Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

– Это прекрасно, – машинально ответила она, ей это было совершенно безразлично. Все ее внимание было приковано к Бомону. В тишине, которая последовала за сигналом труб, он объявлял условия поединка. Вот уже в течение суток герольды обеих партий ходили по городу и повторяли на каждом перекрестке одно и то же. Катрин знала текст наизусть и мысленно произнесла его вместе с Бомоном: «…Выбранное оружие – копья и топоры. Будет использовано по шесть копий с той и с другой стороны…» Слова звенели в ушах, не проникая в сознание. Пока продолжалось это объявление, Катрин горячо молилась маленькой дижонской Черной Деве, Богоматери Доброй Надежды.

– Защити его, – лихорадочно повторяла она, – защити его, добрая Мать Спасителя! Сделай, чтобы с ним ничего не случилось! Пусть он останется жив, прошу тебя, пусть только он останется жив! Даже если я его потеряю навсегда… Пусть я буду знать хотя бы, что он дышит под одним со мной небом! Спаси его, Пресвятая Дева, спаси его!..

Потом горло ее мгновенно пересохло: по призыву герольда на арену выехал вооруженный до зубов Вандомский Бастард. Он приблизился мелкой рысью и остановился перед герцогом. Катрин с ужасом рассматривала гигантского всадника, его голубые стальные доспехи, его рыжую лошадь под пурпурной шелковой попоной. На его шлеме, между двумя бычьими рогами, было изображение золотого льва – его эмблема. Он был похож на красно-серую стену! Он был невероятен! Катрин, зачарованная, не могла отвести от него взгляда, но крик удивления, вырвавшийся из тысячи глоток, заставил ее вздрогнуть.

– О! – воскликнул и Сен-Реми восторженно и изумленно. – О! Какая дерзость!.. Или какая беспредельная милость!

Эрменгарда онемела. Что до Катрин, она увидела как во сне: вот Арно выходит из своего шатра, вот он на своем вороном коне медленно в полной тишине приближается к герцогской трибуне… Громадный Лионель Вандомский смотрит на его продвижение с необычным для него выражением почтения… Потому что тот, кто приближался, больше не был черным рыцарем с ястребом на шлеме: скорее всего «по беспредельной милости», как выразился Сен-Реми, Арно де Монсальви на этот раз носил герб короля Франции!

Поверх доспехов на нем был надет плащ из голубого шелка, украшенный золотыми лилиями, такая же попона до копыт укрывала коня. Голубыми с золотом были кожаные ламбрекены, свисающие от шлема до плеч и защищающие шею. Наконец, на самом шлеме ястреб и графская корона уступили место золотой лилии, на концах лепестков которой сверкали большие сапфиры. На голове коня тоже была лилия. Единственное, что указывало: нет, это не сам король Франции – вместо королевской короны вокруг шлема был простой голубой с золотом жгут.

Арно медленно двигался по арене, подняв забрало – так что было хорошо видно его неподвижное лицо, – блестящий образец рыцарства, яркий символ феодала, умеющего заставить уважать себя.

– Он великолепен! – произнес рядом с Катрин хриплый голос Эрменгарды. – Архангел Михаил собственной персоной!

Но Сен-Реми печально и скептически покачал головой:

– Хорошо бы так… Но королевские лилии не могут оказаться побежденными – король будет обесчещен. Видите, как побледнел монсеньор!

Филипп действительно напоминал призрак – Катрин сама это заметила, посмотрев на него. Между черной шляпой и черным же камзолом она увидела серое лицо с зеленоватым оттенком. И, сжав зубы, он смотрел на дивный образ монарха, которого хотят свергнуть. Его серые глаза не мигали, взгляд застыл на лилии шлема, в точности повторяющей ту, которую он сам носил, когда надевал доспехи. Страшный упрек для принца из рода Валуа, принимающего англичанина. Но надо было взять себя в руки.

Всадники, которые стояли бы бок о бок, если бы не веревочный коридор, одновременно склонили копья перед трибуной. Катрин вся дрожала и, как всегда, когда была взволнована, сжимала руки до онемения. Она видела, как сидящая в нескольких шагах от Филиппа красивая молодая, роскошно одетая женщина наклонилась и повязала розовый, шитый золотом шарф на копье бастарда, бросив перед этим торжествующую улыбку герцогу. Жан де Сен-Реми прошептал:

– Мадам де Пресль! Самая последняя любовница монсеньора! Она демонстрирует верность любовнику, предлагая свои цвета его бойцу. Она родила Филиппу сына и уже считает себя герцогиней!

Катрин отдала бы все на свете за возможность привязать к копью Арно легкую вуаль из муслина, которую держала в руках… Но в большой ложе что-то произошло. Принцесса Маргарита встала и, повернувшись к Артуру де Ришмону, спросила:

– Вы разрешите, монсеньор?

Ее ясный голос услышали все. Ришмон наклонил голову с довольно веселой улыбкой, от которой сморщилось его покрытое рубцами лицо. Со слезами на глазах Катрин, которая помнила мучительные мольбы принцессы в замке Сен-Поль, наблюдала за тем, как Маргарита наклонилась и, взволнованно улыбаясь, прикрепила свою вуаль, такую же голубую, как плащ всадника, на копье королевского бойца…

– Господь Бог придаст вам мужества, Арно де Монсальви! Ваш брат был моим другом, и ваше дело – правое! Я буду молиться за вас.

Арно наклонился так низко, что почти коснулся шеи своего коня.

– Благодарю вас от всего сердца, милостивая дама! Теперь я буду сражаться и во имя любви к вам и к отважному капитану, который скоро станет вашим счастливым супругом. Я горжусь этим и скорее умру, чем разочарую вас! Бог даст вам счастье такое же большое, как ваше благородное сердце!

Лицо Филиппа Бургундского передернулось. За минуту он постарел на десять лет. Не глядя на брата, Маргарита села на место.

Теперь соперники разошлись по разные стороны площадки, где их оруженосцы готовили копья. Копья из ясеня и железа с острыми наконечниками – вовсе не легкое тупое оружие для турниров. Рядом с оруженосцем Арно Катрин увидела рыжую голову Сентрайля, который должен был встретиться с Ребеком, секундантом вандомца. Снова зазвенели трубы. Потом герольд Бомон громко крикнул:

– Перережьте канаты, и пусть битва начнется, когда пожелаете!

Канаты упали на землю. Арена была свободна, поединок начинался. С копьями наготове, подняв щиты, противники бросились друг к другу.

Катрин на мгновение закрыла глаза. Ей казалось, что тяжелый топот нагруженных железом коней, под которыми стонала земля, отдается в ее сердце. Зрители на трибунах затаили дыхание. Рука Эрменгарды властно легла на руки молодой женщины.

– Ну-ка, смотрите! Зрелище этого заслуживает, и благородная дама должна уметь смотреть в лицо чему угодно. – Потом добавила потише: – Да смотрите же, черт побери! Ваш муж уставился на вас.

Катрин сразу же открыла глаза.

Страшный удар и страшный крик из многих глоток. Копья ударили точно в центр щитов. Противники покачнулись в седлах, но не потеряли стремян – ни один,