Смерть меня не найдёт - Ефимия Летова

я не знала, как это забыть. Лирт целитель не был жесток, он не причинял ей боли намеренно и болью не наслаждался, но боль, безусловно была, — сухая, саднящая. Был запах его чужого, чужеродного тяжелого тела, потного после долгого трудового дня, такой кислый и пряный. Жесткие тёмные волоски в скрытых под одеждой местах. Слюни, торопливые поцелуи. Его вкус, неприятный, с горчинкой. Её руки, безвольно опущенные по бокам. И мучительно, бесконечно тянущееся время, киртаны на стене, пересчитанные на три декады раз.

И когда дверь вдруг распахнулась, резко, с оглушительным треском, а лирт целитель по-заячьи метнулся в угол, прикрываясь подушкой, комичный и омерзительный одновременно, Агнесса так и осталось лежать первую декаду мгновений, глядя на стену с бирюзовыми незатейливыми цветками, не чувствуя ни страха, ни облегчения, понимая только одно: всё это было зря.

И значит, нет смысла двигаться, вставать, что-то делать, оправдываться, прикрывать обнажённое и грязное тело, нет смысла ни в чем совершенно. Всё было зря, всё это было зря. Только когда такое знакомое, такое красивое лицо с правильными ровными чертами склонилось над ней, и она заглянула в карие с болотными крапинками глаза, Агнесса поняла, что бывает и хуже.

Конечно, бывает.

Глава 59

Я поднялась с крыльца травяной лавки и по совместительству дома Агнессы и пошла по направлению к морю. Направление определяла интуитивно — и безошибочно.

Пусть я уже была на побережье, даже покаталась на кварках, как мечтала Агнесса, но мне отчего-то захотелось очутиться там снова — просто в память о ней.

"Не хорони её раньше времени, — сердито сказала себе. — Кто знает, может, она разгуливает сейчас по твоему городу, живёт в твоей квартире и в отличие от тебя бесконечно радуется свободе ото всех этих людей, каждый из которых любил её по-своему, но ни один не сделал счастливой?".

Воспоминаний становилось всё больше, а дней — всё меньше. Отчего-то казалось, что собственно фелинос и кража оного не оставили в душе Агнессы такой ощутимый след, как тот вечер, когда они встретились с Лиграном в доме утех. Судя по всему, Агнесса так и не узнала, что именно привело королевского следователя в местный бордель не раньше и не позже, а именно в самый неподходящий момент: то ли донос об употреблении запрещённых законом дурманящих веществ, то ли — те самые свидания "со своим товаром", поскольку жрицы продажной любви состояли на строгом королевском учёте, и встречи с нелегализованными дамами на территории домов утех категорически воспрещались по ряду причин, то ли что-то ещё, но судьба жестоко посмеялась над несчастной маленькой лавочницей. Лигран вошёл именно в ту комнату, где была она.

Голая, чувствующая себя бесконечно грязной, понимающая, что после такого целитель никогда к её дому не подойдёт и на полсотни декад шагов, Агнесса всё же заставила себя подняться. И хотя глаза следователя, который тут же отвернулся, выгнал всех забежавших за ним стражников, вытолкнул судорожно что-то причитающего целителя и бросил ей на кровать платье и шаль, остались совершенно бесстрастными, она, одеваясь, прикусила щёку, и только ржавый вкус крови во рту немного привёл её в чувство.

"Слишком много крови на сегодня", — подумала Агнесса с истерическим смешком, впрочем, не прорвавшимся сквозь плотно сомкнутые губы. Кровь матери на платье. Её собственная кровь. И если она хоть что-нибудь понимала в когда-то бедном студенте, а ныне королевском следователе Лигране, толика крови сладострастного целителя несомненно прольётся тоже, и не безболезненно для последнего.

Не сказав ни слова, она оделась и встала около кровати, неловко прикрыв одеялом постыдные пятна на простынях, мечтая только о том, чтобы остаться одной, вымыться и уснуть.

— Девку с волосами, как киртан, куда девать, лирт следователь? — крикнул кто-то за стенкой.

— Девушку отпустить, — холодно ответил Лигран. Голос он не повышал, но его услышали.

— Но…

— Отпустить.

Рассматривая пол под ногами, Агнесса прошла мимо Лиграна.

— Стой.

Остановилась, так же безжизненно, как заводная кукла. Лигран подошёл к ней и сунул в руку небольшой, но тяжелый мешочек.

Монеты.

— Иди.

И она спустилась по лестнице мимо стражников, сидящей на кожаной софе лирты Мелинды, и пошла к себе.

Мать дотянула и до утра, и до следующего дня, когда Агнесса нашла другого целителя, не такого именитого и даровитого, как первый, но лучше, чем их местный, и оплатила полученными от Лиграна деньгами его визит. Мать он не вылечил, конечно, но состояние ей облегчил, правда, честно предупредил, что ненадолго.

Агнесса была рада и этому.

* * *

До моря мы с Ксамурром дошли к самому рассвету. Сели на песок и смотрели на медленно выкатывающуюся Луаву.

— Вот и море, — сказала я, будто обращаясь к Агнессе, которая не могла меня слышать в силу её отсутствия в этом теле, но мне почему-то было важно это сказать.

Волна накатывала за волной, самая обычная вода, чуть пенящаяся, умиротворяющая. Свежий солёный воздух. Бедный Март, ищет меня, волнуется, надо идти обратно. Жаль, что он тоже не хочет — или не может — мне поверить. Ему я могла бы рассказать обо всём, довериться, может быть, поплакать без слёз, уткнувшись в шею. Кот — это хорошо, вот только животное — оно и есть животное. Кот не ответит, а Март бы меня обнял, утешил. Согрел бы, даже в этом теле.

Лигран помнил ту Агнессу, настоящую, а Март… был только моим.

Ксамурр внезапно вздыбился коромыслом и зашипел, точнее — беззвучно, но гневно открыл зубастую костяную пасть. Опытным путём было выяснено, что никаких звуков, кроме отрывистого мурканья, кот издавать не способен.

— Ты чего опять? — я протянула руку к костяной спинке, инстинктивно желая успокоить, погладить, но кот против обыкновения не дался — отскочил в кусты, полосу густой рубино-зелёной растительности, идущей по кромке дикого пляжа, но при этом неотрывно смотрел на меня.

— Я так не понимаю! — пожаловалась я, поднялась на ноги, нехотя, сделала шаг в сторону кустов…

И внезапно упала лицом в прохладный влажный зернистый песок, руки и ноги перестали слушаться.

Не-ет, нет, нет, только не это, Единая!

Белые лучи Луавы потускнели, почернели, словно внезапно наступило полное затмение.

* * *

Кажется, над моей головой больше нет неба, а только каменные своды, до зубного скрежета напоминающие Центральный храм Единой. Я моргаю глазами, пытаясь понять окончательно: храм или небо? Небо или храм?

Взгляд с трудом фокусируется на неторопливо приближающейся фигуре. Фиолетовое жреческое одеяние, длинные сиреневые волосы, размытый овал лица. Жрец.

Хмыров верховный жрец!

Чёрт, чёрт, чёрт! Где же