Пять президентов - Павел Багряк

— Антарктида, — шептал Крафт. — Десять по вертикали… Запишем… Часть света, на которой живут пингвины. Это, понятно, не перепутаешь.

Он откинулся в мягком кресле и сам себе улыбнулся.

— Теперь первая буква «Э», четвёртая «Ш». Восемь по вертикали. Первая «Э»… Эйнштейн! Блестяще. Как раз восемь букв. Но Эйнштейн ли? Кто-то, кажется, называл этого физика Эпштейном…

Крафт встал из-за стола и пошёл к стеллажу, на котором были установлены энциклопедии всех времён и народов. «Эйнштейн, слава тебе, Господи!»

Кроссворд получался элегантным.

Пробило без четверти двенадцать. Крафт мельком взглянул на часы. Его мозг всё ещё лихорадочно работал, хотя он, не вызывая слуги, стал постепенно раздеваться.

— Первая «О», третья и пятая тоже «О» — всего девять букв. «Оборона»? Мало. «Орфография»? Много. «Оболочка»? Одной буквы не хватает…

Сенатор устало закрыл глаза.

— Спокойно, сенатор! — неожиданно услышал он голос и странный шорох у окна.

Крафт застыл в неподвижности, так и не открывая глаз, словно надеясь на то, что это галлюцинация и не стоит убеждаться, что происходящее — реальность.

— Откройте глаза, сенатор, — так же спокойно произнёс кто-то, и Крафт осторожно приоткрыл один глаз.

Прямо перед собой он увидел человека в плаще с поднятым воротником. У окна стоял второй, у него был более интеллигентный вид, но его усы произвели на сенатора неприятное впечатление. Крафт вновь закрыл оба глаза.

— Не надо бояться, сенатор, — сказал всё тот же человек. — Мы не убийцы.

Крафт посмотрел на говорящего:

— Деньги в сейфе. Вот ключ.

— Благодарим вас, сенатор. Но деньги нам тоже не нужны. Не двигайтесь и не снимайте рук со стола, иначе мы осуществим насилие.

— Вы уже и так его осуществляете, — сказал сенатор.

— Увы! — спокойно произнёс человек в плаще.

— Что же вам угодно, господа? Кто вы? — преодолев первый приступ страха, спросил Крафт.

— Сенатор, — ответил человек в шляпе, — если вы тот, за кого мы вас принимаем, вы отлично знаете, кто мы такие. А если вы уже не тот человек, то знать вам, простите, не обязательно.

— Что дальше? — обретая уверенность, произнёс Крафт, поняв или сделав вид, что понимает: перед ним не простые уголовники.

— Мы хотели бы прежде всего вас обыскать, — сказал человек с плащом.

От окна отделился усатый и проворно обыскал карманы сенатора. Крафт не сопротивлялся. На его лице появилось брезгливое выражение, и некая надменность позы говорила о том, что он уже вполне освоился с обстановкой.

— Скажите, что вы ищете. Я, быть может, отдам вам это добровольно.

Нежеланные гости переглянулись.

— Портсигары, господин сенатор, и серебряные часы, — сказал усатый.

— Пожалуйста! — с охотой произнёс Крафт, делая движение, чтобы открыть ящик стола.

— Не двигайтесь! — почти крикнул усатый. — Я сам.

В ящике действительно лежали какие-то часы, но портсигара не было. Часы были маленькие, к тому же не серебряные, к тому же действующие. Усатый положил их назад в стол.

— Вы курите, Крафт? — спросил он.

— Нет.

— Давно?

— Какое вам дело?

— У меня есть дело ко всему, что касается вас! — резко сказал усатый, но человек в плаще остановил его незаметным жестом.

— Спокойно, господа, больше благоразумия! Сенатор, давайте говорить напрямик. Нас интересует, кто вы, и пока мы это не выясним, мы отсюда не уйдём.

— То есть как вас понимать? — удивился Крафт. — Что значит — кто я? Не я к вам пришёл, а вы ко мне — стало быть, вы должны знать, куда идёте!

— Кто вы? — жёстко спросил человек в плаще, словно не расслышав последних слов сенатора. — Отвечайте на вопрос!

— Сенатор Крафт, господа, разрешите представиться.

— Сенатор Крафт-младший был убит четыре дня назад! Это так же верно, как то, что я стою перед вами.

— Это чушь, господа!

— И кто бы вы ни были, вы не Крафт! — продолжал человек в плаще. — Посмотрите на этого господина!

Крафт перевёл взгляд на усатого и снова брезгливо поморщился.

— Вам знакомо это лицо?

— Впервые вижу.

— Это ваше лицо, сенатор Крафт!

Сенатор на секунду закрыл глаза. Потом открыл их и спокойным голосом произнёс:

— Вы просто сошли с ума. Вы бредите.

«В самом деле, — подумал Гард, снимая плащ. Ему стало жарко. — В самом деле, с точки зрения нормального человека, происходящее сейчас — чистый бред. Но ведь он не может быть сенатором! И он знает это! Кем бы он ни был, профессором Грейчером или сенатором Ванкувером, он превосходный актёр! Но как поймать его, на чём?»

— От вас только что уехал Ванкувер, — сказал Гард. — Вы уверены, что он не оставил здесь своего «я», а в его теле не уехали вы?

— Отказываюсь вас понимать!

«Я сам себя не понимаю, — подумал Гард. — Если Грейчер был в облике сенатора Крафта, а потом поменялся телами с Ванкувером, то, значит, передо мной сидит сенатор Ванкувер в облике Крафта, а Грейчер уехал в машине Ванкувера. Стало быть, передо мной человек, у которого сознание Ванкувера, его память и привычки, но тело — Крафта? Чёрт его знает, как всё запутывается!»

Крафт терпеливо ждал.

«Лобовая атака явно провалилась», — сказал про себя Гард и взглянул на Таратуру. Надо было обладать потрясающей выдержкой, чтобы не свихнуться в эту минуту: Гард искал Грейчера дома у Крафта, действуя бок о бок с человеком, внешность которого и была внешностью Грейчера! Фантасмагория!

— Ладно, — сказал Гард, — меня утешает только то, что мы прекрасно понимаем друг друга, сенатор, хотя вы и делаете вид, что вокруг вас происходит чертовщина. К сожалению, кто бы вы ни были, я не могу вас поймать. Вы меня тоже. Ведь вы не посмеете завтра пожаловаться Воннелу на мой визит, хотя не исключено, что вы прекрасно меня знаете. Вам выгодней изобразить незнание, поскольку знание вас разоблачает.

— Что же дальше? — спокойно спросил Крафт, когда комиссар умолк.

— Я вынужден произвести тщательный обыск в вашем кабинете и в вашей спальне. В конце концов, меня интересует лишь аппарат перевоплощения. Без него вы — ноль!

— Вы уже надавали мне много лестных характеристик, таинственный незнакомец. Благодарю вас и за «ноль».

— Могу добавить ещё одно звание, — серьёзно сказал Гард. — Вы — оборотень, вот кто вы такой!

— Премного вам благодарен. Ну что ж, ищите ваши таинственные портсигары и аппараты.

В течение последующего получаса Таратура облазил обе комнаты, в которых работал и спал сенатор. Гард, не спускающий глаз с Крафта, уже не надеялся на успех, хотя и отдал Таратуре приказ приступить к обыску. Он должен был это сделать для очистки совести. Все полчаса сенатор внешне был спокоен, а что у него делалось на душе, оставалось тайной. Лишь пальцы Крафта нервно теребили листок бумаги, который в конце концов привлёк внимание Гарда.

— Кроссворд? — спросил он, не скрывая удивления. — Вы сами его сочиняете?

— Да, — неохотно ответил Крафт.

— Давно?

— Давно.

— Ваша страсть к сочинительству кроссвордов кому-нибудь известна?

— Нет, я скрывал это обстоятельство даже от слуг и близких родственников.

— Почему?

Крафт промолчал. Впрочем, и так было понятно: сенатор, сочиняющий кроссворды или увлекающийся переводными картинками, — Бог мой, до какого ещё маразма могут дойти великие мира сего! — такой сенатор вызвал бы поток издевательств со стороны прессы и конкурентов.

Из спальни вернулся Таратура, пожатием плеч иллюстрируя свой успех. Гард встал и выглянул в окно. Внизу, как и было условлено, дежурил Мартене. На лёгкий свист Гарда он ответил двойным свистом, что означало: путь свободен.

— Сенатор, — сказал на прощание Гард, — мы уходим, но вам не будет покоя. Знайте, что потеря вами лица — это несчастье не ваше, а всего государства, и пока мы не найдём ваше истинное лицо, мы не успокоимся…

— Кто бы вы ни были, — прервал Крафт, — оставьте государство в покое! Предоставьте нам заботиться о нём…

— Нет, не предоставим, — твёрдо возразил Гард, тоже прервав сенатора.

Как только незваные гости вышли, сенатор облегчённо вздохнул, достал из глубины стола сигарету и закурил. Потом его взгляд нечаянно упал на незавершённый кроссворд. Одна графа его не была заполнена.

«Оборотень»! — вспомнил Крафт. — Превосходное слово из девяти букв! Гм, это как раз то, что нужно…

Кроссворд был готов.

В таверне «Её прекрасные зелёные глаза» посетителей почти не было. В углу шепталась влюблённая парочка да какой-то бродяга уснул за столом, уронив на руки голову.

— Коньяк, — сказал Гард подскочившему хозяину. — Два раза.

— Я не буду пить, — тихо сказал Таратура.

— Всё равно два раза, — сказал Гард. — Даже три!