Магия в крови - Илья Новак

— С добрым утром, любезный, с добрым утром.

Бельмастый глаз слепо таращился в пространство, а второй, огненный, смотрел вдаль — этим капитан напоминал Гело Бесона. Но если тот незримый для других пейзаж, который видел холодный аркмастер, скорее всего являл собою нечто застывшее и покойное, то Ван Дер Дикин, казалось, наблюдал нечто прямо противоположное: буйство тревожных красок и беспрестанное движение незнакомых, опасных существ.

Он развернулся, громко пристукнув деревянным башмаком. Самой удивительной частью его лица казался нос. Все остальные составляющие капитанской физиономии имели крупные размеры и производили впечатление вытесанных скорее при помощи топора, чем других, более тонких инструментов плотницкого ремесла. Но вот нос был крошечным, к тому же еще и бледным, начисто лишенным того великолепного загара, что покрывал прочую, не скрытую одеждой поверхность капитанского тела. Когда Булинь поворотился, Некрос разглядел нос со всех сторон. Если в профиль это покатое, едва выступающее за линию лба недоразумение с ноздрями-точечками еще можно было заметить и идентифицировать в качестве лицевой надстройки для произведения вдохов и выдохов, то в анфас он совершенно терялся из виду среди круглых щек, высокого красного лба, могучего, далеко выступающего вперед, разделенного надвое глубокой вертикальной впадиной подбородка, среди морщин, шрамов — а их на лице насчитывалось не меньше чем полдесятка — и ржавой щетины. Из-за этой ошибки природы лицо капитана казалось вогнутым, как полумесяц.

— Спалось ли вам, любезный, спалось ли вам так же, как и когда вы обретаетесь посередь гниющей Тверди, или волнение, пусть этой ночью, да и утром, незначительное, волнение Вод исключило ваш организм из привычного состояния?

Ван Дер Дикин говорил, глядя мимо собеседника, громыхания его голоса катились по палубе. Он вещал, будто произносил речь перед своими матросами... Хотя, пожалуй, перед ними капитан изъяснялся бы более просто, в разговоре же с чаром он использовал замысловатые словесные периоды и изощренные обороты.

Некрос оглядел гладь воды. Закругленный форштевень на носу корабля не рассекал, но будто бы проламывал ее, пробивал дорогу для узкого корпуса «Шнявы». Отойдя от капитана, чар привалился боком к ограждению и задал вопрос:

— Что за наименование у вашего корабля? Никогда не слыхал подобного слова.

— Наименование! Наименование! — вскричал Ван Дер Дикин. — Именно этим словом была, как вы выразились, поименована моя супруга, дорогая моя... — он смолк, прикрыв блистающий огнем глаз и таращась на чара костяным бельмом. Положил руку — заскорузлую, сплошь покрытую коркой мозолей, буграми и впадинами, — на свой лоб, словно в приступе глубокой задумчивости, и добавил: — А ведь сколько годов минуло с тех пор... я уже не помню ее лица, всего ее облика, роста ее, цвета волос, да и кто она была, эта женщина? И уже давно мне кажется, что имя ее было вовсе не таким — о! — оно прекрасно, это имя, это слово, что обозначало, поименовывало ее, но я не могу, не могу припомнить теперь... Так или иначе, этот мой корабль построен по моему рисунку, я собственнолично руководил строительством, и в будущем моря Аквадора и Окраинный океан станут рассекать корабли, созданные как копии моей посудины, их будут называть шнявами — и это станет не имя, но название всех подобных кораблей...

Раскаты его голоса еще перекатывались между мачтами, отражаясь от палубных надстроек, шевелили полоски жирного красного мха, покачивали лохматые канаты — хотя сам капитан давно смолк. Он застыл, не открывая зрячего правого глаза, немного откинувшись назад и касаясь ладонью лба.

Некрос уже несколько дней отмечал притупление своих чувств: ни удивление, ни страх больше не посещали его. Разум, а вслед за ним и все тело словно бы напиталось сырым предрассветным туманом, который скрадывал ощущения и мысли, наполнял сознание пеленой отчуждения. Единственное, что жило в чаре, — трепещущий комок сердца, которое днем и ночью билось часто и зло. Незримая нить, соединяющая Чермора с Миром, была прикреплена будто острым крючком, глубоко вживленным в плоть, и стоило нити натянуться, как сердце начинало болеть чистой, ясной болью.

Потому личность капитана, его странное лицо и странные манеры — все это не вызвало удивления, чар оставался холодным наблюдателем.

— Нам необходимо плыть как можно быстрее, — заявил он.

Ван Дер Дикин встрепенулся, отнял ладонь от лба. Глаз его, распахнувшись, блеснул огнем.

— До сей поры, любезный, вы не соблаговолили до сей поры поведать мне: куда мы держим путь?

Нить точно указывала дорогу, и Некрос ответил, поведя рукой:

— На запад.

— Запад! — вскричал Булинь, разворачиваясь и стуча деревянным башмаком по доскам. — Запад, закат Аквадора: вечный океан, ветрила в золоте умирающего света, только Воды вокруг, Пречистые Воды. Восток позади — там лишь Твердь, где прошло детство, где неразумным мальчишкой запускал я кораблики в зябких лужах... Что она, что есть Твердь, как не скопище грязи, жирный блин испражнений зверей и людей, птичьего помета, перегноя, разложившейся, сожранной червями плоти, пронизанный корнями, скрепленный ими? Робы, Брита... Ну, а если Зелур? — так пусть же он будет как забытый лужок из грязи и дерьма, и мальчишка...

Некрос принюхался, ощутив крепкий дух, который, наконец, добрался до его ноздрей от раскрытого капитанского рта. Булинь был пьян, вот чем объяснялись эти преувеличенно-патетичные жесты и нелепые слова. И все равно происходящее вызывало у чара подозрение, постепенно крепнувшее. Поведение тюремщиков, встреченный недавно матрос — любопытно, как выглядят остальные? — дикий вид всего корабля... Вокруг происходило нечто, в сути чего обязательно следовало разобраться, потому что оно наверняка было связано с Чермором, скорее всего — направлено против него.

Ван Дер Дикин откинул полу грязного камзола и извлек устрашающих размеров, шириной в две ладони, круглый компас: колпак из мутного хрусталя, золотой ободок, золотая же цепь, повисшая дугой от пояса капитана к кольцу на ободке, черный бархат под колпаком, а на бархате — стрелка толщиной в мизинец и со сломанным концом. Булинь вновь поворотился спиной к чару, положив инструмент на ладони, вытянул перед собой руки, долго смотрел и, наконец, объявил:

— Идем в нужном направлении.

Спрятав компас, он пробормотал: «Но надо бы побыстрее...», встал лицом к палубе и, выпучив зрячий глаз, проорал:

— Рустер! Калва! Чикс! Фиша! Миндель! Гордени и Штак! Эзельгофт, разрази меня в зад!

Раздался топот пяток, и Некрос поглядел вниз. Вдоль стены носовой постройки, где стояли они с капитаном, рядком бежала семерка кривоногих невысоких матросов, все босые и полуголые, лишь в парусиновых штанах, все — обладатели нечесаных морковных волос. Позади них шествовал пожилой человечек, облаченный, помимо штанов, еще и в камзол. Этот последний имел клочковатую грязно-красную бороду.