Великолепное Ориноко - Жюль Верн

Выше было сказано о растениях, которые так сильно способствовали процветанию миссии Санта-Жуана. Однако это не был единственный источник ее богатства. К полям примыкали громадные равнины; на них паслись стада коров и быков, пропитание которых было обеспечено травой саванн и растительностью леса. Скот составлял крупную отрасль торговли, как, впрочем, и во всех провинциях Венесуэльской республики. Затем гуахарибосы имели известное количество лошадей, которые когда-то водились здесь в изобилии. Часть этих лошадей служила для перевозки и разведок гуахарибосов, которые очень быстро сделались отличными наездниками. Это обстоятельство позволяло делать частые рекогносцировки в окрестностях миссии и нападать на «сомнительные» племена.

Отец Эсперанте был действительно таким, каким его описали Мирабаль, молодой Гомо, а также лже-Жиро. Его лицо, осанка, его движения показывали в нем человека действия, необычайной силы воли начальника, привыкшего командовать. Он обладал железной энергией. Его строгие глаза смотрели прямо и решительно. Хотя ему и перевалило за 60, но его высокая фигура, широкие плечи, развитая грудь и крепкие члены свидетельствовали о большой физической силе и выносливости.

Какова была жизнь этого миссионера прежде, чем он стал начальником миссии, — этого никто не знал. Относительно своего прошлого он хранил абсолютное молчание. Но по той грусти, которая иногда набегала на его лицо, можно было понять, что он носил в себе какую-то тайну…

Нужно заметить, что отец Эсперанте имел достойного сподвижника в лице своего помощника. Брат Анжелос был предан ему и имел право на значительную часть доходов этого предприятия.

Вместе с ними в охране порядка в поселке принимали участие несколько индейцев, но их роль была, скорее, фиктивной. Вернее было бы сказать, что отец Эсперанте, будучи одновременно и мэром, и священником, исполнял все официальные обязанности в миссии.

Со времени нападения квивасов ничто не беспокоило жителей Санта-Жуаны, и, казалось, нельзя было ожидать никаких нападений и в ближайшем будущем.

Но вот около 8 часов вечера 1 ноября, на другой день после того, как Жак Хелло и его спутники попали в руки Альфаниза, в поселке стала замечаться если не паника, то по крайней мере беспокойство.

На саванне, с юго-востока, был замечен молодой индеец, который бежал со всех ног, точно его преследовали.

Несколько гуахарибосов вышли из своих жилищ. Как только молодой индеец заметил их, он закричал:

— Эсперанте… отец Эсперанте!..

Минуту спустя брат Анжелос вводил его к миссионеру. Последний тотчас же узнал в нем мальчика, который прилежно посещал школу миссии, когда жил со своим отцом в Санта-Жуане.

— Ты… Гомо? — сказал миссионер. Мальчик едва мог говорить.

— Откуда ты?

— Я убежал… с этого утра… я бежал, чтобы попасть сюда…

Молодому индейцу не хватало дыхания.

— Отдохни. Ты умираешь от усталости… Хочешь поесть?

— Только после того, как я скажу вам, зачем я пришел сюда… Нужна помощь.

— Помощь?..

— Квивасы там… в трех часах отсюда… в Сьерре… со стороны реки…

— Квивасы! — воскликнул брат Анжелос.

— И их начальник тоже… — прибавил Гомо.

— И их начальник?.. — повторил отец Эсперанте. — Беглый каторжник Альфаниз?

— Он присоединился к ним несколько дней назад и вчера вечером с шайкой напал на отряд путешественников, которых я вел к Санта-Жуане…

— Путешественников, которые направлялись в миссию?

— Да, отец! Путешественники — французы…

— Французы?!..

Лицо миссионера покрылось внезапной бледностью, и глаза на мгновение закрылись.

Он взял молодого индейца за руку, привлек к себе и, смотря на него, произнес голосом, который от невольного волнения дрожал:

— Скажи все, что ты знаешь! Гомо продолжал:

— Четыре дня назад в хижину, в которой мы жили с отцом около Ориноко, пришел человек… Он нас спросил, где находятся квивасы, и просил проводить его… Это были те самые, которые разрушили нашу деревню Сан-Сальвадор, которые убили мою мать… Мой отец отказался… и выстрелом из револьвера был убит…

— Убит!.. — пробормотал брат Анжелос.

— Да… Альфанизом…

— Альфанизом!.. А откуда пришел он, этот негодяй? — спросил отец Эсперанте.

— Из Сан-Фернандо.

— А каким образом он поднялся по Ориноко?

— В качестве гребца, под именем Жиро… На одной из двух пирог, которые везли этих путешественников…

— Ты говоришь, что эти путешественники — французы?.. — Да, французы, которые не могли плыть дальше устья Рио-Торриды… Они оставили свои пироги у устья, и один из них, начальник, сопровождаемый рулевым одной из пирог, нашел меня в лесу, около тела моего отца… Они сжалились… увели меня с собой… они похоронили моего отца… Затем они предложили мне проводить их в Санта-Жуану… Мы отправились… и вчера, когда мы достигли Фраскаэса, на нас напали квивасы и взяли в плен…

— И с тех пор?.. — спросил отец Эсперанте.

— …с тех пор квивасы направились в сторону Сьерры… и только сегодня утром я смог убежать…

Миссионер слушал молодого индейца с чрезвычайным вниманием. Блеск его глаз показывал, какой гнев возбуждали в нем разбойники.

— Ты верно говоришь, мое дитя, — спросил он в третий раз, — что эти путешественники — французы?

— Да, отец!

— Сколько же их было?

— Четверо.

— И с ними были…

— …рулевой одной из пирог, банивас, по имени Вальдес, и два гребца, которые несли их багаж…

— Откуда они приехали?..

— Из Боливара, откуда они отправились два месяца назад с целью достичь Сан-Фернандо, а оттуда подняться по реке до Сьерра-Паримы.

Отец Эсперанте, погруженный в свои размышления, на несколько мгновений замолчал. Затем он спросил:

— Ты говорил о начальнике, Гомо? Значит, этот маленький отряд имеет начальника?..

— Да, это один из путешественников.

— Как его зовут?..

— Жак Хелло.

— У него есть товарищ?

— Да, его зовут Герман Патерн; он занимается собиранием растений в саванне…

— А кто два других путешественника?

— Один молодой человек, который был со мной очень дружен… которого я очень люблю…

Черты Гомо выразили самую живую благодарность.

— Этого молодого человека, — прибавил он, — зовут Жан Кермор.

Едва он произнес это имя, как миссионер поднялся с выражением крайнего удивления.

— Жан Кермор? — повторил он. — Это его имя? — Да, Жан Кермор.

— Этот молодой человек, говоришь ты, приехал из Франции с Хелло и Патерном?