Преодоление земного притяжения - Николай Агафонов

Размышляя таким образом, я вспомнил мое любимое произведение А.П. Чехова «Степь». Один из самых светлых героев этой повести отец Христофор говорит: «Счастливей меня во всем городе человека нет… Грехов только много, да ведь один только Бог без греха. Ежели б, скажем, царь спросил: «Что тебе надобно? Чего хочешь?» — Да ничего мне не надобно! Все у меня есть, и все слава Богу».

Ветер опять переменился и уже дул с правого борта. Тут я сообразил, отчего ветер все время меняется. Оказывается, это не ветер, а русло реки меняет направление, а ветер как дул в северном направлении, так и дует. Ну и пусть дует, все равно ведь идем вперед, и за это слава Богу.

22.00 — почти в полной темноте подошли к хутору Бобровский II. С помощью ломов, воткнутых глубоко в песок, мы закрепили плавучую церковь, и я, взяв фонарик, сошел на берег, чтобы сходить на хутор, поискать там телефон и дозвониться до монастыря. Поднявшись на косогор, я повстречал подвыпившего местного жителя Павла на машине «УАЗ». Он почему-то был без брюк, в одной фуфайке и трусах, но оказался добрым, веселым и разговорчивым человеком.

Павел рассказал мне, что живет у самой реки, телефона у него нет, но он согласен подвезти меня до хутора к дому, где есть телефон. В машине по дороге я разговорился с ним и узнал, что Бобровский II называется так потому, что есть еще хутор Бобровский I. «Здесь живет много бобров, — объяснял мне Павел, — потому и Бобровский хутор». Поведал он мне также о том, что у них никогда не было церкви, и верующие раньше, до революции, ходили в хутор Баски в семи километрах отсюда, там был храм. Жителей в обоих хуторах было не более шестисот человек. Как называлась церковь в Басках, он не знает, да ее уже давно разломали. Еще Павел сказал: «Хотя нас воспитывали без Бога, но Бога я не отрицаю, а живу по понятиям». «Что такое жить по понятиям?», — поинтересовался я. Павел тут же разъяснил мне, что это означает делать добро. А когда я спросил, что он понимает под добром, он мне сказал: «Добро — это когда человек созидает, а не разрушает». Потом он попросил помолиться за него Богу, чтобы у него все было хорошо. Свое нетрезвое состояние он коротко охарактеризовал следующими словами: «Я, батюшка, сегодня согрешил». Подивившись этому хуторскому философу, я подумал о том, что раз есть такие люди, как Павел, то не все еще потеряно.

До монастыря я так и не дозвонился, там никто не брал трубку. Вернувшись на плавучую церковь, пошел в храм на вечерние молитвы. Затем мы совершили традиционный крестный ход по палубе вокруг церкви, под пение пасхального тропаря. Этот крестный ход еще в первом миссионерском путешествии ввел в практику наш псаломщик из церкви св. великомученицы Параскевы — Валерий. Я послал его во временную командировку на плавучую церковь. Несколько раз на плавучую церковь нападали подвыпившие хулиганы, от которых приходилось отбиваться нашей малочисленной миссионерской команде. Валерий, человек глубокой религиозности, высказал предположение, что они не просто так нападают, а действуют, подстрекаемые бесами, то есть на плавучую церковь нападают сами бесы, а от них можно защититься только молитвой, и предложил каждый вечер обходить с иконами вокруг церкви крестным ходом. С тех пор такие крестные ходы, совершаемые после вечерних молитв, стали для нас неукоснительной традицией. Кстати, нападения после этого прекратились.

23.15 — разошлись по каютам на отбой.

14.05.01. Понедельник

6.20 — отшвартовались от берега хутора Бобровский II и пошли вверх по Дону к Усть-Медведицкому монастырю.

6.40 — начало утренних молитв. Погода пасмурная, прохладная. Палуба мокрая от прошедшего ночью небольшого дождя.

12.00 — прошли под мостом города Серафимович. Раньше этот город был Усть-Медведицкой станицей, потому что рядом в Дон впадает река Медведица. Скоро должны прибыть в монастырь, а мне очень жаль, что из монастыря придется выехать в Волгоград, но ничего не поделаешь, там неотложные дела. Эти восемь дней пути были одними из лучших в последние годы моей жизни. Утешаюсь мыслью, что, как только освобожусь от дел, сразу приеду на плавучую церковь, а пока сюда должен прибыть священник миссионерского отдела Геннадий Ханыкин, помоги ему Господи в нелегком миссионерском деле.

13.15 — из-за деревьев показался купол монастырского собора, а затем и весь монастырь открылся нашему взору. Я стал звонить сначала в большой колокол, а потом совершил перезвон во все колокола. Когда наши колокола умолкли, я услышал звон монастырских колоколов и понял, что нас заметили и радостно приветствуют.

13.40 — причалили к берегу у монастыря. К нам навстречу уже спешили иеромонах Хрисагон (Шляпин), монах Ананий (Сирож) и юродивый странник Георгий с депутатским значком советских времен на лацкане пиджака. Наместника иеромонаха Савина не оказалось в монастыре, он уехал по срочным делам в Волгоград еще 10 мая.

Трогательно распрощались с капитаном буксира «Горностай» Николаем Ивановичем и матросами Игорем и Александром, а также с коком Надеждой. Кто знает, увидимся ли еще? Буксир завтра будет возвращаться в Калач-на-Дону, а к плавучей церкви прибудет вскоре наш буксир «Князь Владимир», который все это время стоял на судоремонтном заводе, где ему чинили вал винта.

Слава Богу за все! Запись в судовом журнале миссионерского плавучего храма «Святитель Иннокентий» с 5 по 14 мая 2001 года вел заведующий миссионерским отделом Волгоградской епархии протоиерей Николай Агафонов. 

Мы очень друг другу нужны

Светлой памяти клириков и мирян блокадного Ленинграда посвящается

В Центральном парке культуры и отдыха на Петроградской стороне Ленинграда из всех репродукторов неслись бравурные звуки маршей. Воскресный день 22 июня 1941 года выдался солнечный и ясный.

Молодые супруги Пестровы Саша и Лиза прогуливались по дорожкам парка, счастливо улыбаясь. Рядом с ними, а вернее вокруг них, весело хохоча, бегали две их очаровательные пятилетние дочурки — близняшки. Обе в нарядных матросках, в коричневых сандалиях и с большими шелковыми бантами, вплетенными в косички. Причем у одной банты были красные, а у другой — голубые. Для того, чтобы их можно было различить даже издалека. Сестренки, как две капли воды, были похожи друг на друга. Родители, конечно, различали их и без бантов, но все же, для порядка, каждый раз вносили в гардероб девочек какие-нибудь отличия.

Завидев издали киоск с газированной водой, сестренки радостно закричали:

— Папа, мама, давайте попьем водички с сиропом, это так вкусно!

Когда пили газировку, вдруг смолкли репродукторы, а через какое-то время голос диктора объявил, что сейчас будет срочное правительственное сообщение. Весь парк замер. Встревоженные люди стали собираться возле динамиков. Объявление о начале войны слушали в гробовом молчании. А затем над толпой пронеслось тревожное: товарищи, это война, война, война…

Дети, еще не понимая значения всех слов, но почувствовав тревогу взрослых, инстинктивно прижались к родителям, как бы ища у них защиты.

— Сашенька, миленький, что же теперь будет? Как страшно, — пролепетала в растерянности Лиза.

— Не бойся, милая, я ведь с тобой, — успокаивал ее муж, обняв за плечи и прижав к себе.

Уже на следующий день Александр настоял на отъезде жены вместе с девочками в Костромскую область, к матери. Живя у матери, Лиза не находила себе места, тревожась за Александра.

Мать, видя, как мается ее дочь, сказала:

— Поезжай, Лиза, к мужу, а я тут с внучками поживу. Закончится все и приедете вместе.

Лиза кинулась на вокзал. До Ленинграда еле добралась и то обходными путями. Как оказалось, очень вовремя. Александр как раз собирался уходить добровольцем в народное ополчение, на оборону Ленинграда. Он хотя и поворчал: «зачем мол приехала», но в душе был рад, что удастся проститься с любимой супругой. К месту сборов шли в обнимку. Когда проходили мимо Князь-Владимирского собора, Александр неожиданно предложил:

— Давай зайдем в церковь, поставим свечи.

— Давай, — обрадовалась Лиза.

Мысль посетить храм ей, почему-то, понравилась, хотя они никогда раньше в церковь не ходили. Когда супруги робко перешагнули порог собора, Лиза шепотом спросила:

— А ты, Саша, крещеный?

— Я же детдомовский, кто же меня мог крестить, — так же шепотом ответил Александр. — А ты крещеная? — в свою очередь спросил он.

— Конечно, Сашенька, крещеная. У нас в селе, когда я родилась, еще церковь работала. У меня даже крестная есть, мамина сестра, тетя Катя. Слушай, Саша, давай тебя окрестим, а то ведь на войну идешь.

— Кто же меня, комсомольца, крестить будет? Да и времени нет, до сборов час остался.

— Сашенька, миленький, — взмолилась Лиза, — давай окрестим тебя, чтобы душа моя была спокойна. У тебя же не будут комсомольский билет здесь спрашивать. Пожалуйста, Саша, ведь ты меня любишь?