Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах. - Джон Робинсон

Приказ бросить драгоценные бочонки с вином означал для простых солдат непомерную жертву, и посему они порешили прежде осушить их до капли. И когда 26 августа прозвучал сигнал выступать, едва ли не все пехотинцы не зашагали, а заковыляли на заплетающихся ногах. Впрочем, даже так они могли бы обставить противника, если бы не промашка тевтонских рыцарей. Поленившись вскрывать и вываливать припасы, теряя время и силы, они, недолго думая, их подпалили, – а столб чадящего дыма известил египтян, что христиане тронулись в путь.

Территория, по которой отступали крестоносцы, оказалась ниже уровня реки, о чем они проведали, как только мусульмане открыли шлюзы окрестных плотин. Хлынувшая вода затопила низменность, и вскоре люди и лошади брели по колено в жиже, меся склизкий ил тысячами ног и копыт и стремительно обращая его в вязкую топь. Люди, спотыкающиеся на каждом шагу, падали под градом стрел, гибли от рук турецких кавалеристов и чернокожих нубийских пехотинцев. Удержать порядок среди кавалеристов удалось лишь королю Жану и его баронам, пока тамплиеры и госпитальеры разбирались с пешей ратью. Остальные же попросту разбежались.

Тысячи христиан сложили головы при отступлении, но еще тысячи были ранены. К несчастью для последних, торопившийся удрать кардинал Пелагий воспользовался для этого своей верховной властью. Поспешив к реке, он приказал самому большому судну, отдавшись стремительному течению Нила, доставить его сквозь ряды египетских кораблей в безопасное место. Сия блистательная эскапада спасла жизнь самому кардиналу, но остается только гадать, сколько еще христиан заплатили за нее жизнью, ведь на упомянутом судне находились запасы лекарств всего войска. Большинство же остальных христианских кораблей, попытавшихся ринуться вслед за кардиналом вниз по течению, угодили либо на дно, либо в плен.

Подводя итог сказанному, Великий Магистр де Монтегю писал в своем послании магистру Храма в Лондоне: «Провизия наша погибла, многих из воинов смыло, и мы не могли продвинуться ни на шаг. Вода же все поднималась, мы лишились коней, седел, поклажи и вообще всего, что имели. Не будучи в состоянии ни двинуться дальше, ни отступить, мы не ведали, куда повернуть. Не имея пропитания, мы, аки уловленная сетями рыба, не могли ничего поделать, кроме как молить о мире».

Великий Магистр ничуть не приукрашивал: через считанные дни христиан заставили бы сдаться измором, и кардинал понял, что не остается ничего иного, кроме переговоров о мире. Султан, оказавшийся на высоте положения, мог диктовать свои условия. По его представлению, это означало, что христиане либо примут его предложение, либо умрут. И они приняли условия султана.

Прежде всего, надлежало сдать Дамьетту. Далее, все крестоносны должны удалиться из Египта. Будет заключено перемирие сроком на восемь лет. Крест Господень будет возвращен. А чтобы заручиться благопристойной передачей Дамьетты из рук в руки, аль-Камил настоял на обмене заложниками, с тем чтобы освободить их лишь после того, как город окончательно вернут египтянам. В заложники султан затребовал кардинала Пелагия, короля Жана, Великого Магистра тамплиеров и ряд знатных христиан, а в качестве гарантии со своей стороны предложил одного из своих сыновей, одного из братьев и группу египетских эмиров.

Прежде чем сдаться в заложники, кардинал Пелагий отправил в Дамьетту депутации тамплиеров и тевтонских рыцарей под предводительством великих магистров, дабы те поведали христианскому гарнизону о сдаче города. Наверное, сам он пойти не решился, прекрасно зная, что расплачиваться за дурные вести зачастую приходится тем, кто их принес. Разъяренная толпа набросилась на тамплиеров и тевтонских рыцарей, и тем пришлось забаррикадироваться в своих временных квартирах.

В ожидании исполнения условий договора султан задал заложникам грандиозный пир. Поглядев на короля Жана, мусульманский монарх выразил изумление, узрев слезы на щеках великого воителя. Жан ответствовал, что слезы сии – от острых угрызений совести. Пока он тут лакомится изысканнейшими блюдами, воины в христианском лагере умирают от голода. Выслушав сие, султан хлопнул в ладоши, призывая прислужников, дабы отдать им указания. И через пару часов на стоянку крестоносцев начали прибывать вьючные животные и повозки, нагруженные провизией. Теперь христианам оставалось лишь гадать, как же эти темнокожие люди в тюрбанах, коих принято считать воплощением зла и орудиями дьявола, могут являть собой и ангелов милосердия, спасших людей от голодной смерти.

Сей парадокс достойно венчает Пятый крестовый поход, обернувшийся грандиозным военным и религиозным крахом. Был, правда, под конец момент, тянувший на подобие религиозной победы, – но когда он настал, вместо Креста Господня султан аль-Камил смог принести лишь извинения. Мусульмане не видели в священном символе распятия Христа ничего особенного, и во время последней войны попросту задевали его куда-то не туда. Султан повелел все обыскать, но Животворящий Крест исчез бесследно. Некоторые крестоносцы решили, что Бог покарал их, не пожелав предать реликвию им в руки.

ороль Жан Иерусалимский воспользовался миром, наступившим после египетской катастрофы, чтобы возобновить торговлю с мусульманами, игравшую жизненно важную роль для хозяйства его крохотной державы. Однако на севере о мире не могло быть и речи до решения вопроса о престолонаследии в Армении, – а с ним вместе и о правлении Антиохией. Борьба за власть дошла до кровопролития, в интригах увязли и храмовники с госпитальерами – по-прежнему по разные стороны баррикад, позабыв о недавнем сотрудничестве во время похода вверх по Нилу.

По смерти жены и сына короля Жана свои права на трон предъявил правомочный наследник Армянского королевства, князь Раймунд-Рубен Антиохийский, при поддержке Папы и госпитальеров, попечению каковых вверил цитадель Антиохии. Вдобавок он уговорился с госпитальерами, что буде они сумеют отбить Джабалу у мусульман, таковая перейдет к ним вместе с окрестными землями.

Тамплиеры же во всем поддерживали Боэмунда Триполийского, жаждавшего заполучить Антиохию обратно. Его час пришел, когда армянская знать отвергла притязания Раймунда-Рубена, предпочтя принести клятву верности юной царевне Изабелле, как и повелел им почивший монарх. Не будучи католиками, они противились попыткам Папы вмешаться в правление их державой, твердо полагая, что он сует нос не в свое дело. На роль регента они избрали армянского дворянина Адама Баграсского, дабы тот правил страной вместо царевны, тюка сказанной не подыщут мужа. А пару недель спустя, передав кошель золота с рук на руки, госпитальеры наняли асасинов убрать Адама с дороги. Воспользовавшись всеобщим замешательством после покушения, Боэмунд напал на Антиохию вкупе с тамплиерами и без труда овладел городом, – хотя цитадель при том осталась за госпитальерами. Боэмунду оставалось лишь запереть их там, чтобы вынудить сложить оружие.

Взамен убиенного регента Адама Баграсского армянские дворяне избрали одного из компатриотов – честолюбивого воина Константина, возглавлявшего Хетумскую династию. Сказанный Константин без промедления созвал войско сторонников и пошел войной на соперника – князя Раймунда-Рубена, после утраты Антиохии оставшегося практически беззащитным перед армянской армией. Последовала короткая схватка, в ходе которой князя захватили в плен и бросили в темницу, где он через пару недель и скончался, что никого не удивило. Отныне Изабелла стала безраздельной владычицей Армении, но до ее замужества править страной предстояло регенту.

Тем часом предпринятая Боэмундом в Антиохии изоляция цитадели увенчалась успехом. Истощив свои запасы, госпитальеры оставили крепость – и, к восторгу тамплиеров, покинули город почти в полном составе. Когда же Боэмунд отверг обещание Раймунда-Рубена передать права на Джабалу госпитальерам и препоручил сказанные права рыцарям Храма, последние возрадовались еще более. Нарастающую рознь между орденами сумел утихомирить только папский легат, устранивший вполне реальную угрозу сражения тамплиеров с госпитальерами тем, что вынудил обе стороны согласиться поровну поделить права на пока не завоеванную Джабалу.

В ответ на вмешательство легата Боэмунд захватил все владения госпитальеров в Антиохии. Легат парировал удар отлучением Боэмунда от церкви, после чего, осерчав на тамплиеров, не отрекшихся от союза с преданным анафеме владыкой, послал жалобу Папе, каковой подтвердил отлучение и повелел тамплиерам отречься от дружбы с Боэмундом. Им не оставалось ничего иного, как подчиниться. При том Папа никоим образом не пожурил госпитальеров за альянс с мусульманскими асасинами.

Теперь политические интересы подсказывали, что самый надежный способ заручиться миром между Антиохией и Арменией – женить одного из сыновей Боэмунда на королеве Изабелле Антиохийской. За пару месяцев до того требования армян воспрепятствовали бы подобному браку, но ныне отлученный Боэмунд без малейших угрызений совести уступил их настояниям, чтобы его сын Филипп, выбранный в женихи, отрекся от католической веры и перешел в лоно армяно-григорианской церкви.