Королевство теней (сборник) - Александр Бушков

Камил в надежде огляделся, но не увидел ни одной живой души. Дворик был захламлен битым сланцевым кирпичом, давно погасшими головешками и притушен пеплом. И было здесь необычно сухо, словно дождь шел только по эту сторону стены.

Камил осторожно, чтобы не наколоть босые ноги, спустился во двор и снова огляделся. Затем подошел к обвалившемуся углу замка и, все еще не веря себе, прикоснулся к нему пальцами. К мокрым ладоням пристала сажа.

— Бортишек, — тихонько позвал Камил, но ничто ему не ответило. Даже эхо. И тогда он понял, что никогда уж не отзовутся на его зов ни Бортишек, ни Марженка, ни Порту.

Сзади послышался шум, кто-то пьяно рассмеялся и Камил, обернувшись, увидел, как из полуразрушенного погреба вылезли трое здоровенных дядек с окладистыми растрепанными бородами и в железных доспехах. Они тоже увидели Камила и остановились. Затем один из них, рыжебородый, начал что-то гортанно говорить, посматривая на Камила, но те двое только отмахнулись от него и стали тянуть к лошадям. Рыжебородому это не понравилось, он вырвался и тогда его товарищи, окончательно махнув на него рукой, пошли седлать лошадей.

Рыжебородый постоял немного напротив Камила, пошатался, словно обдумывая что-то, затем, покопавшись у себя за пазухой, вытащил темный сухарь и, протянув его Камилу, стал подзывать его как бездомную собаку. — У-тю-тю-тю!

Камил только высоко поднял брови, но с места не сдвинулся. Пьяница Шико, со второго этажа, тоже всегда угощал его конфетами, о он их никогда не брал.

— У-тю-тю-тю-тю! — сложив губы трубочкой, повторил рыжебородый и, шагнув вперед, споткнулся о груду тряпья. Он еле удержался на ногах, непонятно чертыхнулся и пнул ее ногой.

Тряпье как-то странно вздрогнуло, из-под него высунулся карикатурно стоптанный сапог и Камил, охватив взглядом всю эту груду в целом, вдруг с ужасом осознал, что никакое это вовсе не тряпье, а Порту, хромой конюх Порту, только вот такой вот, тряпичный и неживой… На мгновенье глаза его застлала пелена, но она сразу же спала слезами злости и праведного гнева.

— Гад! — закричал он рыжебородому. — Га-а-ад!

Он схватил обломок булыжника и запустил ему прямо в лоб. Рыжебородый взревел, пошатнулся и, выронив сухарь, схватился за голову. Корчась от боли, он размазал кровь по лицу и бороде. Наконец, оторвав руки от лица и увидев на них кровь, он разъяренно двинулся на Камила.

Камил снова бросил в него камень, но на этот раз попал в панцирь, и камень с глухим стуком отскочил в сторону, не причинив рыжебородому никакого вреда. Он хотел бросить еще, нагнулся, ища булыжник, но тут заметил, что рыжебородый продвинулся к нему почти вплотную. Бежать было некуда, рыжебородый везде успел бы перехватить его, и тогда Камил, повернувшись к нему спиной, быстро юркнул вверх по развалинам.

Рыжебородый, почувствовав, что добыча ускользает, недовольно зарычал и попытался было, сопя, последовать за Камилом, но оступился и загремел всеми своими доспехами по булыжнику. Вдобавок, Камил обрушил на него сверху увесистый обломок стены.

Казалось, он уже не встанет. Но он все же выкарабкался из-под груды наваленных на него камней и долгим мутным взглядом из-под рассеченного лба уставился на Камила. Дружки его, уже сидя на конях, реготали во все горло, тыкали в Камила пальцами, науськивая какими-то выкриками, вроде: “Ату! Ату его!” — но рыжебородый только молча сплюнул себе под ноги и пошел прочь.

Камил подождал, пока он подойдет к лошади, и, выбрав булыжник поувесистей, спустился вслед за ним. “Это тебе напоследок”, — сцепив зубы, подумал он.

Рыжебородый долго возился у седла и вдруг, с необычайной прытью выхватив из чехла арбалет, повернулся к Камилу. Камил уже занес руку, но бросить так и не успел. Что-то свистнуло в воздухе, ударило его в горло и швырнуло на землю. Последним, что он услышал, был довольный хохот рыжебородого, вскочившего в седло, и удалявшийся топот копыт.

На этот раз Йон-воевода не доверил слежку за Камилом Стриге и сам пошел во главе отряда следопытов. Стрига шел сбоку от него, обиженно косился, сопел, но молчал. Да и говорить-то в разведке не полагалось.

Следить после двухдневного дождя было не трудно и, единственное, чего следовало опасаться, что Камил заметит их раньше, чем они его. Подходя к развалинам, Йон приказал удвоить бдительность, но Камила они так и не обнаружили. Впрочем, следы вели прямо в замок, к перелазу, и обратно не возвращались. Очевидно, он был еще там, если только не ушел другой дорогой.

Они осторожно подобрались к самому перелазу и прислушались. И тут из-за стены донесся звук лопнувшей струны, кто-то сдавленно крикнул, а кто-то, уже другой, язвительно захохотал. Йон вздрогнул, встревоженно переглянулся со Стригой и они, не сговариваясь, бросились к стене.

Развалины замка были завалены невесть откуда взявшимися головешками и пеплом. Здесь было необычно сухо и теплее, чем по ту сторону стены, и сильно пахло гарью.

Камила они увидели сразу. Он лежал на спине, широко раскинув руки, а из горла у него торчала короткая и толстая стрела.

Йон сглотнул слюну и ошарашенно оглянулся вокруг. Пыль, поднятая кем-то у коновязи, медленно садилась на булыжный дворик, а откуда-то издали, из пустого зева настежь распахнутых обугленных ворот, доносился удаляющийся топот копыт.

Наконец Йон пересилил себя и шагнул к Камилу. Камил все так же неподвижно лежал, и только вокруг его головы медленно растекалась большая лужа крови. Стрига, стоявший сзади, вдруг застонал, позеленел и опустился на корточки. Йон оглянулся на него, снова сглотнул слюну и боязливо притронулся к Камилу.

И тотчас же словно что-то сдвинулось вокруг, исчезли головешки, пепел, обломки булыжника… Только стена осталась стоять, да еще появились лужи.

Камил пошевелился, приподнялся и сел. Никого не узнавая, он окинул ребят пустым взглядом, затем осторожно провел рукой по шее и посмотрел на нее. Рука была мокрая и грязная и больше ничего на ней не было.

— Ты… Ты чего? — выдавил Йон и почувствовал, как мурашки начинают бегать по телу. Он не отрываясь смотрел на то место, где только что была лужа крови. Ни крови, ни стрелы в горле Камила не было.

Камил, наконец, осознанно посмотрел на ребят. Минуту он молчал, затем у него задрожали губы. Тогда он подтянул под себя ноги, обхватил их руками и, так ничего и не сказав, уткнулся носом в колени и горько-горько заплакал…

ПЕРЕВОДЫ

Роберт Говард

КОРОЛЕВСТВО ТЕНЕЙ

1. КУЛЛ, КОРОЛЬ ВАЛУЗИИ

Рев труб нарастал, как приливная волна, как шум прибоя, бьющегося о белые скалы Валузии. Из толпы слышались радостные возгласы, женщины бросали цветы, а стук серебряных подков все приближался и вот, наконец, первые ряды воинов показались на широкой светлой улице, огибающей устремленную в небо Башню Славы.

Впереди, трубя в длинные золотистые фанфары, ехали герольды — стройные юноши в пурпурных одеяниях. За ними шли лучники — высокие статные горцы, следом за лучниками — тяжеловооруженная пехота: широкие щиты громыхали в унисон шагам, в том же темпе покачивались кончики копий. За пехотой следовали лучшие в этом мире воины — Алые Убийцы, от шлемов до шпор все в красном. Они величаво проплыли на своих великолепных скакунах и, хотя, несомненно, хорошо слышали обращенные к ним восторженные возгласы, смотрели строго вперед, застыв в седлах, словно бронзовые статуи. За этими гордыми, страшными в бою воинами пестрыми потоками влились на площадь отряды наемников: диких кочевников из My и Каалу, вооруженных широкими тяжелыми мечами и дротиками. За ними, в некотором отдалении, тесно сомкнув ряды, шли лучники из Лемурии. Позади всех — легкая пехота и снова трубачи.

Это изумительное зрелище щемящей болью восторга отзывалось в сердце Кулла, короля Валузии. Вот он скользнул взглядом по трубачам; вот поднял руку, отвечая на приветствия всадников, остановил взгляд на пехоте. Его глаза вспыхнули, когда в поле зрения показались Алые Убийцы, зрачки сузились, когда их сменили наемники. Эти шли гордо, глядя на короля смело, но с уважением. Кулл ответил им таким же смелым взглядом. Он ценил храбрость, а во всем мире не было храбрее воинов, чем эти, даже среди дикарских племен пограничья. Однако, сколь бы глубоким ни было это чувство взаимного уважения, между ними не могло возникнуть даже намека на дружеские чувства. Кулл, король Валузии, был по происхождению атлантом, а не валузиани-ном, а атланты издревле воевали со своими западными соседями. И хотя имя Кулла было предано проклятию также среди гор и долин его собственного народа, а сам он старался вытравить из памяти все, что касалось его происхождения, в нем еще много оставалось от варвара, и давние обиды прочно гнездились в его сердце.