Наследница Роксоланы - Эмине Хелваджи

Тут все и объединилось. До невозможности легкая возможность наняться во дворец, оскорбительно небрежный обыск… Вежливость девочки, зовущей служанку «ханум», и то, с какой охотой она слушает сказки, даже не думая капризничать…

Ну и то, как шахзаде Баязид смотрит на летящий ему в сердце кинжал.

Дальше бытие обретает обычную скорость. Визг служанки взмывает до немыслимой высоты; на Бал и Айше обрушиваются одновременно, по двое на каждую, валят на пол, умело заламывают руки; бебут с янтарной рукоятью ударяет Баязиду в грудь напротив сердца, пробивает атласный кафтан и остается торчать.

– Я не твоя дочь, почтеннейший эфенди, – говорит девочка столь же вежливо, как давеча обращалась к служанке. Она, по-видимому, совсем не поняла, что происходит вокруг. – Мне сказали, что сегодня меня будут звать «госпожа Михримах», но все равно мой отец – не ты. Он служит в дворцовой кухне, и его зовут…

– Ладно, не продолжай. Пусть зовут как угодно.

Джанбал распластана на полу, но лицо ее обращено в сторону шахзаде, она все видит, как и Айше, лежащая рядом с ней щекой к щеке. Баязид, не морщась, спокойно выдергивает кинжал из своей груди. Подносит острие к глазам. Внимательно рассматривает.

– Хорошая сталь, – говорит он, ни к кому не обращаясь. – Не в кольчугу ведь ударило, а прямо в пластину чахар-айнех[22], – а клинку хоть бы хны. Впрочем, к иблису клинок, отличной стали у меня на десять жизней хватит. А вот рукоять…

Шахзаде с одинаковым любопытством попеременно смотрит то на эфес бебута, то в лицо Айше.

– Это о нем писал мой брат, твой дядя? – с интересом осведомляется он.

Айше рвется из удерживающих ее рук и кричит – так страшно, что ее голос перекрывает визг до сих пор не умолкающей служанки. Баязид морщится и делает знак: увести.

– Что он говорил о брате? – спрашивает Бал.

– О ком? – Айше с трудом шевелит разбитыми губами.

– О брате. Или о дяде.

Они лежат рядом, связанные, в какой-то полутемной каморке. Каменный пол холодит тела сквозь рваные циновки.

– А это имеет теперь какое-то значение? – горько усмехается Айше.

– Не знаю. Вряд ли. Что сейчас вообще может иметь значение?

Странно, что их не разлучили сразу. Возможно, у шахзаде для этого не так-то много помещений, особенно если он стремится сохранить дело в тайне: это ведь не его собственный дворец. Но, может быть, дело проще: Баязид уже знает все, что ему нужно, и об Айше, и о кинжале. А прочее ему попросту не интересно.

Вот и хорошо. Значит, не будет доискиваться, что за сообщница, из какой она семьи…

– Мне – дядя, ему – брат… – Айше все же решила ответить. – Шахзаде Джихангир. Отец послал ему этот бебут перед тем, как… А он, Джихангир, вернул его. После того, как…

– А что он писал о нем?

– Не помню… Я невнимательно прочитала, – признается Айше. – У меня тогда вообще все плыло перед глазами… Но он мудрый, дядя Джихангир. Книжник. Был.

Джанбал, сумев извернуться, с трудом дотянулась до подруги связанными руками, погладила ее по лицу. Та всхлипнула.

– Ничего страшного, – утешила ее Бал. – Скоро мы его сами спросим.

– Да… Может быть, даже сегодня. Слышишь? Слышишь?! Прямо сейчас, наверное. Это идут за нами!

– Да едва ли… – рассудительно ответила Джанбал, прислушиваясь к шуму в коридоре. – Когда за нами придут, мы, в лучшем случае, их шаги услышим. А эти вот спорят, ссорятся.

– Ну куда тебя несет, женщина?! – доносится сквозь дверь раздраженный голос Баязида.

– Здесь мой дом в той же мере, что и твой! – бесстрашно отвечает молодой женский голос.

– Да будто бы?!

– Так и есть! – снова звучит тот же голос – и вдруг он словно двоится: – В доме своего деда ходим где хотим, все двери отворяем!

Айше, тоже поневоле начавшая прислушиваться к разговору, вдруг с удивлением переводит взгляд с двери на свою названную сестру. Та улыбается уголком рта. Ей очень даже знакомо такое одновременное звучание двух голосов, пускай и не этих.

– Вы в доме деда, а я – в доме деда и отца!

– Вот иди и скажи своему отцу, нашему дяде, пусть он нам запретит! – Голос снова звучит сдвоенно. – Может быть, он забыл, кто наша мать, но навряд ли! А пока не сказал, что забыл это, так и ты помнить изволь!

– Опять дядя… – пробормотала Бал. – Ну давай, вспоминай семейную историю. Кого это к нам сейчас несет?

– Думаешь, это имеет для нас какое-то значение?

– Как раз может и иметь. Дом деда, мать, отец, дядя… два голоса как один звучат, – не первой молодости тетки, лет двадцать – двадцать пять… Неужто не вычислишь?

Похоже, даже в такой момент ей все-таки удалось поймать подругу «на слабо». Айше задумалась.

– Ханум и Фюлане, наверное, – предположила она. – То есть Ханум-султан и Фюлане-султан. Дочери Хатидже-султан, сестры султана, моего деда. Только у них сейчас с Баязидом общий дедушка, Селим Жуткий. Мне он прадед.

– Жуткий прадед. Понятно, – кивнула Джанбал. – А отец их кто?

– Ибрагим-паша, бывший великий визирь, – неохотно буркнула Айше. – Его убили давно, нас с тобой еще на свете не было.

И отвернулась к стене.

Две женщины ворвались в каморку, точно вражеское войско. Или, наоборот, войско союзников, пришедшее на помощь?

Быстрые руки переворачивают Бал, ощупывают ее лицо и волосы. Развязывать ее, однако, Ханум (или это Фюлане?) не спешит.

– Нашла? – спрашивает она у сестры, которая тем временем склонилась над Айше.

– Не вижу, – отвечает Фюлане (а может быть, Ханум). – Темно. И в крови она. Вот зверюга! (Хотелось бы думать, что эта часть фразы относится к шахзаде Баязиду.)

– А я нашла! – говорит первая из сестер, та, которая осматривает Джанбал. – Вот, смотри…

И она торопливо, но не враждебно, даже бережно, поворачивает голову девушки, отводит прядь волос на виске.

– Вижу… – Голос второй сестры пресекается. – Быстро, скорее, пока он не…

Если войско может куда-то врываться, то оно может и отступать, столь же поспешно, организованным порядком. Так и не сказав ни слова самим девушкам, Ханум и Фюлане стремительно бросаются прочь из каморки.

Айше и Джанбал остается только переглянуться в полном недоумении.

– Они действительно близняшки, – произносит Бал, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Похожи – больше нас с Беком…

– Я только одну из них толком рассмотрела, – призналась Айше. – Ту, которая с тобой возилась. Она действительно похожа… на вас с Беком.

– Что?!

– А то и есть, что похожа. Ты себя небось без зеркала не узнаешь, а я вижу… Вот лет через шесть-семь в точности так, наверное, и будешь выглядеть. Ой… – Губы Айше дрогнули, голос дрогнул тоже.