Русанов - Владислав Корякин

Отпущенные средства ограничивали возможности исследователя как в выборе транспорта, так и персонала. На этот раз Русанов решил воспользоваться моторной лодкой под названием «Полярная» десяти метров длиной с осадкой менее метра и грузоподъемностью примерно в пять тонн с двигателем «болиндер» мощностью в пять лошадиных сил: для обследования неизвестных фарватеров среди массы малоизвестных островов и скал это было самое подходящеее судно. Другое дело — открытое восточное побережье Южного острова, однако опыт предшественников (прежде всего поход П. К. Пахтусова в 1833 году) позволял надеяться на успех и в этом районе архипелага. Необходимого груза оказалось так много, что он не умещался в «Полярной», пришлось взять с собой фансбот — промысловую лодку норвежской конструкции, чтобы тащить его за собой на буксире. Для работы на ограниченных, защищенных от волнения акваториях решили использовать разборную байдарку фирмы «Бертон», вполне оправдавшую себя. Численность экспедиционного состава (помимо самого Русанова всего два матроса, а также ссыльный из Онеги Э. П. Тизенгаузен в качестве топографа и метеоролога и мастер на все руки Вылка) соответствовала размерам судна.

6 июля «Королева Ольга Константиновна» оставила рейд Архангельска и спустя двое суток по спокойной погоде была уже у берегов Новой Земли, встретив на подходе к Белу-шьей губе полосу льда, которую преодолела без приключений. В процессе плавания Русанов обсуждал проблемы освоения Русского Севера с одним из пассажиров — вице-адмиралом Бирюлевым. Из Белушьей губы он отправил отчиму письмо следующего содержания:

«Дорогой мой Андрей Петрович!

Уже теперь нас окружают льды, которые могут не пустить нас далеко или заставят, может быть, даже провести эту зиму на Новой Земле. К такой зимовке я вполне подготовлен, так что за мою участь нисколько вы с мамочкой не бойтесь. Только в случае моей зимовки я бы просил из оставшихся моих ста рублей уплатить раз в три месяца за мою квартиру (теперь до осени уплачено), переслав деньги с просьбой…

моей невесте, адрес которой Mademoiselle Jean, 17, Boulevard Port-Royal 17, Paris. Это недалеко от того дома, где мы жили с мамой и Шуруней…

…Еще раз убедительно прошу вас, дорогие мои Андрей Петрович и мамочка, ничуть не беспокойтесь на случай моей зимовки. Со мной будут хорошие и надежные товарищи, с которыми не страшно зимовать, где угодно — хоть на самом полюсе» (1945, с. 388).

Суть письма ясна — предупреждение на случай развития событий по наихудшему варианту. Несомненно, указание на «хороших и надежных товарищей, с которыми не страшно зимовать…» относилось к Вылке, который всю жизнь (за единственным исключением пребывания в Москве под покровительством В. В. Переплетчикова) зимовал на Новой Земле и чей опыт уже оказался бесценным, тем более что у остальных участников экспедиции зимовочного опыта не было. Оставалось еще одно обстоятельство для беспокойства — в намеченном районе исследований никто из перечисленных лиц не бывал, даже Вылка, а проводника в Белушь-ей губе найти не удалось.

10 июля, высадив на рейде становища Белушья губа экспедиции Русанова и А. А. Свицына (последний имел самостоятельное задание на изыскания в Пропащей губе, перспективной на медь), «Королева Ольга Константиновна» ушла на север. В отчете эспедиции отмечено, что следующие дни были заняты оснасткой судна, перегрузкой, распределением багажа и закупкой у самоедов необходимых для экспедиции вещей — теплой одежды, главным образом малиц и оленьих шкур. Все время дул такой свежий ветер, что при слабом грунте якоря не держали, и «Полярную» сносило на берег. В результате был потерян якорь и пришлось, в поисках укрытия от ветра и волн, дважды сменить стоянку.

Еще хуже пришлось отряду Свицына, у которого лодку залило водой, причем погибли некоторые съестные припасы и многое другое. Коллегам, попавшим в скверную переделку, выделили немного сахару, чаю и еще кое-чего из самых необходимых продуктов. Непогода задержала выход в маршрут вплоть до 14 июля, когда в первой половине дня под мотором и парусами «Полярная» направилась на юг, оставляя по правому борту остров Подрезов, характерный ориентир на подходах к Белушьей губе с материка, постепенно на ходу «вписываясь» в восточное побережье большого плоского острова Междушарский, преподнесшего для начала сюрприз, отмеченный в отчете: «Здесь мы убедились в полном несоответствии карт действительности: по картам береговая линия северо-восточной стороны острова Междушарского пряма и проста, а в действительности мы имели случай убедиться, что здесь остров изрезан многочисленными заливами, глубоко вдающимися внутрь острова» (1945, с. 164). Если бы Русанов занялся исправлением неверных карт, это отняло бы у него время, тогда как подобная работа в будущем могла быть легко выполнена из Белушьей губы — поэтому от соблазнов легких «открытий» отказались без особых сожалений во имя достижения более масштабных целей, ограничившись отдельными высадками в процессе плавания и кратковременными прибрежными рекогносцировками, тем более что обстановка на юге пролива Костин Шар внушала опасения как из-за периодических встреч с отдельными льдинами, так и характерным «ледяным небом», запомнившимся по прошлым экспедициям.

«Нелегко было плыть у неизвестных и опасных берегов, у льдов и среди густого тумана. К тому же ветер нисколько не ослабел, несмотря на туман, и когда мы вышли в открытое море, то нас начало сильно покачивать; волна была небольшая, но мелкая и очень неприятная, особенно для фансбота, буксируемого за кормой «Полярной» (1945, с. 164). Обстановка, особенно на будущее, складывалась непредсказуемая, поскольку ветер в сочетании с туманом и льдом мог продолжаться неизвестно сколько, и этот сугубо полярный коктейль вместе с неточными грубыми картами не давал возможности определить свое точное местоположение. А без надежной «привязки» любые полученные результаты попросту обесцениваются, а порой даже вводят в заблуждение последующих исследователей, как случалось не однажды. Первый длительный переход завершился в заливе восточнее полуострова Савина Коврига. Однако уверенности в своем местоположении из-за условий видимости и плохих карт не было. Предпринятая на следующий день экскурсия для изучения геологии этой части Новой Земли запомнилась Русанову неожиданными и вместе с тем мрачными находками руин вымершего старинного поморского становища, впечатления от которого он изложил на страницах своего дневника:

«Я был привлечен тремя высокими темными наклонными столбами: оказалось, это были кресты.

Страшные новоземельские бури уже давно сорвали их поперечные брусья, обломали верхушки и, как голодные звери, со всех сторон изгрызли дерево. А жаль — на этом дереве были надписи, вырезанные большими глубокими славянскими буквами. Но теперь уже не разобрать ни имен, ни чисел, ни лет. Бури и годы навсегда унесли с собою мрачную тайну этих надгробных крестов.