Похождения проклятых - Александр Трапезников

А потом я услышал рядом с собой крик.

— Они убили его! Убили!

Это кричала Маша. Она вернулась и металась по комнате. Я подумал: убили Алексея. Но оказалось, что это не так. Когда Сергей Николаевич сумел усадить ее в кресло и заставил выпить стакан воды, она продолжала твердить:

— Убили… убили… — а зубы стучали о стекло, и сами глаза были стеклянные.

— Кто? Кого?

— Этот ужасный… старик… убил… Якова…

Сергей Николаевич что-то продолжал у нее спрашивать, а я лишь молча смотрел. Что говорить? Я вдруг понял, что так и должно было произойти. Смерть — возмездие искупление. И, наверное, спасение для других. А может быть, и для тебя самого. Но… теперь это было уже не важно. Все кончено. И все начинается. И мне даже не хотелось смотреть, что там происходит на улице.

Я лишь твердил про себя всплывшую вдруг в памяти молитву — из тайников души, сердца и разума:

Стену необоримую и забрало крепкое граду Москве и всей державе Российской Господи дарова тя, олаженне, верным в скорбех и нуждах пребыстрое заступление, да зовет ти сице: Радуйся, призывающим тя во благое скорый помошниче; радуйся, чистоты душевныя и телесныя сокровище. Радуйся, душевных и телесных недугов целителю; радуйся, державы нашей утверждение. Радуйся, Церкве Российския украшение; радуйся, яко отец чадолюбивый, чада твоя назирайи. Радуйся, яко воевода непобедимый пределы земли нашея ограждаяй; радуйся, небрегущяго святыне страхом вразумляли. Радуйся, яко кающимся скорое прощение испрошаеши; радуйся, яко благим подвигом тех научавши. Радуйся, преподобие княже Данииле, Московский чудотворче.

Эпилог

…Любимая моя герань стоит на подоконнике и радует глаз. Правда, это уже совсем другой цветок, да и время-то другое: на календаре 2034 год. А за окном — зима, стужа, метель. Но я теперь редко выхожу на улицу, мне и по квартире-то передвигаться не слишком в радость. Впрочем, зачем об этом? Я хотел о чем-то ином. Мысли путаются. Пишу письмо, а вспоминаю почему-то Настеньку, дочь моего друга Жени Артеменко, бывшего директора колледжа. Нет-нет, да и придет на ум ее давнее предсказание. Она теперь медицинское светило, а папа на своей даче разводит удивительные по вкусу кабачки, огурцы и помидоры. Иногда приезжает ко мне, но о тех событиях мы не говорим. Много воды утекло, а поток воды той смыл еще больше мути и грязи из Москвы и России. И Слава Богу!

А вот доктор Брежнев, напротив, прекратил свою врачебную практику, стал священником, служит в лавре, пишет духовные книги, и Светлана Ажисантова также на той стезе — она в Варлаамо-Хутынском женском монастыре, в Новгородской области, игуменьей. Там у них редчайший кладезь с чудесной целебной водой, ископанный еще в XI веке самим преподобным Варлаамом. Последний раз я был там лет десять назад. Теперь уже не добраться, силы не те. Хотя, а вдруг Господь сподобит? Это ж нам только кажется, что мы такие немощные да бессильные, а у Господа свои виды, и человек всегда ошибается. Главное — не отчаиваться, не унывать, не впадать в тоску и скорбь, а радоваться. Чему? Да силе Духа, который необорим.

И кто знает, сколько дано прожить? Вон, Владимир Ильич… Ему сейчас уже под сто, наверное. А все в разных башмаках ходит. Но это он просто юродствует, по старой своей привычке, хотя после смерти сына — ужасной, не хочу вспоминать! — искренне принял православие, как тот, преступил с паперти в храм, даже многих исцеляет и направляет, а еще — прозревает сроки. К нему со всей столицы стекаются в основном женщины да холостые девицы, а он им сырым яйцом по лбу метит. И говорит, чего ждать. Но я знаю, что он еще и пишет провидческие книги, которые в списках по Москве и России расходятся.

А куда делись все эти кураторы да академики, с их президентами и прочей начальствующей и раболепствующей камарильей? Да кто ж знает! Смыло той же водой, волнами истории, даже в песке не остались. И памяти о них нет и не будет. А надо бы помнить, надо бы не забывать. Битва-то еще не кончилась, еще продолжается. И будет длиться до скончания времен. Впрочем, сам-то я уже, конечно, не ратник. Вот пишу письмо другу, а мысли опять путаются.

Он, Алексей Новоторжский, живет теперь в маленьком сибирском городке, работает в местной больнице. Вместе с Ольгой Ухтомской. И то, что он выжил в те сентябрьские дни, — это ведь тоже чудо! Господь спас, а ангелы на крыльях своих удержали от смерти. Все делается по Промыслу Божиему. И все сделалось как и должно быть. Что же я хотел ему сказать или спросить? Снова забыл. Подожду, отдохну немного.

Сейчас Маша принесет мне стакан чая.

Скоро уже.

И я усну. До времени.