Многоточие сборки - Юлия Андреева

Представители издательства привезли книги, поэтому и в перерыве мне было чем заняться: сидела и с умным видом подписывала книжки.

Тоже не самое тяжелое занятие, тем более что такие вечера случаются нечасто, а значит, можно и поскрипеть мозгами и пером для хорошего-то дела.

Скрипеть мозгами приходилось еще и потому, что хуже всего у меня выходят как раз надписи на книгах. Тут уж хоть ты что со мной делай, никак не получается выдать подряд несколько красивых или хотя бы незаезженных фраз.

Правда, на этот раз я была во всеоружии, то есть с домашними заготовками и все прошло нормально.

По завершению вечера было решено отметить это событие в какой-нибудь кафешке, есть у нас такой ритуал. Народ либо скидывается вскладчину, либо каждый заказывает сам для себя.

И на этот раз предполагалось что-то в том же роде.

В гардеробе ко мне подошла еще пара девушек, которым срочно понадобилась консультация на тему: как выскочить замуж в Японию? Беседуя, мы вышли на улицу, где уже собирались наши.

Был приятный, хотя и морозный вечер, над головами сосульки размером с самурайский меч, под ногами изящный ледок.

Вот в этот-то момент ко мне и подошел одетый в дорогое пальто и «казаки» молодой человек, в руках которого была другая моя книжка – «Трансмиссия».

– Мне очень понравился ваш роман, – немного заикаясь, сообщил молодой человек, – я даже соотнес себя с главным героем…

Пауза.

Я невольно потупилась; приключений, щедро подаренных мною главному герою «Трансмиссии» – актеру Константину, не пожелал бы для себя ни один из моих знакомых, в смысле натуралов. Впрочем, и на старуху, как говорится, найдется проруха. Возможно, кто-то спит и видит, как однажды, переодевшись в девичье, отправится в Японию на заработки.

– Но вот финал? Словом, вы не могли бы изменить финал?

– Изменить? С какой это стати? По ходу действия романа герой как бы находит в себе зверя, осознает себя зверем. Понимает, что он убивал в прошлом, и тут же убивает в настоящем. И этого зверя я добросовестно запираю в специально приготовленную для него клетку. Мне кажется, достойный финал. Во всяком случае, с логикой все в порядке. Зверь должен сидеть в клетке. Что ему делать в нормальном обществе?

– Значит, вы не собираетесь изменять концовку романа? – нервный смешок.

– Разумеется, нет. Это моя авторская позиция.

Молодой человек опустил взгляд на книгу, затем поднял глаза на меня. Я тоже посмотрела на него, совершенно не заметив, когда из-под светлого прямоугольника моей книги вдруг вырвался кулак, ударивший в солнечное сплетение и сбивший меня с ног.

Он успел провести еще два удара ногами, прежде чем на выручку пришли мои друзья.

– Я видела этого парня в зале, – подошла ко мне одна из знакомых после того, как мужики оттащили агрессора в сторону. – Во время чтения он обрезал себе ногти выкидным ножом. Кажется, такие ножи на кнопочках называются финками.

– Ага, финками, – на автомате кивнула я.

Оказывается, мне еще повезло, что молодой человек оказался психом, потому что будь он относительно нормальным, трезвомыслящим человеком, ему ничего не стоило бы отвести меня на несколько шагов в сторону, чтобы зарезать в ближайшей подворотне. Учитывая, что он сумел безнаказанно провести три удара в присутствии других людей, можно было вообразить, насколько он преуспел бы наедине…

– Вот и слава пришла, – прокомментировала на следующий день мои синяки массажистка, к которой я уже с неделю ходила на процедуры.

Музей имени меня

О своих фэнах хорошо рассказывает поэт Геннадий Прашкевич, который жил себе не тужил, как вдруг его пригласили в отдаленную деревню, знаменитую, в частности, тем, что в ней уже несколько лет работает литературный клуб имени Геннадия Прашкевича.

Занятно, не правда ли? Вдруг натолкнуться в призрачном сумраке любимого города на памятник с твоими чертами лица, на никогда прежде не висевшую на твоем подъезде мемориальную доску или впустить в дом отряд пионеров, возжелавших маршировать исключительно под знаменем с твоим светлым ликом.

Все это забавно и любопытно, пока касается кого-то другого. Но Прашкевич ехал в забытую богом деревеньку, зная, что там ожидает его что-то необыкновенное.

Первое, что бросилось в глаза, были удивленные, изумленные, ошарашенные лица людей, попадавшихся им навстречу. Еще бы, портрет Геннадия Мартовича украшал их сельский клуб наравне с портретами Пушкина или Президента Медведева, а тут вдруг этот самый портрет ожил и легендарная личность, точно простой смертный, месит грязь улиц родной деревеньке.

Где бы такое записать?

– Но это еще что! – смеется Геннадий Мартович. – Когда меня повели пить чай, я увидел подозрительную ширму, на которой висела красивая такая бумажная полоска: «Уголок уединения». Движимый смутными сомнениями, я заглянул за ширму и увидел кресло, тумбочку и свой портрет. Там же – в отдалении – стояли два моих предшественника: Лермонтов и Достоевский. Я представил, как в этот уголок входит милая девушка. О чем же она думает, глядя в наглые глаза Лермонтова или в растерянные мои?.

Фэн на крыше

На интернет-сайтах, а затем и на моих творческих вечерах начал бывать тринадцатилетний мальчик Сева. Умненький такой, из хорошей семьи. Сначала сам подошел познакомиться, а затем и родителей стал приводить. А я и рада, все-таки свой читатель, можно сказать, любитель Юлии Андреевой – дорогого, если разобраться, стоит.

Помню, когда выпустила первую книжечку в «Борее», все гадала: кто же ее купил? Кто читает? Нравится или не очень? Однажды на эскалаторе в метро увидела девушку: стоит чинно, глазки опущены, а в ручках, точно молитвенник, моя книжечка. Крошечная четвертушка машинописного листика, формат А6. Обложка у нее белая, а внутри странички сиреневые, как мороженое «черная смородина».

Вкуснотища.

«Глаза пустоты» называется, может, еще кто помнит…

А Севочка мне сразу понравился, умненький такой мальчик, любознательный.

Впрочем, за счастье знать лично своего читателя, как оказалось, иногда приходится и платить.

Произошло это летом, в самую жару. В Питер как раз приехал знакомый психолог из Москвы, и мы с ним закатились в ресторан.

Сидим, только рыбу жареную принесли – звонок. Срываясь на плач и истерический смех, звонит мама Всеволода.

– Сынуля укололся какой-то дрянью, ясное дело, плохие мальчишки подсунули, и теперь гуляет по крышам.

Мысленно прикидываю, где эти крыши и где я. На одном метро только минут сорок и до метро еще двадцать, если каблуки в расчет брать. Ни по каким раскладам, если парень реально решится с крыши сигануть, поймать я его уже не успею. Что делать?