Москва. Путь к империи - Александр Торопцев

В последние два года XV века великий князь имел возможность на своем примере убедиться в том, что нередко великие люди в частной жизни бывают уязвимы и их чисто человеческие беды становятся страшными и опасными для государства в целом, поскольку даже гениальные правители здесь оказывались беспомощными, как малые дети.

После смерти Ивана Молодого возникла серьезная проблема престолонаследия. Кому отдавать в руки государство: внуку Дмитрию, сыну умершего, или сыну своему от второй жены Софии Палеолог, Василию Ивановичу? Точного ответа на сей важный вопрос Иван Васильевич не знал. При дворе образовались две партии. У той и у другой в этом деле были свои интересы. Жену Ивана Молодого, Елену, окружали бояре, вельможи — все русские. Они надеялись, что сын Дмитрий, унаследовав от отца все лучшее, будет править государством мудро и праведно, а им, его верным сторонникам, будет при нем великая польза. Союзники и доброжелатели Софии Палеолог имели на этот счет иное мнение. Они говорили великому князю о том, что приезд племянницы последнего императора Византии в Москву — событие глубоко символичное, что Русское государство стало после женитьбы Ивана на Софии преемником Византийской империи, а значит, сын ее, Василий, просто обязан наследовать престол. Это сыграет важную роль в международных делах.

Но какое решение принесет стране большую пользу и меньший вред? Иван Васильевич думал над этим сложнейшим уравнением с двумя неизвестными очень долго. Да так и не нашел верного ответа, которого с нетерпением ждали от него родные и близкие, приближенные ко двору бояре и князья, весь народ. И тогда самые заинтересованные люди решились помочь великому князю найти ответ.

София и Елена обе чужеземки, а значит, в равной мере равнодушные к проблемам русского народа. Обе тщеславные, воспитанные во дворцах, знакомые с интригами родителей и родных не понаслышке, обе в равной мере ненавидевшие друг друга именно потому, что после смерти Ивана III Васильевича им вместе на Русской земле жить будет очень тесно, обе коварные притворщицы, они долго готовились к решительной схватке друг с другом.

Шансы победить были у той и другой. Иван III Васильевич ценил и уважал жену старшего сына, но Софию он любил и не только как племянницу последнего византийского императора.

В конце 1498 года союзники Софии (впрочем, это могли быть и ее коварные враги) перешли к действиям. Дьяк Федор Стромилов и его сообщники, люди молодые и горячие, ровесники Василия Ивановича, стали нашептывать ему, что великий князь хочет объявить наследником Дмитрия Ивановича, который, получив власть, обязательно погубит сына Софии как законного престолонаследника. Василий поверил в это и дал вовлечь себя в заговор. Его союзники разработали несложный план убийства Дмитрия и бегства в Вологду, где находилась казна Ивана III Васильевича. Число заговорщиков быстро росло. Они давали клятвы верности друг другу, но нашелся среди них предатель, доложивший обо всем великому князю.

В страшном гневе Иван III приказал взять под арест и пытать всех участников заговора. Пытки дано терпеть далеко не всем. Люди быстро признавались в грехах тяжких, и тут же звучали приговоры. Четверым отрубили головы, двоим отрубили сначала ноги, потом руки, а потом и головы. Многих пожалели, отправили в темницы — жилось им там несладко. К Василию приставили стражу. У Софии в покоях схватили каких-то женщин, обвинили их в колдовстве и, не долго думая, утопили несчастных в Москве-реке. Великую княгиню, однако, не тронули. Иван III Васильевич прервал с ней все отношения.

Задача, кажется, была решена. Одно неизвестное удалось нейтрализовать, а второе из неизвестных тут же превратилось в известное — в законного наследника! Иван III назвал Дмитрия «своим преемником и возложил на него венец Мономахов».

Но решение задачи и ответ не понравились великому координатору! Человек, который почти всегда удачно манипулировал сложнейшими политическими ситуациями, спасовал вдруг, решая семейную задачку. Союзники победившей Елены быстро поняли, что государь остался недоволен навязанным ими ответом. Он упрямо искал иной, верный ход.

В 1499 году Иван III Васильевич изменил решение с точностью до наоборот. Приговор его был очень суров. Он не пожалел даже князя Ряполовского, отец которого много лет назад, рискуя собственной жизнью, спас Ивана III, тогда мальчика, от Дмитрия Шемяки. Отрубили голову Семену Ряполовскому. Хотели то же самое сделать с головой князя Ивана Юрьевича Патрикеева, человека, который тридцать шесть лет служил верой и правдой Ивану III, одержал много великих побед на полях сражений, много полезных и важных для государства мирных дел совершил, но не пожалел его великий князь, запутавшись при решении уравнения с двумя неизвестными. Митрополит Симон и другие священнослужители, не боясь гнева государева, смело вступились за князя Патрикеева, просили пощадить сего мужа, спасли Ивана Юрьевича и старшего сына его; оба они постриглись в монахи. Младший сын остался под домашним арестом.

Эта первая боярская опала, как пишет Н. М. Карамзин, «изумила вельмож, доказав, что гнев самодержца не щадит ни сана, ни заслуг долговременных». Впрочем, главная цель так и не была достигнута, Иван III так и не решил задачу. Он назвал Василия государем, великим князем Новгорода и Пскова, не лишив Дмитрия сана великого князя владимирского и московского, и перенес решение этой задачи на более позднее время.

Последние битвы

Последние шесть лет жизни Ивана III Васильевича прошли в войнах. В Восточной Европе сложились в конце XV века две коалиции. Литву поддерживала Польша. В 1499 году на Виленском сейме было установлено, что «впредь великий князь литовский не будет выбираться без согласия Польши и, наоборот, Польша не должна выбирать короля без соглашения литовского дворянства». Это сближение двух государств заметно улучшило позиции Литвы в противостоянии ее с Русью. В 1501 году, когда война между этими государствами достигла значительной напряженности, умер король Альберт, и, согласно Мельницкому договору, заключенному в том же году и постановившему, что Литва и Польша составляют единое государство и должны иметь одного короля, избираемого на сейме в Кракове, престол двуединого государства занял Александр. Воевать с Иваном III он побаивался, хотя его поддерживали магистр Ливонского ордена Вальтер фон Плеттенберг, а также хан совсем ослабевшей Золотой Орды Шиг-Ахмет. На стороне Александра стоял папа римский. И кроме того, Ивану III доставляли много забот князьки Казанского ханства, мечтавшие освободиться от опеки Москвы.

Вторую коалицию составили русский князь, крымский хан и господарь Стефан Молдавский. В 1502 году, правда, Стефан отошел от Руси, узнав о том, что Иван III по какому-то поводу приказал приставить к Елене и Дмитрию стражу, объявив Василия наследником престола. Кто был повинен в этой опале Стефановых внука и дочери, трудно сейчас сказать точно, но господарь Молдавии очень оскорбился, и даже мудрый Менгли-Гирей не смог примирить его с Иваном III. Потеряв сильного союзника, Иван III не потерял инициативу в войне с Литвой, тут-то и всполошились монархи Европы и папа римский Александр VI.

Дело в том, что в начале XVI века резко усилилась Османская империя. Захватив чуть ли не весь Балканский полуостров, войска султана Баязета не остановились на этом, стали угрожать Италии, взяли два города Венецианской республики. Кровопролитная война в Восточной Европе ослабляла христианский мир. В 1503 году папа римский и кардинал Регнус отправили в Москву послов, которые пытались убедить Ивана III прекратить борьбу, дать возможность Польше и Венгрии воевать против Порты и советовали самому участвовать в этой войне.

Иван III Васильевич не стал противопоставлять себя всему христианскому миру, согласился на переговоры, между прочим, еще и по иной причине — Русь устала воевать, нужна была мирная передышка, а великий князь «держал руку на пульте» уверенно! Диалог с послами Александра повел он на высочайшем дипломатическом уровне, не поддался ни на какие уловки противника, отстоял интересы своей державы и заключил не вечный мир с Литвой, как она того ждала, а лишь перемирие, потому что Литва еще владела землями Руси, чужими землями, а чужой землей вечно владеть еще никому не удавалось.

О том, насколько серьезны были доводы папы римского и кардинала Регнуса, можно судить по последней воле Стефана Молдавского. Поругавшись с Иваном III, он не пошел в союзники Польши, как ни уговаривали его послы Александра, а перед смертью завещал сыну Богдану и молдавской знати… покориться Османской империи. «Знаю, как трудно было мне удерживать право независимого властителя, — сказал он. — Вы не в силах бороться с Баязетом (Баязидом. — А. Т.) и только разорили бы отечество. Лучше добровольно уступить то, чего сохранить не можете». Эта предсмертная мудрость великого молдавского государственного деятеля, заботившегося прежде всего о счастье своего народа, а не о призрачной славе победителя или геройски погибшего бойца, может подсказать пытливому наблюдателю причины возвышения Османской империи и бурного расширения ее границ в XV–XVI веках. Турки побеждали не только силой оружия, но и силой разума. Они, как это ни прискорбно слышать христианам, побеждая, завоевывая, уничтожая непокорных, строптивых, в конце концов устанавливали на завоеванных землях режим, благоприятствующий мирной жизни местного населения, не богатой, но именно мирной. А мира на Балканах, как и во всем Причерноморье, и в других районах, захваченных Османской империей, до этого не было, о чем убедительно свидетельствует хронология войн, походов и сражений в Европе хотя бы с VI по XV века нашей эры.