Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе - Саймон Мюррей

Перед нами разворачивалась драма столкновения не только двух военнослужащих разного положения, но и двух людей с характером. Мы с интересом наблюдали за этим спектаклем и чуть ли не кожей ощущали напряжение между двумя силами, не желавшими уступать друг другу. Наверное, Дельгадо и сам был не рад, что дело зашло так далеко, потому что, я думаю, он, подобно всем нам, уважает Гарбу как сильную личность, но у него не было выхода. А Гарбу глядел на нас с гордостью и, зная, что все поддерживают его, не хотел сдаваться.

Это была настоящая трагедия, разыгравшаяся на пустом месте из-за этого ничтожного подонка Винтера. Мне хотелось выйти вперед и сказать: «Послушайте, эту проблему можно разрешить по-другому», но я и сам понимал, что по-другому ничего сделать нельзя. Гарбу повторно не подчинился приказу и в результате был изгнан не только из пелотона, но и из легиона и переведен в пехоту регулярных войск.

Весь пелотон притих. Все мы пережили потрясение, и, я думаю, что-то в нас умерло. Нет, мы не сломлены, у большинства из нас достаточно внутренних сил, чтобы выдержать подобное обращение. Но мы не можем смириться с тем, что произошло сегодня. Этот случай не испугал нас, но ранил нашу психику, и шрам остался. Мы больше не видим смысла в том, что мы делаем. А бессмысленный труд не вызывает побуждения заниматься им и не дает никаких результатов. У нас нет ни желания, ни сил продолжать работу. Все погрузились в угрюмые размышления, и я думаю, потенциально мы представляем большую опасность. Наши мысли текут по одному и тому же руслу, нами владеют одни и те же чувства. Нас легко было бы спровоцировать на демонстративное неповиновение, но никто нас не провоцирует, так что все хмуро замкнулись в своем озлоблении. Бунтарский дух бурлит у самой поверхности, грозя вырваться на свободу, но к утру он испарится.

Пожалуй, Лоридон мне нравится. В нем меньше настырности, чем в Маскаро. Когда он собирает нас для того, чтобы поговорить с нами, то позволяет нам курить, а Маскаро такое и в голову не пришло бы. Говорит Лоридон так тихо, что иногда его плохо слышно даже на расстоянии одного-двух футов. Но под внешним спокойствием кроется что-то очень жесткое. Не вредное или подлое, а скорее беспощадное; чувствуется, что он способен почти на все. По крайней мере, я не удивился бы никаким чудачествам с его стороны. Он совершенно не похож ни на кого из известных мне людей.

Сегодня нас выбросили на парашютах в лесу около Мсилы. Удивительное ощущение, когда опускаешься прямо на деревья. Сначала лес выглядит сверху как толстый мягкий ковер, но, приблизившись к нему, понимаешь, что это кошмар. Управлять спуском, чтобы не впилиться в дерево, ты практически не в состоянии, потому что тебя все время раскачивает взад и вперед, как маятник, да еще сносит ветром в сторону. Единственное, что ты можешь, — защитить рукой свои гениталии и положиться на милость Господа.

Все прошло благополучно. Асебаль, правда, угодил-таки прямо на дерево и беспомощно повис на ветвях, как ощипанный гусь. После прыжка Лоридон разделил нас на группы и пообещал той, которая первой доберется в полном составе до лагеря, дать пасс де нюи в бордель.

Никогда еще мы не проходили десять миль с такой скоростью. Наша группа (Манбар, Вилле и я) опередила других всего на несколько минут. Правда, самым первым был Штробендер, но его товарищи отстали. Итак, на следующей неделе идем в город. Авторитет Лоридона сразу возрос, но я уверен, что он устроил гонку не ради этого.

Мой волдырь опять оживился и разросся до размеров мячика для гольфа. Мы рыли траншеи в горах, и в какой-то момент боль стала настолько нестерпимой, что я попросил находящегося рядом Ноэля вскрыть волдырь охотничьим ножом. Тут разыгралась забавная сцена: в тот самый момент, когда Ноэль стоял у меня за спиной с ножом наготове, неожиданно появился Лоридон. Он, очевидно, решил, что Ноэль собирается меня заколоть, и завопил: «Arretez-ca! Arretez-ca!»[92]

Я объяснил Лоридону, в чем дело, и, увидев волдырь, он тут же посадил меня в джип и отвез в лагерь. Там повторилась старая история: я жевал берет, пока мне выдавливали гной. Когда операция закончилась, я был с головы до ног в поту, но чувствовал, будто у меня со спины сняли целую тонну груза. В образовавшийся на спине кратер влили пинту пенициллина и запихнули туда пучок корпии, пропитанный йодом; я воскрес и был готов снова приступить к работе.

Ничто так не сближает людей, как перенесенные вместе испытания. Так постепенно и практически неизбежно произошло за последние недели у нас с Виньягой и Сото. Мы подружились, и, я думаю, надолго. Разговаривая с ними во время наших длительных переходов, я убедился, что мы на многое смотрим одинаково и ценим в жизни и в людях примерно одно и то же. Думаю, это началось, когда нас сбросили на парашютах в лесу за Мсилой и мы должны были вернуться в Лендлесс к семи утра.

Мы пробирались в лагерь сквозь ночной лес поодиночке, а между нами и конечной целью находились пять рот с заданием перехватить нас. У них были джипы, грузовики и вертолеты. Лоридон предупредил нас, что, если кто-либо из нас окажется таким остолопом, что его поймают, он автоматически выбывает из пелотона. На рассвете я был в двух милях от лагеря, и мне оставалось пересечь всего одну дорогу, но на ней растянулась цепь перехватчиков численностью не меньше половины полка. На то, чтобы обойти их с фланга, ушло бы по крайней мере три часа, а я и так всю ночь топал вверх и вниз по холмам, переходя вброд ручьи, продираясь сквозь кусты и спотыкаясь о пни. Я был вконец измотан, и ничто не могло меня заставить делать большой крюк.

И тут в кустах рядом со мной раздался шорох и шепот. Оказалось, что там в небольшом углублении прячутся Виньяга и Сото. Они угостили меня кофе, за что я был очень им благодарен. Лица у обоих осунулись до невозможности; оба они были похожи на ходячие скелеты. Наверное, и у меня вид был не лучше. Мы просидели в этих кустах два часа, пока не появилась возможность прорваться, и за эти два часа мы переговорили обо всем на свете. Помню, когда взошло солнце, мы заметили в кустах паутину, сверкавшую на солнце, как жемчужное ожерелье. А в углу паутины сидел черный монстр с желтыми полосками вокруг брюшка и такими волосатыми лапами, что им позавидовала бы и горилла. Какая-то оса села на паутину, и паук тут же стрелой кинулся к ней и в считаные секунды так плотно обмотал ее своей нитью, что она даже глазом моргнуть была не в состоянии. Мы завороженно наблюдали за этим. Что касается меня, то я никогда раньше не видел паука на охоте. И почему-то именно эта сцена побудила нас заговорить о таких вещах, которых в легионе мы никогда не касались.