Никогда с тобой - Адалин Черно

Глава 38

Соня

Мне страшно… очень-очень страшно…

©Соня Романова

У меня шок! Я слабо соображаю, куда и зачем вообще иду. Просто шагаю вперед, подальше от машины, где… что? Боже, я даже определения случившемуся не могу дать. Грехопадение? Унижение? Слабость? Что со мной случилось? Это алкоголь? Уверена, что он! Я бы ни за что и никогда сама… никогда.

Шаг. Еще шаг. И еще. Я просто иду, ничего не слыша вокруг, пока крепкие руки не хватают меня за плечи и не разворачивают к себе.

— Отпусти! — кричу, наверное. Не слышу совсем себя, в голове такой гул и тело словно ватное. Ничего не соображаю. — Не трогай меня.

— Оденься, простудишься, — слова Тана долетают словно сквозь толщу воды.

Я несколько мгновений на него смотрю, как на привидение, а затем на меня шквалом обрушивается все случившееся. Не могу сказать, что я об этом забыла, но когда перед глазами возникает Тан, все заново чувствую. Каждое его касание помню, каждый хриплый выдох и…

— Господи, — выдаю с ужасом. — Что ты наделал?

Меня трясет. Впервые так себя чувствую. Разбитой, морально раздавленной. Физически ощущение, что меня переехал поезд, но при этом, если прислушаться, в теле такая легкость, я бы даже сказала слабость. И скорее она приятная, чем…

Мне страшно… очень-очень страшно от таких мыслей.

— Я наделал?! — срывается почти на крик. — Кажется, ты была вполне не против и, клянусь, я бы трахнул тебя там, ты бы не отказала.

— Нет, — я в ужасе распахиваю глаза.

Что он такое говорит? Я бы не позволила, конечно нет!

— Нет!

Меня иначе воспитывали. Отец, когда еще был жив, всегда твердил, что мальчикам нужно только одно, и я должна быть внимательной. Вообще, об этом наверное должна разговаривать мама, но у нас с ней хоть и были близкие отношения, о таком она умалчивала. Со мной говорил папа, и я его слушала. Парней обходила стороной, хоть в школе ко мне особо и не клеились. Встречаться предлагали, но я отказывала, не чувствуя взаимной симпатии.

Мы с Таном… никто друг другу. Мы не встречаемся, не испытываем взаимной симпатии. Он вообще меня ненавидит, а я… я не знаю! Не знаю, что к нему чувствую. Просто рядом с ним теряюсь. Не знаю, как себя вести и все позволяю ему на автомате.

— Да, блядь… Я бы выебал тебя, слышишь? Потому что ты хотела!

Я отшатываюсь от его слов, как от пощечины. Закрываю уши руками и разворачиваюсь, отдаляясь. Лучше идти пешком, честно, лучше пешком, чем с ним в одной машине.

Меня трясет от холода, пока шагаю. Куртка, которую Тан со злостью пихнул мне в руки, не помогает. Не согревает так сразу продрогшее уже до костей тело. Я кутаюсь плотнее и продолжаю шагать. Останавливаюсь, когда до дороги остается всего ничего. Туда идти страшно, а назад возвращаться некуда. С Таном в машину я не сяду. И ловить попутку не буду.

Меня накрывает отчаянием. Телефон я не взяла, да даже если бы он и был. Кому я буду звонить? Маме? Я даже не знаю, где нахожусь. Слезы жгут глаза, а затем и щеки. Я кутаюсь плотнее, наконец, немного согреваясь.

Позади меня рычит двигатель автомобиля. Я оборачиваюсь. Вижу, как Тан медленно приближается на машине. Он — единственный, кто может меня отсюда забрать, но я все еще не нахожу в себе силы обернуться и пойти к нему навстречу. Не после того, что он сказал. Боже, как он вообще мог обо мне такое подумать? Мысли о том, что я вела себя соответствующее, прогоняю, потому что не вела. Я его только поцеловала. Только и всего, дальше он делал то, чего я не хотела. Не хотела ведь?

Тан едет рядом некоторое время. Я иду — он медленно ведет машину. Колеса едва крутятся. Тан ждет, когда я сяду, а я злюсь. Как он мог сказать мне те слова? Как, а главное, зачем? Обхватываю себя руками и иду так несколько шагов, а затем замираю и все-таки иду к машине. Тан останавливается, и я беспрепятственно забираюсь в теплый салон. Как только оказываюсь внутри, мне кажется, что здесь все говорит о том, что тут случилось не так давно. Даже запах другой. Изменившийся, хотя это и невозможно, потому что Тан ехал с открытыми окнами.

Как только я сажусь в машину, Стас увеличивает скорость и через пару минут мы оказываемся на главной дороге. Едем к съезду, чтобы развернуться. Направляемся домой. Я упрямо молчу до тех пор, пока Тан не отвечает на звонок. Я невольно прислушиваюсь. Голоса собеседника не слышу, но говорят явно обо мне.

— Да, она в порядке. Мы уже едем домой. Дать ей трубку? На, — протягивает мне телефон.

— Да.

— Соня… — слышу голос Кима. — Ты как?

— Я…

Слезы почему-то жгут глаза. Удивительно, минуту назад я чувствовала себя сносно, мне не хотелось плакать, но стоило услышать голос Кима и представить его лицо перед собой, как захотелось разрыдаться и рассказать ему все. Поплакаться у него на плече. Почувствовать поддержку и… утешение.

— Я в порядке, — глотаю слезы вместе с застрявшим в горле комом.

Как такое рассказать? Тем более парню. Киму. Не расскажу конечно же ни за что на свете.

— Точно все хорошо?

— Точно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍