Короли рая - Нелл Ричард

– Очень хорошо. Я выбираю Сестру Кунлу.

– Вдохновенный выбор, птенчик, Юг всегда отчаянно нуждается в учениях Гальдры. Орден тебя благодарит.

Дала поклонилась, а Сестра спросила пятерых лучших девушек, кого избрали они, и каждая, не иначе, назвала высокопоставленных жриц в сердце Орхуса. Когда все было сделано и девушки попрощались со своими семьями, а воспитатели пропустили гостей через обе калитки и наконец, сердито хмурясь, закрыли врата, жрица Амира подошла к Дале и прошептала:

– Путешествие долгое и трудное, воспитанница. Отправляйся немедленно.

Дала посмотрела в глаза женщины и нашла в них то, что сочла добротой. Я знала, что у тебя все еще имеются истинные слуги, Богиня, и я найду их всех, клянусь.

Она посмотрела на Табайю и ее собравшихся подлиз, которые сплетничали и строили козни, украдкой бросая на Далу взгляды, смахивающие на ненависть.

– Да, госпожа, как скажете.

Охранники уже вынесли ее скудные пожитки к телеге за воротами; один из них подмигнул, помогая ей сесть позади возницы. Дала удивилась лишь тому, как Жрица догадалась подготовить все это заранее, и подумала, что это могло быть на случай ее несогласия.

Капитан Вачир прищелкнул языком, и телега двинулась по проклятым улицам. Кучер свистнул и дернул поводья, и две его мохнатые лошадки помчались через город, заставляя рассерженных путников бросаться врассыпную.

Дала почувствовала желание велеть ему сперва заехать на Восток, чтобы она могла попрощаться с Бирмуном, но знала: он этого не сделает. И ты уже сказал последнее «прощай» прошлой ночью. Больше не о чем говорить.

Она порылась в своем багаже и грязной одежде, сделала большой глоток из полного бурдюка с водой, который наверняка положили охранники, затем дрожащими руками и со слезами достала единственную вещь, которая не принадлежала ей, – вещь, которую могла припрятать сюда только жрица Амира.

Дала сбросила коричневую шаль – ненавистный, зудящий символ своего ученичества – и обернула свежую, мягкую, белую ткань вокруг шеи и плеч.

Она надела величайший знак власти в мире – ключ почти от всех дверей, свободу от голода и бездомности до конца своих дней – последнюю маску, что ей когда-либо придется носить. Она завернулась в шаль Гальдры, устраиваясь на мягком сиденье «кареты», испытывая странное, но приятное чувство, будто едет домой.

Кузнец в Хусавике оказался тупицей-сквернословом, а в его мастерской все провоняло застарелым потом. Хотя Рока никогда толком не видел настоящей кузни, в Книге о них говорилось достаточно подробно, а мать рассказывала ему о работе с железом.

– Тебе нужно, малец, держать лезвие ровно, так вот. – Очевидно, кузнец решил, будто должен продемонстрировать Роке, что имеет в виду под «ровно». – А затем, очень мягко, будто мамкину титьку сосешь, приложи к лезвию напильник и постукивай по нему молотком. – Он заметил блуждающий взгляд Роки. – Ты меня слушаешь на хрен?

Рока не слушал. В основном он осматривал горн и наковальню мужика, его запасы угля и бревен, его оружие, броню и орудия труда, валявшиеся в беспорядке.

– Да, – сказал он.

– Ты закрепляешь лезвие и слегка постукиваешь – но знай, не слишком на хрен сильно, так вот.

Пока мужик переключил внимание, Рока отошел, поднял один из мечей и помахал им. Идея вонзить его кузнецу в спину, просто чтоб закончить этот нелепый урок, была неплоха.

Мастерскую соорудили преимущественно под открытым небом, с прилавками по всей внешней стороне. Рока предположил, что жа´ра от горна более чем достаточно, дабы согревать здоровяка даже зимой, а на крыше, по-видимому, были навалены шкуры, которые можно опускать вниз для защиты от ветра. Деревянные столбы подпирали потолок, и почти каждый дюйм пространства был занят каким-нибудь изделием мужчины. Рока стоял в своей Роще, глядя на расчищенный участок земли, и решил, что в его собственной работе порядка будет намного больше.

Затем его тело вздрогнуло, увидев приближающуюся женщину, и спряталось за столбом, чтобы понаблюдать. Женщина имела самодовольный, надменный вид богачки, и у Роки перехватило дыхание, когда он увидел белую шаль жрицы. Она направилась прямо к Эгилю, курившему трубку снаружи.

– Опусти этот гребаный меч, пока не зарезал себя. У меня нет целого гребаного дня, а Эгиль платит недостаточно, чтоб я зря тратил время.

Не удостоив кузнеца вниманием, Рока придвинулся ближе к тому месту, где стоял его спутник, и спрятался за прилавком.

– Великий бард вернулся! Сколько времени прошло, Эгиль?

– О, вероятно год, госпожа. Все хорошо, надеюсь?

– Неплохо. Ты присоединишься к нам этим вечером в городском зале? Удостоишь хотя бы парочкой песен? Люди обсуждали твой прошлый визит неделями.

Рока услышал, как кузнец выругался и, уронив зубило, потопал назад к своей работе.

– Конечно, Жрица. С удовольствием.

– О, как чудесно. Я передам вождю. Тебе здесь очень рады, Эгиль. Увидимся этим вечером… так надолго, как захочешь.

– Спасибо, да, этим вечером. Буду ждать с нетерпением.

Женщина вернулась туда, откуда пришла, а Эгиль с хитрой улыбкой вошел в мастерскую. Недовольство кузнеца он воспринял без особой заботы, но поглядел на Року, приподняв одну густую бровь:

– Мы узнали все, что нам нужно?

Кузнец захохотал из угла:

– Он не слушал ни хрена из того, что я сказал, – но ты не получишь свои деньги обратно!

– Да, – сказал Рока, все еще стоя спиной к кузнецу, – но тебе нужно будет купить молоток и зубило. Несколько точильных камней и… – он не знал точного слова… – металлическую щетку.

Мужик снова фыркнул:

– Отделочник?

– Да, и отделочник, – повторил Рока, не глядя на кузнеца. – О, и, Эгиль, купи мне меч.

Затем он развернулся и вышел, натянул свой новенький черный капюшон на глаза и постарался не касаться пепла, размазанного по лицу, хотя оно немного чесалось.

Он слышал, как мужчины торгуются за инструменты; ветер холодил его теперь почти обритую голову. Эгиль в конце концов решил, что из-за своих волос юноша выглядит «слишком дико» и незачем отпугивать кого-либо прежде, чем будет объявлено о его «таланте». «Вредно для дела», – сказал он. Роке так и так было наплевать. Глупо щеголять короткой стрижкой на морозе, но они все равно будут двигаться на Север и останавливаться в теплых городках.

На строительство кузни в его Роще уйдет время, так что пока он просто вообразил железный меч, прислонил его к своему бревну для рубки и поупражнялся в травлении. Неискушенность кузнеца вызвала у Роки отвращение. Мастерская этого олуха была хранилищем несовершенства: почти все там несло какой-нибудь оттенок уродливости – вероятно, от перепадов жары или небрежной ковки – и все имело одинаковый тусклый цвет, одинаково скучные формы. Если это правда, что люди могут вызвать недовольство богов своими делами, то, несомненно, Вол, бог умельцев, не станет долго терпеть такого человека.

Как ни крути, я могу сделать лучше. Рока знал: мужи древности научились – либо Вол научил их – придавать стали цвет и травить ее способами, казалось, не оставляющими следов. Он знал, что важен выбор топлива, хотя и не был уверен почему, и что вода каким-то образом способна плавить металл. Возможно, другие могли бы научить его большему.

Вышел Эгиль с мешком инструментов, длинным мечом и кислым выражением лица.

– Большая часть этого будет вычтена из твоей доли, когда нам заплатят, потому как ты разозлил его и цены удвоились.

Рока пожал плечами:

– Мы получим больше этой цены, когда я нарисую руну для вождя, верно?

Рока уже понимал: когда обычно выразительное лицо барда становилось пустым, это явный знак того, что он сейчас обманет.

– Да, нам заплатят чутка больше, но трудно знать, сколько именно.

– Возьми все это из моей доли, – сказал Рока. Лицо Эгиля чрезвычайно просветлело.

– Умный парень – знает, когда вложиться. Не волнуйся, эта ночь станет острием копья, обещаю тебе! – Он еще раз отечески похлопал его, чем поставил под угрозу свою жизнь.