Ранняя история нацизма. Борьба за власть - Гинцберг Лев Израилевич

Между тем к середине ноября правительство Папена окончательно оказалось в тупике. Противоречия в лагере крупного капитала были по-прежнему остры, в стране же нарастало массовое движение против реакции и фашизма. «Кабинет баронов» был взорван стремительно нараставшей классовой борьбой, а также разногласиями между различными группировками монополистического капитала по вопросу о привлечении НСДАП к участию в управлении. 17 ноября Папен ушел в отставку.

Во время новых переговоров с главарями НСДАП в конце ноября 1932 г. президент впервые предложил им пост рейхсканцлера, но поставил ряд условий; главным из них было требование о коалиционном характере будущего правительства с тем, чтобы ряд важных постов оставался в руках представителей конкурирующих групп финансового капитала и чтобы можно было изобразить фашистскую диктатуру как правительство «национальной концентрации». Переговоры вновь закончились ничем ввиду того, что Гитлер и его приспешники все еще отказывались принять эти условия. Но лозунг «национальной концентрации» остался на повестке дня.

Покровители НСДАП в эти недели буквально удесятерили свои усилия. Многие газеты как по-команде развернули кампанию в пользу нацистов, доказывая, что НСДАП «не должна погибнуть».

Сформированный в декабре 1932 г. кабинет генерала Шлейхера — он и сам не скрывал этого — носил переходный характер и имел целью лишь создать передышку, которая была бы использована для возобновления переговоров о включении фашистов в правительство на условиях, приемлемых для различных группировок монополистического капитала.

Еще до вступления в новую должность Шлейхер направил своего эмиссара к Гитлеру. Фашистскому главарю были предложены пост вице-канцлера и несколько министерств, но тот вновь отказался принять подобные условия. Это означало, что монополистические группировки, опиравшиеся на НСДАП, несмотря на потери, понесенные ею, продолжали домогаться полноты власти. Тогда, чтобы склонить Гитлера к компромиссу, Шлейхер предпринял попытку раскола нацистской организации. Лицом, которое генерал избрал для этой цели, был Г. Штрассер, руководивший организационным отделом НСДАП. Опасаясь взрыва негодования членов партии при дальнейшей оттяжке ее прихода к власти, Штрассер высказывался за вступление в правительство на предложенных условиях.

Штрассер был закоренелым, отъявленным фашистом, единомышленником Гитлера во всем, кроме вопроса об участии в правительстве. Он прославился своими погромными кровожадными выступлениями в рейхстаге и вне его, а роль Штрассера в разработке человеконенавистнических замыслов была весьма велика. Выступая в мае 1932 г. в Мюнхене, Штрассер заявил: «Я возмущен, что мое имя связывают с неким мнимым «направлением» в партии. У нас нет никаких направлений, есть лишь одна партия — ею руководит А. Гитлер, а все мы — его последователи». Что касается социалистических идей Штрассера, то они были таковы: «Социализм — это не что иное, как пруссачество в действии».

В середине ноября Геббельс записал в своем дневнике, что Штрассер завязал сепаратные связи с правительством. После того как Шлейхер возглавил правительство, эти связи стали очевидными. Бывшему главе прусского правительства О. Брауну, посетившему рейхсканцлера в декабре, Шлейхер сказал, что сделано все для избрания Штрассера премьер-министром Пруссии, а затем он будет назначен имперским вице-канцлером. «Штрассера, — заявил генерал, — разделяют с Гитлером острейшие противоречия. Если он отделится от партии вместе с наиболее ценными в национальном отношении элементами, которые, конечно, имеются в ней, то произойдет раскол». По некоторым сведениям, Штрассера поддерживало более 1/3 нацистской фракции рейхстага. Если верить бывшему статс-секретарю Гинденбурга Мейснеру, тот согласился предоставить Штрассеру пост вице-канцлера.

В это время положение нацистов было безусловно тяжелым, ибо к неуклонному падению влияния НСДАП и опасности раскола присоединились серьезные финансовые трудности. «Денежные заботы делают какую-либо целеустремленную работу невозможной», — записал Геббельс 8 декабря. А возглавлявшийся им отдел пропаганды НСДАП считал финансовое положение безнадежным. Подтверждением тому могут служить секретные донесения, поступавшие к министру внутренних дел из центра Рурского промышленного района и относящиеся ко второй половине ноября. «Национал-социалистская партия, судя по всему, — говорилось в одном из них, — испытывает в Западной Германии чрезвычайно большие материальные трудности. Представители партии пытаются повсюду получить деньги, но значительная часть промышленников воздерживается от финансирования». А несколькими днями позже из того же источника сообщалось: «Финансовое положение западногерманских национал-социалистов все более обостряется. Штурмовики практически не получали денег со дня выборов. В настоящее время происходят переговоры отдельных гауляйтеров с промышленниками. Представители национал-социалистов готовы сделать любые обещания в обмен на поддержку».

Резко возросла задолженность НСДАП — по самым минимальным подсчетам она составляла 10–12 млн марок. Известный историк Г. Хальгартен оценивает долги нацистской партии даже в 70–90 млн В начале января представитель нацистов официально объявил о невозможности внести причитавшиеся с партии налоги. На улицах появилось множество штурмовиков с кружками для пожертвований в пользу фашизма. На каждых местных выборах, происходивших в ноябре — декабре, НСДАП катастрофически теряла сторонников.

Множились сообщения о неповиновении, протесте и уходе коричневорубашечников из штурмовых отрядов. Наиболее заметным из фактов такого рода был развал организации штурмовиков в Нюрнберге и во всей Франконии (Северная Бавария) в начале января 1933 г. Часть членов тамошних штурмовых отрядов — а дело происходило на родине германского фашизма — провозгласила себя самостоятельной и объявила войну партийной бюрократии. Были распущены отряды в Зефтенберге и некоторых других местах.

Открытый кризис в НСДАП разразился 8 декабря, когда произошел разрыв между Г. Штрассером и Гитлером. Сенсационное сообщение об этом появилось на следующее утро в органе Шлейхера «Теглихе рундшау». Здесь говорилось, что Штрассер подал в отставку со всех постов, которые он занимал в партии, заявив о нежелании нести и далее ответственность за «политику исключительности», проводимую руководством и ставшую причиной изоляции, в какой очутилась НСДАП. Газета посвятила этому событию большую передовую статью, в которой проводилась мысль, что отставка Штрассера — сигнал для всей нацистской партии.

Дневник Геббельса хорошо отражает панические настроения, овладевшие в этот момент фашистскими главарями. 6 декабря он записал: «Положение партии катастрофично». Двумя днями позже: «В организации царит тяжелая депрессия». Затем читаем: «Мы все очень подавлены, прежде всего из-за опасения развала партии и из-за того, что вся наша работа была напрасной». В наибольшей растерянности оказался сам фюрер. Он часами ходил по номеру гостиницы, не зная, что предпринять. «Один раз он остановился и сказал: «Если партия распадется, то я в течение трех минут кончу дело при помощи пистолета»».

Но фюрер рано предавался отчаянию: его могущественные покровители не собирались в создавшихся условиях допустить уход нацистов с политической арены. Прибыли монополий в годы кризиса упали до минимума. Даже такой гигант, как «Стальной трест», задолжал 800 млн марок, и его заправилы видели выход лишь в получении крупных правительственных заказов, которые наверняка обеспечили бы им нацисты, придя к власти и развернув активную военную подготовку.

Касаясь предполагаемого краха нацистской партии, «Дойче альгемайне цайтунг» — признанный рупор тяжелой промышленности — 6 декабря писала: «Это было бы национальным бедствием. Она еще не выполнила своей задачи. Государство нуждается в ней, как в защите от большевизма». Буквально то же самое заявил Папен английскому послу в Берлине. «Было бы катастрофой, — сказал он, — если бы гитлеровское движение развалилось или было разбито, ибо нацисты — это последний оплот против коммунизма в Германии». Как видим, одни и те же «идеи» использовались и для внутреннего употребления, и для привлечения правящих кругов Англии и США. То была игра на так называемой «угрозе коммунизма», которой в Германии начала 30-х годов на деле не было.