподняли ей бедра — это приостановит кровотечение.

Его слова Хомайре не понравились, а приблизившись к кровати, она увидела, что Рашид совсем сошел с ума: во-первых, он раздел свою жену догола и всю ее вымыл, тем самым сняв целебную корку засохшей крови, а во-вторых, накрыл жену какой-то дырявой шалью, сквозь которую без труда могла проникнуть хоть сотня джиннов. И это еще не все! Рашид окунул ткань в кипяток, помахал ею в воздухе, чтобы немного остудить, а затем принялся осторожно смывать кровь, запекшуюся между ляжками его жены!

Хомайра была потрясена таким бесстыдством, да и вообще, разве можно так издеваться над беззащитной женщиной? Предположим, она все равно умирает, но есть же правила!

— Господин, всякий человек знает, что горячая вода опасна для женщины, а поскольку ваша жена только что потеряла ребенка, для нее это еще опаснее.

Рашид мельком оглянулся на Хомайру, рассеянно моргнул и пробормотал:

— Не беспокойся. Я пользуюсь очень сильными заклинаниями. Но для того, чтобы они подействовали, нужна кипящая вода.

— Что-то я не слышала о таких заклинаниях, господин.

— Этим заклинаниям меня научил могущественный ходжа, живущий за морем. Его дом стоит… на острове, со всех сторон окруженном водой, вот почему для заклинаний так нужна вода. Ходжа такой мудрый, что его приглашали принимать роды у самой королевы-императрицы Виктории.

Эти сведения произвели на Хомайру определенное впечатление, и она согласилась помочь Рашиду. Вместе они приподняли умирающую, накрыли ее большой белой простыней. К немалому облегчению Хомайры, Рашид тщательно обернул тело тканью со всех сторон, оставив открытыми только лицо и шею. С головой, слава Аллаху, все было в порядке — ее охранял надежный талисман. Может быть, заморский ходжа и мудр, но талисман — дело проверенное. Он не раз помогал Хомайре. Иначе разве смогла бы она благополучно произвести на свет десять детей, из которых умерли только трое, да и те все девочки?

— Я принесу тебе чаю, господин, — благодушно сказала добрая женщина. Ей было ясно, что Рашид просидит у ложа умирающей, пока не отлетит ее душа. Нужно как-то облегчить страдания безутешного мужа.

— Спасибо, Хомайра. Ты мне очень помогла.

— Я ничего такого не сделала, — пожала плечами хозяйка.

Ей очень не хотелось бы, чтобы по деревне пополз слух, что она, такая опытная знахарка, принимала хоть какое-то участие в этой сомнительной операции.

— Ты делал все сам, господин, — строго сказала она. — Тебе и отвечать.

На миг Рашид улыбнулся.

— Не беспокойся. Я никому не скажу, что ты мне помогала. А моя жена поправится, вот увидишь.

Хомайра жалостливо сказала:

— Конечно, господин. Обязательно поправится. Так я пойду принесу чаю.

21

К удивлению всей деревни, на утро следующего дня младшая наложница Якуба, заглянув в комнату больной, сообщила, что жена купца Рашида все еще жива.

Хомайра сразу же заявила, что чудо свершилось благодаря ее чудесному талисману. Он оказался настолько могуществен, что даже кипяток и чистые тряпки не смогли ему помешать. Рашид благоразумно отмалчивался, мысленно благословляя стерильную ткань и чистую воду. Без них Люси была бы обречена. Не так-то легко было ее спасти от инфекции на кровати, кишащей блохами, да еще с этой жуткой жабьей кожей на шее.

Эдуард с тревогой ждал момента, когда Люси очнется. К сожалению, ночью его так и не оставили с ней наедине. Будь проклят афганский обычай не покидать гостя и все время находиться рядом! Якуб, жены Якуба, его сыновья и дочери считали, что их долг побыть рядом с Рашидом, горюющим над умирающей женой. Когда же выяснилось, что Люси умирать не собирается, в деревне началось всеобщее ликование. Собралось все многочисленное семейство, желая собственными глазами посмотреть на ту, которая спаслась от смерти.

Наконец Люси зашевелилась, заметалась на подушке, и глаза ее открылись. У Эдуарда сразу пересохло в горле. Какими огромными казались эти глаза на бледном, измученном личике. Эдуард хотел обнять жену, покрыть ее лицо поцелуями, загладить свою вину. Но вместо этого пришлось ограничиться улыбкой:

— Добро пожаловать обратно в мир живущих, сердце мое, — сказал он на пушту.

Даже в своем нынешнем состоянии Люси поняла, что по-английски говорить нельзя.

— Рашид? — прошептала она, видя, сколько людей столпилось вокруг кровати. — Все в порядке?

— Да. Главное, что тебе лучше.

Он взял ее за руку, лихорадочно думая, как бы дать ей понять, что он любит ее больше всего на свете и мучается сознанием своей вины. Эдуард увидел ее потрескавшиеся, кровоточащие губы и сказал первое, что ему пришло в голову:

— Хочешь чаю? Хомайра заварила его специально для тебя.

Просто великолепно, мысленно чертыхнулся он. Какие прочувствованные слова, особенно если учесть, что она чуть не погибла, пытаясь его спасти.