Преступный викинг - Сандра Хилл

Он грустно улыбнулся и надел шлем. Потом опять посмотрел на нее и сказал:

— Я люблю тебя. Навсегда.

Он тронул коня, не произнеся больше ни слова, а у Рейн подкосились ноги, и она упала как подрубленная. Теперь ей оставалось только плакать в предчувствии беды.

— Сохрани его невредимым, Господи, — молила она с мучительными рыданиями. — Ты слышишь меня, будь ты проклят? Ты дал мне его. И не смей отнимать. Пожалуйста, Боже, пожалуйста, умоляю Тебя, сбереги его.

Увы, голос у нее в голове молчал, словно его никогда не было.

ГЛАВА 18

Несколько недель над маленькой усадьбой висели тучи. Все кругом стало серо и мрачно. Обитатели тесного сарая усердно занимались делами, как будто спасались от неминуемой гибели. Притихшие дети запасали дрова, стирали одежду, доили корову, собирали яйца и убирали сарай. Рейн уже скучала без их обычных воплей и шалостей.

Даже Адам превратился в образцового ребенка. Впрочем, это преувеличение, сразу же поправила себя Рейн. Он все также сквернословил, зато частенько просил прощение за грубость. С детьми он вел себя как тиран, без труда взяв на себя роль лидера, но все же старался быть мягче и не только приказывал, но и хвалил. Это глубоко трогало Рейн, и она пугалась, видя в его больших карих глазах страх за Селика.

После двух недель тоски и бесконечного бессмысленного хождения взад и вперед Рейн решила заняться делом, то есть прививкой от оспы, уносившей множество жизней в средние века. Она не хотела изменять ход медицинской истории, но не видела вреда в вакцинации своего маленького семейства. Все обдумав, она попросила Убби помочь ей.

— Ты и вправду помешалась! — воскликнул Убби, отбрасывая в сторону камень, которым он точил ножи и меч.

С тех пор как уехал Селик, он был постоянно в плохом настроении, потому что хозяин оставил его защищать Рейн и сирот. К тому же у него обострился его артрит. Ее просьба осталась без ответа.

— Одно дело, Бог поручил мне похитить господина. Но собирать гной у коров? Нет, я не согласен.

— Убби, милый…

— Никаких милых, — заявил он, складывая руки на груди.

— Я могу пойти, — вызвался Адам.

— Ты не пойдешь! — в один голос воскликнули, испугавшись, Рейн и Убби.

— Но если Убби боится чертовых коров…

— Лучше помоги своей сестре справиться с горшком, а то она его так раскачает, что я вытру лужу твоим лицом. — Убби сплюнул. — И держись подальше от коров… От всех коров.

Он повернулся к Рейн и тряхнул головой.

— Господи!

Ты звал меня?

— Ты слышала? — закричал Убби. — Это ты? Ты это сделала. Ты натравила на меня Бога!

Рейн улыбнулась. Иногда Бог является как нельзя кстати.

Вернувшись, когда уже стемнело, Убби ворчал, что обошел двадцать гектаров, прежде чем нашел больную корову.

— Ты надевал перчатки? А рот закрывал повязкой, когда брал жидкость из язв? Корова была мертвой?

— Да, да, да, — устало отвечал Убби.

— Не садись! — с ужасом завопила Рейн. — И ничего не трогай.

Убби едва не подпрыгнул возле скамьи, на которую хотел плюхнуться.

— Теперь что?

— Снимай все с себя. Я сожгу. Не хочу давать ни одного шанса проклятой заразе.

Он слишком устал, чтобы спорить с ней.

Не следующий день она сделала прививки всем детям, а также пришедшим в ужас Убби и Бланш, которая с тех пор как появилась в усадьбе, вела себя откровенно неприязненно по отношению к Рейн. Острым ножом Рейн царапала каждому руку и смазывала ее зараженной оспой жидкостью на кончике иглы. Следующие несколько дней показали, что трудное испытание обошлось без серьезных последствий, если не считать легкой лихорадки и тошноты.

Удовлетворенная результатами, Рейн решила наведаться в больницу. Кроме того, ей нужно было много чего закупить в городе — сукна и толстых ниток, чтобы сшить еще тюфяки, приправ для Бланш, побольше деревянных досок для хлеба и ложек, пряжу для чулок. Гайда обещала прийти на один день и научить девочек вязанию, которым Рейн не владела.

Убби, сытый по горло ее нескончаемыми разговорами о Селике и о его судьбе, поддержал ее.

— Ради Бога, иди и дай нам немножко отдохнуть от твоего нытья. Говорю тебе, наш господин сам может о себе позаботиться.

Адам решительно заявил, что пойдет вместе с ней и будет защищать ее. Рейн хотела было возразить, но потом решила, что ему полезно побывать в больнице. Может быть, он даже сможет помочь. Но, первым делом, она строго-настрого запретила ему называть ее настоящим именем. Адам подумал, что женщина, переодетая монахом, — славная шутка над монастырем, не слишком щедрым к городским сиротам.

Адам знал город как никто, и им это очень пригодилось. Он водил ее кратчайшими путями, безбожно торговался с купцами и показал необычную лавку, в которой торговали только товарами с Востока, в том числе и экзотическими специями.

Потом он уселся на высокий стул в лавке Эллы в ожидании, когда ее работники подберут сукно и нитки, заказанные Рейн, жевал медовые пряники и запивал их медовым напитком, словно лорд в замке.

— Не мешало бы урезонить нахала, — проворчала Элла, когда Адам обругал одного из ее работников за скупость, но в ее голосе слышалось едва сдерживаемое восхищение. — Господи, когда этот щенок станет мужчиной, будет на что посмотреть.

Рейн была с ней совершенно согласна. В больницу Адам сопровождал ее совсем не как щенок, а почти как коллега. Словно настоящий врач, он вникал во все, зачарованно смотрел на микстуры и настойки и задавал один умный вопрос за другим, горя неподдельным энтузиазмом.

Рейн видела в нем задатки врача и сокрушалась, что в его времени у него нет ни одного шанса осуществить зародившуюся мечту.

Отцу Бернарду появление Адама пришлось не по вкусу.

— Послушай, брат Годвайн, не стоит приводить всех своих приятелей в святую церковь. Сначала звероподобный брат Этельвульф. Теперь эта беспризорная языческая крыса.

— Кто сказал, что я язычник? — огрызнулся Адам. — Я молюсь каждый вечер. А кроме того, во мне так же, как и в тебе, Берни, течет кровь саксов. Твоя мать ведь тоже была шлюхой? — спросил он, глядя на монаха невинными глазами откормленного кота.

Отец Бернард сплюнул и от ярости едва не прикусил себе язык.

— Вот я тебе…

Он схватил Адама за руку, намереваясь преподать ему урок.

— Брат Годвайн говорил тебе, что перенес коровью оспу на кожу несчастных сирот?

— Что?

Отец Бернард отшвырнул Адама, словно взял в руку кусок раскаленного угля, и бросился к рукомойнику.

— Господь наказывает меня за грехи. Надо немедленно идти на исповедь.

У Рейн появилось ощущение, что теперь ее не скоро пригласят в больницу. Она с досадой посмотрела на Адама, но всерьез не рассердилась. По правде говоря, она уже начинала подумывать о собственной больнице. А в зимние месяцы ей хватит забот о сиротах.