Святой и грешница - Ульрике Швайкерт

Элизабет села и закрыла глаза. Она попыталась глубоко вдохнуть и выдохнуть, избавившись от спазмов в желудке. Она почувствовала запахи… удивительно чужие и в то же время знакомые запахи, вызвавшие поток бессвязных картинок. У Элизабет закружилась голова. В поисках помощи она схватила медальон на своей шее. Он был ее утешением и успокаивал ее расшатанные нервы. Ощупывая пальцем жемчужинки, она попала ногтем в углубление.

В коридоре послышались шаги. Элизабет вскочила. Она совсем забыла потушить свечи и раздеться. Для последнего было слишком поздно! Элизабет быстро загасила свечи и еще успела снять чепчик с вуалью и распустить заколотые волосы, когда дверь открылась и на пороге появился тучный мужчина. В свете, падающем из коридора, Элизабет заметила красные кожаные сапоги, желтые чулки и отороченное мехом бархатное одеяние. Прежде чем она смогла рассмотреть его лицо, дверь закрылась и в комнате воцарилась темнота, если не считать жара в камине. Элизабет, нервно сложив руки в замок за спиной, не знала, что ей делать или говорить. Что ожидал от нее епископ?

Он обычный мужчина, который хочет ласки и освобождения от физического напряжения.

Она нерешительно подошла к епископу. Его глаза, видимо, уже привыкли к темноте, потому что он повернулся и пошел ей навстречу, его руки тяжело легли ей на плечи.

— Они пообещали мне особенный сюрприз, — прошептал он хриплым голосом. Она чувствовала его быстрое дыхание, которое, очевидно, ускорилось не от напряжения, связанного с тем, что он поднялся по нескольким ступенькам.

Он касался ее лица, шеи и декольте, а затем дошел до талии и бедер.

— Ах, какие красивые волосы, какая упругая кожа! Ты молода и стройна, как косуля. И немного робкая? Знаешь, мне нравятся косули. Их взгляд, когда они понимают, что им пришел конец, волнует меня. Я бы хотел посмотреть и в твои глаза. Они карие, как у косули? Скажи мне. Я хочу знать.

Элизабет ничего не ответила. Его горячее дыхание усиливало ее тошноту, и она боялась, что в любую минуту может потерять сознание. Так плохо ей не было даже с юнкером фон Танном, а он лишил ее девственности!

— Ты молчишь? Это тоже относится к игре? Ну ладно, я позже рассмотрю тебя и налюбуюсь твоей красотой. А теперь помоги мне раздеться, я больше не могу ждать. Твое молодое тело просто изводит меня!

Дрожащими пальцами она начала раздевать епископа, пока он неловко ласкал ее. Затем он обнял ее и так сильно прижал к себе, что они упали на кровать. Застонав, он начал снимать с нее платье, как вдруг в его руке оказался медальон. Он остановился. Элизабет попыталась освободиться, но другой рукой он схватил ее за запястье.

— Что это? — спросил он достаточно громко. — Я знаю это украшение! Откуда оно у тебя?

Волна, появившаяся на краю ее сознания, когда она ехала в карете по разводному мосту, накрыла ее. Элизабет закричала так громко, что у нее самой заболели уши, и с непонятно откуда взявшейся силой вырвалась. Медальон выскользнул из его рук. Она упала с кровати, вскочила и, не переставая кричать, отшатнулась от него.

— Ради всего святого, что с тобой?! — воскликнул епископ, но Элизабет продолжала орать. Она подбежала к двери, распахнула ее и помчалась по коридору.

Глава 23

Элизабет неслась по коридорам, вверх и вниз по лестницам. Два молодых рыцаря стояли в нише и ошарашенно смотрели на нее, не преграждая ей дорогу. Часть ее сознания говорила ей, что она их знает и что их зовут Зайц фон Кере и Бернхард фон Зекендорф. Элизабет не могла остановиться… и не хотела останавливаться! Она уже давно перестала кричать, потому что ей нужен был воздух, чтобы бежать дальше. Одной рукой она схватила медальон, другую выставила вперед, чтобы случайно не наткнуться на что-нибудь. Она пробегала мимо открытых комнат, на пути ей встречались слуги, удивленно смотревшие ей вслед. Никто не пытался ее остановить. Но как бы быстро она ни бежала, ей не удавалось убежать от внезапно вернувшихся к ней воспоминаний. Потоки прорвали дамбу и затопили ее сознание изображениями местностей и людей, обрывками разговоров и чувствами. Ее тяжелое дыхание перешло в рыдание. Элизабет уже не нужно было открывать украшение, чтобы узнать, что там внутри. Две картинки стояли у нее перед глазами. Крошечные портреты. С левой стороны была изображена она сама, такой, как она была пять лет назад, а с правой стороны красовался портрет епископа Иоганна фон Брунна. Обрамлявшая два изображения надпись гласила: «Да хранит Господь мою любимую дочь».

«Дочь епископа!» — стучало в ее голове, но не приносило радости.

— Шлюха епископа! — зловеще шипел голос.

О господи! Элизабет должна была бежать, исчезнуть из крепости, пока ее кто-нибудь не узнал. Какие-то ситуации начали для нее проясняться. Мадам, должно быть, как-то узнала о ее прошлом. Ей удалось открыть медальон? Если да, то ее реакция становится понятной. А каноник фон Грумбах? Он тоже был в курсе? И сознательно отправил ее в крепость в руки собственного отца?

Епископ и его собственная дочь в одной постели! Церковь на многие вещи закрывает глаза: на роскошь и расточительство, на содержанок и внебрачных детей, но распутство с собственным ребенком, это не то, с чем не моргнув глазом примирится папа римский. Особенно сейчас, когда время антипап прошло и греховный Александр был в прошлом. Церковь возрождалась, стремясь к реформам.

Вот оно! Элизабет остановилась. Вот объяснение! Конечно же, Ганс фон Грумбах узнал ее, вероятно, даже в первую их встречу в доме настоятеля, и проявил больше фантазии, в отличие от настоятеля, которому даже не пришло в голову, что за личиной шлюхи может скрываться пропавшая дочь епископа. А у Ганса фон Грумбаха был острый глаз и еще более острый ум. В первое же утро он заметил медальон и умело расспрашивал ее, пока не убедился, что его догадка верна. А когда судьба привела Элизабет к нему в руки, он выжидал, пока не представился подходящий случай применить свое тайное оружие.

Элизабет медленно ступала по коридору, ведущему ко входу. Ей стоило рискнуть или велика опасность встретить на улице кого-то, кто попытается ее остановить? Она посмотрела на себя: ничего в ее наряде не выдавало цели визита. К сожалению, вуаль осталась в покоях епископа. Будь что будет, она попытается. Чем быстрее она покинет крепость, тем лучше. Элизабет надеялась, что стражники у ворот не встанут у нее на пути. Что с ней будет потом, об этом она пока не думала. Для начала ей нужно выбраться отсюда, из места, где ее накрыло столькими воспоминаниями.

Элизабет как раз повернула на лестничную площадку и подобрала платье, чтобы сбежать вниз по лестнице, когда из большого зала на площадку вышли двое мужчин.