Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

— Но Суворов…

— Я не имел чести служить с Суворовым, — сухо ответил Беннигсен. — Распорядитесь об отводе войск на Мюльгаузен.

Французы не преследовали. Два дня простояли они в Прейсиш-Эйлау, и лишь тогда их легкая кавалерия робко тронулась вслед за ополовиненной, но не побежденной русской армией.

Платов и Багратион прикрывали отход своих в арьергарде. Они остановились в Людвигсвальде, дальше были Кенигсберг и море.

С Дону подошли, наконец, набранные полки, теперь под рукой Платова их собралось более десяти, да еще на Нареве, в отдельном корпусе, были. 1 февраля русские решили прощупать оторвавшийся от главных сил французский авангард. Платов с полком Андриянова и граф Ламберт с регулярной кавалерией налетели на изнуренную переходами и бескормицей французскую конницу, опрокинули и нагнали, в прямом смысле, на скользкое, — отбросили на покрытое льдом озеро. Повалились французы рядами вместе с отощавшими лошадьми. Так и забрали два эскадрона лежащими. Эскадроны, правда, были небольшие, сабель по шестьдесят.

Тем временем донесли лазутчики, что Бонапарт уходит от Эйлау за реку Пассаргу, на зимние квартиры. Наступать у русских все еще не хватало сил. Армия отъедалась вокруг богатого Кенигсберга. Послали по следу Платова с казаками, батальоном гусар и батальоном егерей. С того времени и начал он, Матвей Иванович, как писали о том современники, «свою европейскую репутацию».

Французы, настигнутые на походе, отступали поспешно, из-за оттепели и бездорожья бросали обозы и лазареты.

8 февраля прошли казаки заваленное трупами поле под Прейсиш-Эйлау. После битвы французы приказали местным жителям схоронить трупы, на худой конец сбросить в незамерзшее озеро, но дело так и не стронулось. Здесь, у Прейсиш-Эйлау, казаки отбили более тысячи раненых и больных русских пленных. А дальше, у Ламсдорфа, французских раненых и больных сотни четыре и с ними трех лекарей. На следующий день насели на французский арьергард у Дрейвенеца и так, не отставая, неделю гнали его до Гутштадта. Отрезая, спешиваясь, выкуривая врага из неудобных мест, взяли всего сотен шесть пленных да тысячи две побили. Сами потеряли убитыми двух офицеров и пятнадцать казаков, ранеными — побольше.

Наполеон ушел за реки Алле и Пассарга в жалком состоянии. Конницы его Платов не боялся, смело нападал и бил, иногда и в лоб налетал. Полков с Дону подошло много — непуганых, дерзких, командиры привели их неплохие: сам Павло Иловайский, да с ним еще трое других Иловайских, два Сулина, Кутейников, Греков 21-й, Воронин, Белогородцев, Селиванов, Барабанщиков… Обложили Бонапарта, как кабана в камыше, тут бы его и дожать! Платов горячился:

— Не давать ему, собаке, продыху, взять его за роги!

За ратными трудами как-то незаметно забыл Платов о предостережениях императрицы Марии Федоровны. Насторожился, лишь когда Багратиона отправили из армии в Санкт-Петербург. Но штабные объяснили ему, что сделано сие из понятных соображений. Граф Толстой-де внушал Государю: Эйлауская битва якобы напрочь проиграна, и все из-за Беннигсена. Беннигсен же, узнав об этих происках, направил к царю человека, которому царь и весь царствующий дом безусловно доверяли, то есть князя Багратиона, с подробным и благожелательным рапортом о подлинных событиях под Эйлау.

Приглядываясь и прислушиваясь, понял Платов, что ни в какие «солдатские Императоры» Беннигсен не стремится, Мария Федоровна преувеличивала, за мужа не могла ему простить, да и не пошла бы за Беннигсеном армия…

То ли Беннигсен заметил платовскую настороженность и сам что-то заподозрил, то ли ему просто отрекомендовали Платова изначально, как человека Марии Федоровны, но, оставаясь вежливым и корректным, командующий Платову никакой отдельной команды, кроме казаков, не давал. Подсчитал Платов, что по старшинству в генеральском чине он после самого Беннигсена, командующего, второй в армии человек. Однако авангард или арьергард, к которым Платов был постоянно пристегнут, подчиняли то Багратиону, то Маркову, и Платов вынужден был им, младшим в чине, подчиняться.

И еще преследовали русскую армию новые напасти. Оторвавшись от богатого Кенигсберга и пройдя опустошенную и нами и неприятелем территорию, где даже крысы подыхали с голоду, войска терпели во всем страшную нужду. Ни хлеба, ни соли не было, выдавали сухари, но гнилые и ничтожно мало. Солдаты резали на куски и варили воловьи кожи, служившие до этого покрытием для шалашей. Участились побеги. А кроме всего, вновь восстали поляки. Французы и местные паны формировали из повстанцев правильные полки и дивизии, называемые «легионами». В феврале польские войска появились под Данцигом, вторая повстанческая дивизия под командованием Зайончека устремилась в стык между русской армией в Пруссии и отдельным корпусом, стоявшим за Наревом. Свежая польская конница — не чета изнуренной французской, — бойко месила снег и грязь, грозила разрезать русские войска на две части.

В самом конце февраля Платов с десятью полками казаков, павлоградскими гусарами и батальоном егерей был переброшен на юго-восток, в леса и болота, сдерживать поляков и прикрыть сообщения русских войск в Пруссии и за Наревом. 2 марта он занял Пассенгейм, который сделал своим главным опорным пунктом.

Началась привычная война, война разведок, набегов, ночных налетов. Спать приходилось вполглаза. Поляки, от рождения настырные и храбрые, дрались на своей земле и не уступали донцам ни в хитростях, ни в отваге. Платов даже дело возбуждал о записи в казаки польских шляхтичей, которые захотят того, очень уж они ему своей удалью понравились.

И все-таки подсидели поляков. 13 марта под Малгою выманили из боевых порядков уланский полк Домбровского и растрепали его, полковника графа Стоковского взяли в плен.

Не только полякам доставалось. Правый фланг платовских позиций выходил на корпус Даву, левый — на корпус Массена. Этим от казаков тоже перепадало. Под Ортельсбургом разбили французских драгун, 25-й полк, взяли полковника Марбефа, девять офицеров и двести восемь рядовых.

И все бы ничего, но явился на службу Адриан Денисов и попортил Платову настроение.

Сперва Денисов, как и положено, явился к командующему, Беннигсену, и тот через дежурного генерала Денисову передал, что знает о трениях среди донцов, что «Платов не с лучшей стороны к Денисовой фамилии расположен», и предлагал возглавить казачьи полки в другом корпусе, либо за Наревом, либо в главной армии. Денисова заело. «Но как я всегда считал себя правым перед моим начальником, то рассудил, что лучше ехать к нему прямо, дабы не дать ему повода к большей ненависти, что и объяснил Беннигсену», — писал потом Денисов. Беннигсен это решение одобрил и отправил Денисова к Платову.