Пушкин - Борис Львович Модзалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Материалы Пушкинского Дома мы разделим на 15 групп, сообразно отдельным листам рукописей Анненкова, писанных в разное время, по разным поводам[512].
Из черновых заметок П. В. Анненкова для биографии Пушкина
I
От Сабурова (Якова Ивановича).
1) Каверин, сын Сенатора, образованный человек, воспитывавшийся в Геттингене, красавец собой, богатый; он, по словам Сабурова, лечился от французской болезни холодным шампанским, вместо чаю выпивал с хлебом бутылку рому и после обеда, вместо кофею, — бутылку коньяку, но был остроумен, и любезен, и блестящ. Гусар.
2) Молостов, широкоплечий гусар, был просто пьяница горький и буйный, но умный. Цинизм времени выразился в нем шуткой: «лучшая женщина есть мальчик и лучшее вино — водка».
3) Чаадаев, воспитанный теткой Шаховской превосходно, не по одному французскому манеру, но и по Английски, был уже 26-ти лет, богат и знал 4 языка. Влияние на Пушкина было изумительно. Он заставлял его мыслить. Французское воспитание нашло противодействие в Чаадаеве (сперва гусарском офицере, потом Адъютанте И. В. Васильчикова), который уже знал Лока [?] и легкомыслие заменял исследованием. Чаадаев был тогда умен; он думал о том, о чем никогда не думал Пушкин. Сабуров рассказывает, что Пушкин, восхищавшийся Державиным, встретил у Чаадаева опровержение, а именно за неточность, изображений. Пример был Путник Державина: «Луна светит, сквозь мрак ужасный едет в челноке». Чаадаев был критик [?] тогда. Взгляд его на жизнь был серьезен. Он поворотил его на мысль. Пушкин считал себя обязанным и покидал свои дурачества в доме Чаадаева, который жил тогда в Демутовом трактире. Он беседовал с ним серьезно.
4) Об оде на свободу. Александр ее внал, но не нашел в ней поводов к наказанию. Между прочим ода, как говорили тогда, была подсказана Пушкину Н. И. Тургеневым. Александр [Тургенев], между прочим, был владыкою Синода при Голицыне и старался сообщить лютеранско-мистическое направление духовенству. Когда невежественная часть духовенства свергла Голицына, князь остался Министром (Почт-Директором), а Тургенев очутился брошенным. Дело о ссылке Пушкина началось особенно по настоянию Аракчеева и было рассматриваемо в Госуд. Совете, как говорят. Милорадович прививал Пушкина и велел ему объявить, которые стихи ему принадлежат, а которые нет. Он отказался от многих своих стихов тогда и между прочим от эпиграммы на Аракчеева, зная, откуда идет удар.
II
От Данзаса.
Генеральша Гартунг[513] в Кишиневе, дочь Стурдзы, Господаря, и первая жена Гики, сын которого недавно был Господарем, жила в разводе с мужем и не отличалась строгим поведением. У ней-то жила Гречанка, о которой Пушкин писал в стихах. Гартунг приняла раз самого Данзаса в ванне. О Еврейке, о которой часто упоминает Пушкин, он говорил, что это должна быть дочь одной из двух хозяек-жидовок, содержавших два трактира в Кишиневе. Она была не дурна, но коса. Липранди часто бывал с Пушкиным — он был тогда Подполковником Генерального Штаба, потерял жену-француженку и выстроил ей богатую часовню, в которой часто уединялся. Он жил богато. Из знакомых Пушкина — Давыдовы важную роль играли. Один, женатый на Орловой (теперь Давыдов-Орлов),[514] другой — сосланный в Сибирь и умный в семействе, третий — обжора, женатый на Герцогине Грамон, вышедшей после его смерти замуж за известного маршала Себастьяни. Дочь ее от Давыдова — Адель, к которой написаны стихи, кажется жива: она сделалась Католичкой и живет монахиней в Sасre-Соеur в Париже. Сын ее от Давыдова — служил в Кавалергардах. У Раевских было большое родство. Катер. Раевская вышла за Михаила Орлова, она называлась в Кишиневе за либерализм свой Марфой Посадницей; другая — за Волконского, с которым последовала в Сибирь. Сестра Раевского была за Бороздиным и тоже не отличалась добродетелью[515]. Одна из трех дочерей ее показала себя Пушкину в наготе, кажется, при купании. Любопытно, что одна из молодых Бороздиных вышла замуж за Поджио, другая за Лихарева, сосланных в Сибирь, но они не последовали за мужьями, а, напротив, вышли замуж в Одессе, не помню за кого, от живых мужей, потерявших свои права. В Москве в 29 году Пушкин волочился за Зубковой, прикинувшись, что влюблен в сестру ее Пушкину, которая сделалась потом Паниной. К ней стихи: Не Агат в ее глазах. Эти урожденные Пушкины были сироты и воспитывались у Апраксиной, сестры Д. В. Голицына и сестры Кочубей и Строгановой, тоже Голицыных. В Кишиневе, в бильярде кофейной Фукса, Алекс. Серг. смеялся над Ф. Орловым, тот выкинул его из окошка; Пушкин вбежал опять в бильярд, схватил шар и пустил в Орлова, которому попал в плечо. Орлов бросился на него с кием, но Пушкин выставил два пистолета и сказал: Убью. Орлов струсил.
III
Пушкин два раза уезжал в деревню из Москвы в 1826 и 1827 году и всё осенью. По прибытии в Москву хотел драться с Американцем, потом уехал в деревню, по первопутке прибыл в Москву и остановился у Соболевского. Его кофей с пастилой, майор Носов, знавший бездну прибауток,[516] по ночам просиживали у Марьи Ивановны Корсаковой, когда она спала, стих, тогда, к Паниной, Не агат в ее глазах,[517] история с Зуровой. Основание Москов. Вестника, обещание Пушкину 10 т. р., читает Годунова — ничего не пишется [?]. Часто у Зинаиды Болконской] бывает. Переехал в Петерб. и остановился у Демута в Трактире.
Ревизор — случай с Пушк. в Нижнем и у Перовского.
Мертвые души — г. Павлов.
IV
Энгельгард — Егор Антоновиче.
Гауеншильд.
Малиновский умер 1812 и 3 года Лицей был без директора.
Юрий Алекс. Нелединский-Мелецкий.
Теннер.
В Лицее журналы: Лицейский Мудрец, Для удовольствия и пользы, Неопытное перо, Пловцы.
Общие рассказы посетителей, где были раз. Метель и Выстрел.
За второе издание Руслана и Кавказ. Плен. Смирдин заплатил 7 т. р. ас. и продал.
За Бахчисарайск. Фонтан 3 т. р. первое издание.
За Братьев-разбойников 1.500 р.
За полного Онегина 12 т.
Потом платил Смирдин по 11
