История живописи - Александр Бенуа

Однако одно из двух: или все эти работы не Беллини (между тем, целый ряд их имеет, безусловно, достоверные свидетельства его авторства), или же и лучшие, наиболее зрелые среди них нужно оставить за ним. Он сам был творцом своей новой манеры, он же ее и довел до совершенства. Примеры тому, что стареющие художники достигали новых красот и даже большего совершенства, имеются и помимо того в истории. Так, мы увидим Тициана, созидающего в возрасте семидесяти и восьмидесяти лет свои самые потрясающие картины; так и Рембрандт писал свои самые сильные вещи больным стариком; при этом и картины Тициана, и картины Рембрандта последнего периода мало чем похожи на произведение их молодости.

Особенно было бы важно завершить споры относительно картины в галерее Уффици, именуемой "Религиозная аллегория", и покончить именно признанием этой гениальной картины за произведение самого Джамбеллино. Ведь если бы даже было доказано, что не он сам ее писал, а что она принадлежит кисти одного из его последователей, то все же пришлось бы согласиться с тем, что в ней живет дух Беллини, и именно его, а не кого-либо другого из лучших художников того времени. Это его мягкий лиризм и его глубокое, полное какой-то необычайной свежести понимание природы.

Картина разделена на две части. Передняя, занятая мраморной площадкой с низкой балюстрадой, является как бы театром, на котором представлена мистерия о странствии христианской души согласно стихотворению Гильома де Дегильвиля. Фон же прямо отрезан от "авансцены" поверхностью широкой реки Леты, вливающейся слева в другую реку, идущую из глубины картины[340]. Скалистые, покрытые зеленью берега этих полноводных рек образуют один из самых дивных сценариев истории искусства - пейзаж, обладающий всеми теми особенностями, которые лучше всего способны ввести нас в понимание последнего фазиса развития Беллини, отражая в то же время существенную перемену, совершившуюся во всей художественной психологии конца XV века.

Картины Беллини

Схема здесь как будто прежняя, падуйская, суровая; перед нами камень и вода. Но именно слово "схема" в приложении к этой вдохновенной картине, в особенности, к ее пейзажу, становится уже неподходящим. Вся в целом она уже не обладает характером школьной предвзятости, усвоенных формул, а носит отпечаток непосредственного увлечения природой и самого любовного изучения ее. Исчезли угловатые, колючие, выдуманные художником или навязанные школой формы, исчезли и деревья-скелеты; все сделалось более спокойным, конструктивным, уравновешенным и гармоничным[341]. Каменистая поверхность земли покрывается теперь не тонким зеленым покровом, но настоящей растительной жизнью: травой, кустарниками, деревьями. И все это вдруг приобретает правдивый и при этом несколько буколический оттенок, уют и теплоту. Вместо суровых замков появляются простые сельские дома и фермы.

Уют распространяется даже на пещеру анахорета, расположенную на картине Беллини у самого берега реки. Здесь уже нет и намека на настроение Фиваиды, а сказывается, скорее, какая-то милая романтика, как бы предвкушение "робинзоновского настроения"; это не жизнь - мука в пустыне, а жизнь - радость среди природы. Завидно становится, глядя на этого отшельника, который сидит в своем защищенном от непогоды гроте и может во всякое время пройтись по узкой полоске мягкого песка, мимо этих коз, мимо дружественного кентавра, подняться по "заманчивой" лесенке на верхнюю площадку и углубиться далеко в скалы по удобным, не утомляющим тропкам. И сам лес в глубине по холмам - уже не страшный лес средневековья, не приют разбойников и ликантропов, но восхитительное, манящее место для прогулки, полное ароматной тени и выложенное мягким мхом. А какая прелесть заключена хотя бы в небе, стелящемся над всей этой Божьей благодатью, в его глубокой синеве, в его пушистых, рыхлых облаках, "облаках Пуссена", что тают в воздухе, что плывут и расплываются, бросая мягкие прозрачные тени.

Этим буколическим характером обладают и остальные картины Беллини конца XV и начала XVI века, а также другие "беллинские" картины, которые, к сожалению, далеко не все удается отнести к определенным именам. Восхитительный зеленый пейзаж, правдивый, как этюд Дюрера, стелется по обе стороны "Мадонны с херувимами" Беллини (1480-х годов, в Венецианской академии); очень близок к нему по настроению пейзаж с замком, видимым справа за мраморным парапетом (отметим этот парапет, как черту сходства с картиной в Уффици), на большом подписанном образе Беллини (1488 года) в церкви С.-Пиетро в Мурано; подобный же мотив с замком встречается и на лондонской "Мадонне с апельсином", и на одной из маленьких, полных романтического чувства картин "Злословие" в серии странных аллегорических сюжетов Беллини в Венецианской академии[342].

Чудесный пейзаж встречается, далее, на картине "Крещение Христово" (1500-1502 годов) в церкви Санта - Корона в Виченце. Здесь все пространство позади фигур Христа, ангелов и Крестителя занято цепями мягких зеленых гор[343].

Школа Джованни Беллини. Убиение святого Петра Доминиканца. Национальная галлерея в Лондоне.

В трех достоверных последних работах Беллини (в "Мадонне" церкви Сан-Франческо делла Винья, 1507 года, в "Мадонне" собрания Бреры, 1510 года, и в большом образе в венецианской церкви Св. Иоанна Златоуста "Святой Иероним", 1513 года) характерный для Беллини лирический пейзаж получает свое полное развитие, и "душевная его исповедь" становится наиболее свободной. На первой картине мы видим тучные пастбища, расположенные по круглящимся холмам, с большим замком-фермой в отдалении и Альпами в фоне; во второй - плодородную, всю занятую пашнями и сельскими постройками долину с лесистым холмом и цепью гор вдали; на третьей - прекрасно, целиком с натуры нарисованное фиговое дерево, покрытую зеленью скалу и снова, под гаснущим вечерним небом, нескончаемые ряды высоких гор. На этом же образе мы встречаем и парапет, отделяющий первый план от второго. Эта мраморная стенка изображена в данном случае с неподражаемым иллюзорным мастерством.

Беллини - последний период

С большого триптиха церкви Фрари (1488 года) начинается серия картин Беллини, в которых архитектура играет доминирующую роль и в которых мастер передает ее формы с непревзойденным до сих пор мастерством, и это отнюдь не гипербола. Почти всюду в таких образах специально для них сделанные резные и золоченые рамы усиливают иллюзию. Особенно удаются Беллини мозаичные, светящиеся мягким блеском апсиды-конхи над центральными фигурами. Но неподражаемо передано и все остальное: мягкость теней, рельеф орнаментов, перспектива линейная и воздушная. Даже ближайшим, посвященным в секреты Беллини художникам Венеции, Чиме, Базаити, Монтанье, Карпаччио, Буонконсилио, не удалось достичь того полного совершенства, которого достиг сам Беллини в этой области. Правда, мы имеем здесь развитие того принципа, который был установлен Мантеньей. Но как далеки мы здесь от черствой научности падуйца-римлянина, от его суровой археологии! Сами формы у Беллини такие мягкие, нежные, музыкальные[344].

Такие архитектурные декорации мы находим на большой Мадонне Венецианской академии (с византийскими херувимами в мозаичной конхе), в Мадонне С.-Заккарии, 1505 года (здесь, в конхе, орнамент скорее позднеримского, "равеннского" характера), и, наконец, в описанном образе св. Иеронима. К сожалению, возможно, что лучший образчик архитектурных композиций Беллини погиб в 1867 году во время пожара капеллы в церкви С.-Джованни и Паоло (Мадонна на троне с ангелами конца 1470-х годов) и, несомненно, прекрасны были архитектурные и пейзажные декорации в погибших также от огня исторических картинах мастера, находившихся во дворце Дожей.

Школа Джованни Беллини. Мадонна со спящим младенцем. Национальная галлерея в Лондоне.

К произведениям последнего периода Беллини примыкает целый ряд картин других венецианских художников, из которых одни для нас выяснены, другие остаются загадкой. Впрочем, некоторые картины, считающиеся работами учеников мастера, подходят так близко к самому Беллини и так совершенны, а с другой стороны, обнаруживают так мало отличительных от него черт, что мнение ученого мира относительно них подвержено постоянным колебаниям, и их то отнимают у Беллини, то снова возвращают ему. Сюда же относится разобранная нами "Религиозная аллегория", и сюда же - две из самых чарующих картин Лондонского музея, столь богатого вообще чарующими картинами, "Убиение святого Петра - Доминиканца" и "Мадонна со спящим младенцем".

Первую картину, несмотря на некоторые примитивные черты, уже можно считать характерным выражением венецианского "золотого века". Она предвещает пейзажно-бытовые картины чинквеченто (Тициана, Кампаньолы, Мельдолы, Бассано, Моретто) или же внушительные деревянные гравюры, исполненные Больдрини и Андреани с рисунков великих мастеров, а также прелестные книжные иллюстрации, которыми стали славиться венецианские издания. Сам эпизод нападения разбойников на миссионеров рассказан примитивно и беспомощно. Одетые в "театральные" римские доспехи воины гонятся по большой дороге за двумя неловкими в своих длинных тяжелых рясах монахами. Одного воин-разбойник настиг и спокойно втыкает ему в сердце нож; другому, как кажется, удастся избежать этой участи. Но вся сцена есть только придаток, главное же в картине то, что находится за фигурами, за рубежом первого плана, довольно резко отделяющегося от второго.