Вентус - Карл Шрёдер

Моим соседом был старик, такой же эксцентричный, как я сама. Все на острове устали от него и заточили в темницу. Его первые слова, обращенные ко мне (я никогда их не забуду) были:

- Какие вилки вам больше нравятся: с длинными зубцами или короткими?

Я тщательно обдумала ответ, поскольку от него зависело, сложатся у нас дружеские отношения или нет. Наконец я сказала:

- Предпочитаю вилки с длинными зубцами, поскольку они гораздо изящнее.

Старик пришел в восторг. Он потряс мою руку, представился, а затем выдал мне монолог на целый день, описывая себя самого, свое положение и этот остров. Мне не было нужды его перебивать, поскольку старик предупреждал все мои вопросы и говорил с такой энциклопедической дотошностью, что я просто сидела и слушала.

Остров действительно населяли бывшие пираты. Они не умели строить корабли - в сущности, они не умели ничего, разве что мародерствовать. У них было несколько женщин, и, прожив здесь почти тридцать лет, они образовали своего рода сообщество.

Удивительно, но на острове и впрямь был опреснь. Позже я узнала, что опресни были и на дне океана, и на вечных льдах Северного и Южного полюсов. Их поведение всегда являлось загадкой. Здешний опреснь занимался тем, что убивал людей - а когда не убивал, то стерилизовал мужчин и женщин.

После прибытия новой случайной партии отбросов общества опреснь слегка изменил свое поведение. Он перестал убивать, однако не допускал к себе женщин, кроме одной - той, которую выбирал сам. Это сочли религиозным знамением. С тех пор прибытие новых людей считалось благословением и их принимали с распростертыми объятиями. На острове установился новый порядок, а посредницей опресня была избрана одна из женщин. Никто не мог приблизиться к Ветру без ее позволения.

Мне стало интересно, каким же образом опреснь убивал людей, но старик тут же, не дожидаясь расспросов, удовлетворил мое любопытство и рассказал о ядовитых облаках и странных болезнях, распространявшихся от обиталища Ветра. Как ты, возможно, знаешь, опресни не передвигаются сами, хотя у некоторых есть агенты, Выполняющие их волю. У местного опресня таких агентов не было, он полагался на обычный ветер и прочие воздушные течения. Он убивал на расстоянии.

Люди научились общаться с опреснем через посредницу. Его главным образом интересовали их семейные дела, браки и наследники. Мне это показалось чрезвычайно странным; я решила, что на самом деле опреснь молчал, а жрецы делали собственные выводы, позволявшие им управлять местной жизнью.

Опресни, как и все Ветры, не немые; иногда они даже говорят, хотя, как правило, речь их невнятна и никак не соотносится с действиями людей. Я подумала, что Эти люди жили, руководствуясь скорее собственными суевериями, нежели реальными действиями Ветра.

На следующий день меня выпустили из темницы и сказали, что я - собственность человека, который первым ко мне подошел. Мне надлежало помогать ему с земледелием - вернее, с огородом, поскольку он только и умел, что выращивать корнеплоды да сажать ягодные кусты. Я подчинилась.

Конечно, вечно так продолжаться не могло. Я не собиралась оставаться рабыней. Если мне не суждено будет сбежать, я решила стать здешней правительницей и более или менее приучить островитян к цивилизации. Я могла дать им много полезного. Начала я со своего фермера, продемонстрировав преимущества одновременного посева двух видов зерновых, с тем чтобы они укрепляли друг дружку, боролись с болезнями и взаимно обогащали корневую систему. Занимаясь сельским хозяйством, я ни на минуту не переставала думать, как мне захватить над сообществом власть.

Меня все еще принимали за юношу. Я говорила немного и старалась малость запачкаться - что не так-то трудно, работая в огороде, - чтобы скрыть нежность моей кожи. Поскольку мой маскарад имел успех, я начала замечать, что молодые женщины острова начали бросать в мою сторону любопытные взгляды. Это натолкнуло меня на мысль.

Я вспомнила, как на меня глядела их жрица, и наконец поняла, что означал этот взгляд. Хотя я редко ее видела, я старалась, как могла, попадаться ей на глаза. Кроме того, я знала, что приближается день, когда опреснь взорвет ядерный заряд, заложенный глубоко под землей. Хотелось рассчитывать, что действие взрыва почувствуется и здесь.

Мне удалось понять, что эта женщина крайне суеверна и свято верит в свою роль посредницы между людьми и Ветром. Когда она бросала на меня взгляд, я отвечала ей тем же. Нас разлучало то, что ей все время полагалось находиться в доме жрецов или же ходить к опресню, хотя последнее было преимуществом для меня.

Став немного свободнее, поскольку- мой хозяин понял, что ему выгодно быть со мной в хороших отношениях, я несколько дней слонялась по оврагу за домом жрецов, так чтобы у жрицы, сидевшей у окна, не осталось никаких сомнений насчет моих намерений. Когда настало утро взрыва, я встала спозаранку, прокралась к дому и постучала в ставень. Жрица открыла, и я представилась ей. Она сразу пригласила меня в дом, но я замялась, прошептав о стариках, которые держали ее здесь. А что, если нас застукают?

Она разочарованно кивнула. Строгость, в которой здесь жила жрица, была всего лишь средством, с помощью которого старики придерживали ее для себя. Она никогда не знала внимания молодых мужчин и жаждала его. Жрица сразу же согласилась, когда я предложила ей сходить сегодня вечером посовещаться с опреснем и встретиться со мной в лесу.

Я понятия не имела, чего мне ожидать. По традиции считалось, что Ветер убивает всех женщин, которые приближаются к его границам, за исключением той, которую он выбирал себе в посредницы. Мне казалось, что это суеверие и оно мне только на руку. Я усердно работала в тот день, чтобы хозяин не мог ко мне придраться, а когда он меня отпустил, я, прихватив нож и спички, устремилась к лесу.

В сумерках в лесу появилась жрица, нерешительно ступая по тропинке и благоухая своими лучшими духами. Я пришла раньше и поклонилась ей; когда же она бросилась ко мне, я отступила назад, говоря, что мы слишком близко к деревне.

Она согласилась со мной, но куда мы могли пойти? Есть лишь одно место, сказала я, куда никто не сунется. Это опреснь.

Жрица замялась. Мысль об интимной близости в святилище напугала ее. Однако я не сдавалась и ласками и нежными словами заставила ее отвести меня в глубь леса, к опресню. Там я снова стала просить ее провести меня внутрь, и она была уже не в силах сопротивляться.

Мы подошли к опресню в тот момент, когда садилось солнце. Он выглядел в точности, как все опресни: Широкая площадка из белого, похожего на камень материала, поднимающегося кверху на многие метры и кончающегося шпилем, который возвышался метров на пятьдесят над окружающим лесом. Вокруг площадки, словно часовые, торчали шпили пониже. Лес доходил до самой площадки, но не дальше. За часовыми шпилями камень был чистым, без растений и даже без гальки. Как правило, большинство опресней выглядели именно так, находились ли они на дне, или на вершине горы, или же (как, например, в Рине) в центре города.