Золото Монтесумы - Икста Мюррей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не хочу, чтобы вы с ним что-нибудь сделали, — сказала я. — И не надо, чтобы он вас увидел.
— Как тебе известно, когда мне нужно, я умею становиться невидимкой.
Я в отчаянии схватилась за голову:
— И Иоланда…
— Насчет нее не беспокойся. Я позабочусь об Иоланде, она моя любимая девочка. Так же, как я позабочусь о тебе и твоей матери…
— Вы позаботитесь о маме и обо мне?
В его обещании почувствовалась угроза Мануэлю, и мне захотелось схватить Томаса за воротник, закричать, обвинить его в чем-нибудь, словом, сделать так, чтобы никогда больше его не видеть.
Но ничего подобного не произошло. В Сиене я читала его лицо, как книгу, и хотя раньше никогда не встречалась с ним, узнала с первого взгляда. Глядя на своеобразно красивое лицо этого человека, я вдруг поняла почему. Я узнала его потому, что увидела в нем себя. Я походила на этого изворотливого медоточивого разрушителя даже больше, чем Иоланда. С этим словоохотливым отцом, бросившим свою дочь, у меня было больше общего, чем с мамой.
Но на этот раз с меня было достаточно. Не проронив ни слова, я покинула Томаса де ла Росу и направилась в конец вагона.
— Будьте осторожными, мои дорогие, — донесся мне вслед его голос.
Я обернулась и увидела, что он уже быстро скользит по проходу между рядами кресел и его длинные волосы мотаются по спине. Он скрылся за дверью, в тамбуре вагона.
Он отлично поработал со мной, пролив яркий свет на природу моих странностей и напомнив, что Марко стремится стереть с лица земли малейшие доказательства существования нашего рода.
Я постаралась успокоиться и вошла в пятый вагон.
Но в нем не застала никакого ожидающего меня кровожадного бандита.
Томас дал мне неверную информацию, его опасения были из прошлого.
Я открыла двери и увидела сидящего в кресле человека с впалыми щеками, погруженного в глубокое раздумье, подобно какому-нибудь отшельнику.
Марко Морено медленно поднял взгляд своих синих глаз, нисколько не удивившись моему появлению.
— Несколько минут назад я вышвырнул пистолет из окна, — тихо сказал он. — Я стер с него отпечатки. Вашего друга никто не выследит. — Он помолчал. — Именно это я имел в виду, когда говорил, что помогу вам.
Я села напротив него и долго молчала. Глядя на его измученное лицо, я снова подумала, как он мог допустить убийство сторожей, пыталась догадаться, что имела в виду Иоланда, рассказывая про каких-то гватемальских крестьян. Я ничего этого не забыла, напротив. И все-таки понимала, что передо мной сидит человек, глубоко переживающий совершенные им или с его попустительства преступления, точно так же, как находящийся в шести вагонах от него Эрик переживал тяжелый кризис, поразивший его добрую душу. Марко познавал болезненный урок, ему становилось ясно, что он может стать другим.
Он посмотрел на меня, уныло кивнул и уставился в окно на проносящиеся мимо голубые огни. В данный момент мы понимали друг друга без слов.
— Что же мне с вами делать? — наконец спросила я.
— Не знаю.
Марко похлопал меня по ладони, задержав на ней свою руку. Когда же я мягко высвободилась, он снова устремил взгляд в окно.
— Но я знаю, Лола, что она вам понравится.
— Кто?
Он улыбнулся, как будто был влюблен в меня, и кивнул на разворачивающийся за окном вид:
— Не кто, а что! Добро пожаловать в Венецию!
Итак, мы приехали. Уже виднелась водная гладь, кобальтово-синяя и сияющая, как топаз. Дальше, как будто плывя над лагуной, высились дворцы с сияющими куполами и шпилями. Знаменитые венецианские голуби темными точками кружились в вышине над площадью Святого Марка, над светлыми обелисками, увенчанными золотыми крылатыми львами, эмблемой этого города, куда мы прибыли в поисках убежища.
Сердце мое дрогнуло при виде Четвертого города.
Книга 4
ЛИЦЕМЕРНЫЙ НЕГОДЯЙ
Глава 42
Я смотрела на совершенно разбитого Марко Морено. Дела Роса сказал, что хочет оказаться с Марко один на один, вдали от людей, чтобы отомстить ему за все преступления клана Морено. Но я решила, что больше никто никого не убьет.
По внутренней трансляции объявили о прибытии в Венецию.
Я отправила сообщение маме:
«Мы приехали, встречаемся площади Святого Марка через полчаса».
Затем обратилась к Марко:
— Идемте.
— Куда? Вы пойдете со мной одна?
— Нет.
Я взяла Марко за руку и чуть ли не насильно потащила его за собой через вагоны, хлопая дверьми. Томаса я не заметила, но не сомневалась, что он нас видел. Судя по мелькающим за окнами пейзажам, мы почти прибыли на место.
— Конечная станция — Венеция! — донеслось из громкоговорителя.
Еще одна дверь открылась и захлопнулась за нами.
Эрик и Иоланда сонно уставились на нас, остальные пассажиры, уже встав с кресел, доставали с верхних полок свой багаж.
Эрик взглянул на Марко из-под припухших век.
— Он ехал с нами? — пробормотал он.
— Да, — подтвердила я.
— Хорошо, что я об этом узнал, пока еще не совсем пришел в себя, — заметил он Марко. — Надеюсь, эта заторможенность еще продлится, мне по душе такое состояние.
— Взгляните на себя, — сказал Марко. — По-моему, с вас достаточно.
— Мне нужно было убить вас еще во Флоренции. — Эрик отвернулся. — Но теперь мне уже не хочется.
— Да, вы для этого не подходите.
— Где мой отец? — придя в себя, обратилась к нему с вопросом Иоланда. — Где он похоронен?
Я торопливо собирала вещи и поглядывала на дверь вагона, опасаясь увидеть полицейских. За окном моторные лодки разрезали отливающую металлическим блеском поверхность лагуны, вздымая волны, и старинные здания будто покачивались на них, как в мираже. Состав дернулся и замер.
— Не задерживайтесь, нам надо уходить! Скорее, — торопила я своих спутников.
Воздух над площадью Святого Марка был пронизан перламутровым светом, в его лучах вспыхивало на солнце белоснежное оперение голубей и ярко пестрели разноцветные одежды туристов. Сам собор представлял собой высокое, увенчанное золотым крестом строение с квадригой мощных лошадей на центральном фасаде, которые будто неслись галопом над высокими дверями, украшенными великолепной резьбой.
Я добежала до площади первой, оставив позади Эрика, Иоланду и Марко Морено. Люди стекались сюда со всех сторон и застывали, задрав головы и восхищаясь византийским великолепием этого храма. Они напомнили мне грешников с фрески Микеланджело «Страшный суд», с испугом взирающих на ангелов, парящих в небесной выси.