Птичка на тонкой ветке - Феликс Эльдемуров

- Действительно. Почему мы раньше не подумали о такой простой вещи? - разочарованно произнёс король.

- Нет ничего легче, чем осуществить подобную проверку, ваше величество, - сказал Констан. - Эй!..

В залу, поминутно кланяясь, вбежал жонглёр.

- Папиоль! - обратился к нему самозванный сэр Бертран де Борн. - Исполни-ка для всех собравшихся сервенту... ту, мою любимую, что знают все!

И жонглёр, настроив лютню, спел им следующее:

- Что ты скалишься невинно,

Быдло, мразь, осёл, дубина!

Тупоглазая скотина,

На меня, на дворянина?

Ты одет, ты сыт и весел?

Ты поклон мне не отвесил?

Гордым нравом обесчестил

Тот порядок, что нам дан

И не нами, а в итоге,

Я тебе поставлен в Боге,

Ты ж, в своей гнилой берлоге

На меня молись, виллан!

Мне по сердцу даже нищий,

Что моих богатств не ищет,

Не завидует, ручищи

Не запустит в мой карман.

Ты ж - собака, что играет,

А потом сподла кусает,

На дорогу выбегает

Лишь опустится туман.

Из блевотин и отрыжек

Понаделаешь детишек,

А потом меня же лишне

Обвиняешь в их смертях.

Как ни жалься, как ни лествуй -

Из гнилого слеплен теста,

Знай своё по жизни место!

Был ты прах - уйдёшь во прах!

И не жди - не станет чуда,

Мерзость из костей и блуда,

Я найду тебя повсюду!

На осине, как Иуду

Вешать буду,

Править буду!...

- О Боже! - в наступившей тишине сказал сэр Бертран де Борн. - Неужели я когда-то написал такую гадость?

И тут же набросился на брата:

- Кто это передо мною? Папиоль? Рассказывай сказки! А ты знаешь, как погиб настоящий Папиоль? Ты называешь своего раба этим драгоценным для меня именем? Так ты не только на себя примеряешь чужую личину? Ты примеряешь чужие личины на других, лицемер?!.

- Уважаемый сэр! - вмешался Филипп-Август. - Вы имеете возможность оспорить талант предыдущего певца. Где ваш жонглёр?

- Мой жонглёр, которого действительно звали Папиоль, погиб в неравном бою, так и не сумев добраться до своей родины... А ну, картавый, давай сюда инструмент! Слушайте же все! Из моих последних стихов:

- За ошибки мои

Рок мне платит сполна,

Мне любовь навсегда

Подарила война,

Мы, под пение рога, молитвы крича

И копьём поражаем, и рубим сплеча!..

Мнилось мне, дураку и задире,

Что лишь слабый мечтает о мире.

Мы врубаемся в строй, мы дробим черепа,

Вот стрела промелькнула - нема и слепа,

Вот упал твой товарищ, его не спасти,

Наши силы убоги - один к двадцати,

Но мы рвёмся сквозь рвы и преграды,

И победа нам будет наградой!

Я открыт перед Богом, скажу, не тая:

Смело жизнь положу я за други своя,

За того, с кем делю я и голод, и зной,

За того, с кем идём мы дорогой одной,

С кем вкушаем походы и битвы,

За кого мои вечны молитвы.

Отчего ж мне теперь все призывы смешны?

Оттого, что пора бы вернуться с войны.

Строят дом, сеют поле - об этом и речь

Не затем, чтоб ломать, не затем, чтобы жечь.

Видел я предостаточно крови

Под пятою нечистой любови!

Помоги, помоги! - умоляет Бертран,

Помоги мне, Господь, отыскать среди стран,

Помоги, помоги мне поднять из руин

Тот возвышенный Храм, где главенствует Сын,

Край, где небо с землёй не расходятся,

Край, где каждая мать - Богородица!

- Браво! Браво! - воскликнул де Сент-Экзюпери. - Вот это поэзия, вот это поэт! И такой поэт не может лгать! Мой голос - в его пользу!

Но оставшиеся двое зачинщиков, рыцарей Храма, остались иного мнения:

- Эта песня - не песня Бертрана де Борна! Это какая-то пародия на церковные песнопения! - сказал Гильом Гурдонский.

- Медведь - он и в поэзии медведь! - воскликнул де Сент-Астье, чем заслужил одобрительный кивок головой со стороны магистра Филиппа Дюплесси.

- Итак, - подвёл итог король, - три против четырёх и... увы, не в вашу пользу, мой друг. Объявляем нашу волю. Рыцарь, называющий себя...

Шум у дверей прервал его слова.

3

- Ну, что там ещё такое? - недовольно буркнул Филипп-Август.

- Посланец германского императора Генриха, барон Ульрих фон Гибихенштайн! - объявил вестник.

- О! Это кстати! - потёр ладони король. - Наконец-то, наконец-то!

В зале оказался невысокого роста, скромно, но чисто и аккуратно одетый человек. На вид ему можно было дать и сорок, но и порой и далеко за пятьдесят лет. Орлиный нос, проницательный взгляд из-под густых бровей... чем-то он напоминал сэра Джеймса из далёкой ныне страны Таро. Знак на его плаще указывал на принадлежность к недавно возникшему тевтонскому ордену. Магистр храмовников смерил его презрительным взглядом, на что барон ответил взглядом, не менее исполненным презрения и насмешки. Энергично пробежав - иначе и не скажешь - половину зала, он остановился на его середине и, развернув пергамент, начал было громко и выразительно зачитывать его содержание, но король остановил его:

- Дорогой друг! Вы прибыли как раз вовремя, мы стали тревожиться о вашей задержке... Сегодня мы обсуждаем некоторые детали проведения предстоящего турнира, и здесь ваше авторитетное мнение... равно как и любая весть от брата нашего, императора Генриха, нам исключительно важны.

Барон фон Гибихенштайн с поклоном поднёс грамоту, которую Филипп-Август с нарочитым усердием принялся изучать; и в эту минуту сэр Бертран де Борн (настоящий) тихо позвал:

- Ульрих!

Барон обернулся в его сторону и в тоже время гордое, надменное выражение его, загорелого под солнцем Палестины лица сменилось на выражение лица ребёнка...

- Ты?!! - не удержался он от короткого восклицания.

- Брат наш, император Генрих, - оторвавшись от чтения, важно провозгласил король, - изволят поздравить нас с победой в Нормандии, желают успеха в проведении турнира, а также... - бросив взгляд вначале в сторону епископа, затем в сторону магистра Дюплесси, затем многозначительно обведя глазами всех присутствующих, - испрашивают нашего согласия и сотрудничества на участие в неустанно освящаемом Папой Римским Целестином III новом Крестовом походе... Мне показалось, что вы желаете что-то прибавить на словах, сэр Ульрих?

- О да, о да, ваше величество! Вне всякого сомнения! Я вижу среди присутствующих своего лучшего боевого друга, и хотел бы привлечь ваше внимание к нему, поскольку... как мне кажется, здесь идёт разбирательство его дела? Смиренно умолкаю и жду решения вашего величества.

- Что ж, - пожав плечами, согласился Филипп-Август, - вы, как один из заявленных зачинщиков будущего послезавтра праздничного действа, несомненно, имеете на это право. Быть может, именно ваше авторитетное мнение позволит разрешить возникший спор.