Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов - Джаспер Ффорде

– Понятия не имею. А тебе не кажется, что тебе уже хватит?

– Все путем, – возразила я. – Я в полном порядке. Мне никогда лучше не бывало. А каково это – быть генератом?

– Неплохо, – ответил он, делая еще глоток вина. – Всегда есть шанс получить новую роль, если ты достаточно усерден и постоянно участвуешь в Программе по обмену. Семьи у меня нет – может, и к лучшему.

– Моя мамаша – посмешище, а отца просто не существует, – поделилась я. – Он странствующий по времени рыцарь… не смейся… а еще у меня два брата. Оба живут в Суиндоне. Один – священник, а другой…

– Кто?

Мне снова стало не по себе. Может, из-за вина. Я посмотрела на руку.

– Я не знаю, что он делает. Мы много лет не разговаривали.

Снова «обратный кадр», на сей раз Крым.

– Бутылка пуста, – пробормотала я, пытаясь налить вина.

– Ты бы сначала пробку вынула, – заметил Арнольд. – Позволь мне.

Он взял штопор и после упорных трудов вытащил пробку. Думаю, он был пьян. Некоторые люди удержу не знают.

– Как тебе Кладезь? – спросил он.

– Нормально, – ответила я. – Потустороннику тут очень неплохо живется. Никаких счетов оплачивать не надо, всегда хорошая погода и, что лучше всего, никакого «Голиафа», стряпни моей матушки или ТИПА.

– ТИПА умеет стряпать?

Я по-дурацки захихикала, он тоже. Через пару секунд мы оба истерически хохотали. Я сто лет так не смеялась.

Смех оборвался.

– А над чем это мы?

– Не знаю.

И мы снова расхохотались.

Я отдышалась и отпила еще вина.

– Ты танцуешь?

Арни озадаченно глядел на меня несколько мгновений.

– Конечно.

Я взяла его за руку и повела в гостиную. Нашла пластинку и поставила на проигрыватель. Положила ему руки на плечи, а он обнял меня за талию. Ощущение было странное и почему-то неправильное, но мне было все равно. Я сегодня потеряла хорошего друга и заслуживала небольшого расслабона.

Заиграла музыка, и мы начали медленно танцевать. Раньше я много танцевала – наверное, с Филбертом.[79]

– Для одноногого ты хорошо танцуешь, Арни.

– У меня две ноги, Четверг.

И мы снова расхохотались. Я припала к нему, он оперся на софу, чтобы не рухнуть. Пиквик посмотрела на нас с отвращением и встопорщила перья.

– У тебя тут, в Кладезе, есть девушка?

– Нет никого, – медленно ответил он.

Я потерлась своей щекой о его щеку, нашла его губы и поцеловала очень ласково и бесцеремонно. Он начал отстраняться, но затем перестал и ответил на поцелуй. Ощущение оказалось до опасного приятным. Я не понимала, почему так долго оставалась одинокой.

Он оторвался от моих губ и отступил на шаг.

– Четверг, это все неправильно.

– Да что тут может быть неправильного? – спросила я, глядя на него и покачиваясь. – Хочешь пойти посмотреть мою спальню? Там такой классный потолок!

Я споткнулась и вцепилась в спинку дивана.

– Ну что уставилась? – спросила я Пиквик, сердито глядевшую на меня.

– У меня в голове стучит, – пробормотал Арнольд.

– И у меня тоже, – ответила я.

Арнольд склонил голову набок и прислушался.

– Не, это не в голове, это в дверь.

– Это двери восприятия, – заметила я. – Или небес и ада.

Он открыл дверь, и вошла очень старая женщина в синем бумазейном платье. Я начала было хихикать, но заткнулась, когда она подошла ко мне и отняла у меня стакан.

– И сколько ты уже выпила?

– Два? – ответила я, опираясь на стол.

– Две, – поправил Арни. – Бутылки.

– Два, – ответила я. – Ящика. – И снова захихикала, хотя на самом деле ничего смешного не было. – Слушай, бумазейная тетка, – погрозила я пальчиком, – лучше верни мне стакан!

– А о малыше ты подумала? – ответила она, грозно глядя на меня.

– Каком таком малыше? У кого малыш? Арни, у тебя малыш есть?

– Дело обстоит хуже, чем я думала, – пробормотала она. – Такие имена, как Аорнида и Лондэн, ничего тебе не говорят?

– Ни-че-го, – ответила я. – Но если хочешь, я выпью за них. Привет, Рэндольф.

Рэндольф и Лола стояли в дверях и с ужасом смотрели на меня.

– Ну? – сказала я. – У меня что, еще одна голова выросла или как?

– Лола, принеси ложку, – сказала бумазейная тетка. – Рэндольф, тащи Четверг в ванную.

– Зачем? – удивилась я, сползая на пол. – Сама дойду.

В следующий момент перед глазами у меня возникли задники Рэндольфовых ботинок и пол гостиной. Затем лестница с высоты его плеча. Меня снова разобрал смех, но остальное теряется в тумане. Я помню, как кашляла и блевала в унитаз, а затем, когда меня уложили в постель, разрыдалась.

– Она умерла. Сгорела.

– Я знаю, милая, – сказала старушка. – Я твоя бабушка, помнишь?

– Ба? – всхлипнула я, внезапно узнав ее. – Прости, что я назвала тебя «бумазейной теткой»!

– Все в порядке. Может, и хорошо, что ты выпила. Сейчас ты заснешь, а во сне тебе предстоит сражаться со своими воспоминаниями. Поняла?

– Нет.

Она вздохнула и отерла мне лоб маленькой розовой ладошкой. От этого мне полегчало, и я перестала плакать.

– Держись, дорогая. Не теряй головы и будь сильнее, чем когда-либо прежде. Встретимся утром на том берегу.

Бабушкино лицо начало расплываться, меня охватила дремота, и я погрузилась в глубины подсознания.

Глава 27

Маяк на краю моего сознания

Семейство Аид, насколько я знаю, состояло (по старшинству) из Ахерона, Стикса, Флегетона, Коцита, Леты и Аорниды – единственной девочки. Их папаша скончался давным-давно, оставив маменьку в одиночку справляться с юными и злобными отпрысками. Некогда Влад Цепеш отозвался о них как о «невероятно отвратительных». Семейка Аид жирела на всяких извращениях и преступлениях различной степени ужасности. Одни совершались ради щегольства, другие полусерьезно, иные – с ленивым пренебрежением ко всему. Лета, белая ворона семейства, вряд ли был жесток по натуре вообще, но остальные с лихвой его уравновешивали. В свое время мне выпало уничтожить троих из них.

За спиной разбилась о скалы волна, обдав меня холодными брызгами и клочьями пены, и я вздрогнула. Я стояла на скалистом выступе посреди беспросветной бурной ночи, а передо мной возвышался маяк. Ветер выл и стонал вокруг башни, молнии били в крышу. Очередной разряд в облаке искр ушел по громоотводу в землю, оставив по себе едкий запах серы. Маяк был чернее обсидиана, и при взгляде наверх мне показалось, будто вращающаяся среди больших линз дуговая лампа висит прямо в воздухе. Свет парил в угольно-черной темноте, не освещая ничего, кроме вздыбленного злого моря. Я покопалась в памяти, но не обнаружила ничего – прошлое просто исчезло. Меня вынесло на самый одинокий аванпост моего подсознания, остров без воспоминаний, где не было ничего, кроме того, что я видела, ощущала и обоняла в это мгновение. Но чувства меня не покинули, и я ощущала опасность и подозревала какую-то цель. Я понимала, что должна победить – или потерпеть поражение.