Один день - Дэвид Николс

— Смутно припоминаю. Довольно привлекательная, кстати.

— Наверное. — Декстер пожал плечами. — Мы вроде как поссорились, долго не общались. Я тебе рассказывал. Помнишь?

— У меня все твои подружки в голове смешались. — Она отвернулась к окну. — Так у тебя с ней что-нибудь было?

— Да не было у нас ничего!

— А с невестой?

— Тилли? А что с ней?

— С ней у тебя был секс?

Декстер вспоминает декабрь 1992-го и ту ужасную квартиру в Клэптоне, где вечно пахло жареным луком. Все началось с массажа стоп и как-то само собой безумно закрутилось. А Эмма тем временем покупала лампочки в универмаге.

— Нет, конечно. Да за кого ты меня принимаешь?

— Мы каждую неделю ходим на свадьбы, где целая куча девиц, с которыми ты спал.

— Ничего подобного.

— Целый шатер таких девиц. Это как конференция…

— Неправда, неправда…

— Правда.

— Теперь ты для меня единственная. — Держа одну руку на руле, он потянулся и положил руку Сильви на живот, по-прежнему плоский под коротким персиковым атласным платьем, затем на ее обнаженное бедро.

— Не бросай меня с незнакомыми людьми, ладно? — сказала она и увеличила громкость музыки.

Лишь после трех Эмма, опоздавшая и измученная, подъехала к бронированным воротам величественного особняка, гадая, пустят ли ее вообще. Прозорливые инвесторы превратили Мортон Мэнор Парк, обширное поместье в Сомерсете, в своего рода свадебную недвижимость в стиле «все включено»: здесь была часовня, а также были банкетный зал, и тисовый лабиринт, а еще спа и гостевые спальни с душевыми комнатами. Всё это было окружено высоким забором с идущей по его верху колючей проволокой: свадебный концлагерь, не иначе. Мортон Мэнор Парк, с его пряничными домиками и гротами, низкими заборчиками и беседками, замком и надувным замком для детей, был чем-то вроде дорогого Диснейленда для новобрачных, который снимали на весь уик-энд по заоблачной цене. Для бывшего члена социалистической партии выбор места был более чем странным. Эмма ехала по длинной гравиевой дорожке, озадаченная и встревоженная увиденным.

У часовни на дорогу выпрыгнул мужчина в напудренном парике и ливрее слуги; размахивая кружевными манжетами, он заглянул в окно ее машины.

— Какие-то проблемы? — спросила Эмма. Ей почему-то хотелось добавить «офицер».

— Мне нужны ваши ключи, мэм.

— Ключи?

— Припарковать машину.

— О, а это обязательно? — пробормотала она. Ей было стыдно окон своей машины, поросших плесенью, растрепанных дорожных карт, превратившихся в мульчу, и пустых пластиковых бутылок, которыми был усыпан пол. — Ну ладно, только тут двери не захлопываются, их надо закрыть с помощью вот этой отвертки, и ручного тормоза тоже нет, поэтому паркуйтесь на ровной поверхности или с упором в дерево и оставьте выключенной передачу, ладно?

Парковщик взял у нее ключи, зажав их между большим и указательным пальцами, точно то была мертвая мышь.

Эмма ехала босиком, и теперь вспомнила, что надо еще втиснуть отекшие ноги в туфли, как некрасивая сводная сестрица из сказки о Золушке. Церемония уже началась. Из часовни доносились звуки «Пришествия царицы Савской» в исполнении квартета, а возможно, квинтета музыкантов в белых перчатках. Она заковыляла по гравию по направлению к часовне, подняв руки, чтобы хоть немного подсушить подмышки — как ребенок, изображающий самолет. Одернув платье напоследок, она незаметно проскользнула внутрь — массивные дубовые двери были отворены — и встала позади толпы собравшихся гостей. Следующую песню — «Меня ждет что-то хорошее» — исполняла группа без музыкального сопровождения, маниакально щелкая пальцами; счастливые жених и невеста при этом улыбались друг другу во весь рот и даже пустили слезу. Жениха Эмма видела впервые; он был похож на игрока в регби и довольно хорош собой в бледно-сером смокинге. Он склонил к Тилли свое большое, раскрасневшееся свежевыбритое лицо, попеременно придавая ему разнообразные выражения, означающие «это самый счастливый момент в моей жизни». Невеста, надо сказать, выбрала довольно необычный наряд в стиле Марии Антуанетты: розовый шелк и кружево, юбка с кринолином, высокая прическа, даже мушка. Видимо, диплом по французскому языку и истории давно пылился на полке. Но она выглядела очень счастливой, жених тоже светился от счастья, да и все присутствующие, казалось, были очень, очень счастливы.

За песней последовал скетч, затем еще одна песня, и вскоре свадьба стала напоминать варьете. Декстер почувствовал, что его клонит в сон. Краснощекая племянница Тилли зачитывала сонет — что-то о соединении двух сердец и о том, может ли измена положить любви конец,[44] что бы это ни значило. Декстер тщетно пытался сосредоточиться на смысле строк и соотнести романтическое содержание с собственными чувствами к Сильви, но потом решил переключиться на публику и посчитать, со сколькими гостьями он спал. Не для того, чтобы потешить самолюбие, нет, скорее ностальгии ради. «Пускай идут недели и часы, любовь та неизменна», — читала племянница невесты, а Декстер к тому времени насчитал уже пятерых. Пять его бывших любовниц на всю маленькую часовню. Кажется, он побил собственный рекорд. А за невесту полагаются дополнительные баллы? Правда, Эмма Морли пока не приехала. С Эммой Морли будет пять с половиной.

С задних рядов Эмма наблюдала, как Декстер загибает пальцы. Интересно, что это он делает? На нем был черный костюм и узкий черный галстук; как и все ее знакомые парни, он пытался походить на гангстера. Если смотреть в профиль, линия его подбородка немного потеряла четкость, но в целом он был по-прежнему красив. Красив на зависть, и куда менее опухший и бледный, чем до знакомства с Сильви. С тех пор как Эмма с ним поссорилась, она видела его трижды, и все три раза на свадьбах. Каждый раз он обнимал ее и целовал, будто ничего не случилось, и говорил: «Нам надо встретиться, обязательно надо встретиться», — но этого так и не произошло. Рядом с ним всегда была Сильви, и эта парочка вечно была озабочена тем, чтобы выглядеть красиво. Сильви и сейчас сидела рядом с Декстером, вытянув шею, чтобы ничего не пропустить, что делало ее голову похожей на бутон цветка на длинном стебле.

Настало время читать свадебные обеты. Эмма посмотрела на Декстера и увидела, что Сильви протянула руку и сжала все его пять пальцев в знак солидарности со счастливой парой. Она прошептала что-то ему на ухо, и Декстер посмотрел на нее и улыбнулся широко и немного глупо, как показалось Эмме. Он прошептал что-то в ответ; хотя Эмма не слишком хорошо читала по губам, все указывало на то, что он сказал: «И я тебя тоже люблю». Декстер смущенно огляделся и поймал ее взгляд, улыбнувшись, точно его застали за тем, чего делать не следовало.