Современный чехословацкий детектив - Эдуард Фикер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня прямо мурашки по спине, пан доктор!
— Давайте попробуем. — Он весело потер руки. — Сможете ли вы вспомнить... Раз уж мы играем в сыщиков.
— А мне незачем вспоминать. Мы сидели здесь. До двенадцати. Играли в канасту. Я, мой муж, Олина Домкаржова... Она студентка, работает в каникулы экскурсоводом и живет рядом с нами, под аркадами. — Вера запнулась. — Четвертый пришел уже в темноте, чтобы никто его не видел. Если начнут расследовать и станет известно, кто этот четвертый, Опольна прямо ахнет...
— А расследовать начнут, — нахмурился Михал Экснер. — Безусловно. Кто же он?
— Наверно, мне не стоит этого говорить, даже вам.
— Придется, иначе какая же игра.
— А если...
— Думаю, будет лучше, если узнаю я, а не поручик Шлайнер.
— Господи! — воскликнула она. — Только Шлайнера не хватало! Тогда жди еще убийства!
Капитан Экснер допил молоко.
— Вы там у них... слышали что-нибудь? — спросила Калабова.
Он грустно покачал головой. Вздохнул. Во двор въезжала машина, и это наверняка был Богуслав Вок.
— К Олине ходит доктор Гаусер из больницы, — выдохнула Калабова.
И капитан Экснер пожалел, что надо заканчивать приятный разговор с милой, гостеприимной хозяйкой.
— Вон оно что, — протянул он.
— Я знаю, пойдут сплетни... Наверно, мне бы надо его...
— Нет. Лучше не надо. И не сердитесь на меня, бога ради. — Он просительно взглянул на нее. — Я сделал ужасную глупость. Вчера я вам солгал. Собственно, я мог себе позволить так говорить, потому что был еще в отпуске. Однако начальство обо мне вспомнило. И сегодня я уже при исполнении служебных обязанностей. Разрешите представиться: доктор Экснер.
— Но ведь вчера, пан доктор...
— Да, конечно... Только я не ботаник. Я доктор правоведения.
— Юрист?
— Да. И капитан. Я служу... Все дело в том, что я из уголовного розыска. Вот мое удостоверение пани Калабова. Только, пожалуйста, прочитайте спокойно; понимаю, вы взволнованы. Я еще зайду к вам сегодня. Я не могу вам приказать, чтобы вы никому не рассказывали о нашем разговоре, но так все же будет лучше. А с тем женатым доктором, который ходит сюда на свидание со студенткой Домкаржовой, лучше вовсе не говорите. Обещаю вам сохранить это в тайне. Супружеские измены не мой профиль, я не частный детектив. Так что... Да, да, вам бы надо... Вот здесь в шкафчике... Ром? Пожалуйста. Рюмку? Ага. Из бутылки. Да, пани Калабова, так, пожалуй, лучше.
74Богуслав Вок подъехал прямо к лоджии, чтобы Экснер мог сесть в машину, не замочив ног. Но проку от этого был мало. Вода, хлеставшая из водосточных труб, разлеталась далеко во все стороны, а ветер, стремительно круживший по внутреннему двору, разбрасывал капли дождя повсюду.
Экснер скользнул в машину, положил мокрый зонтик на переднее сиденье. А когда машина развернулась, поднял руку и приветственно помахал в сторону канцелярии.
— Богоуш, — вздохнул он, — я весь мокрый, как водяной. И спать страшно хочется...
— Ну и спи, — отозвался Вок. — Одеяло там, сзади.
Оно лежало за сиденьями. Капитан Экснер разулся, снял рубашку и брюки, тщательно повесил их на спинку переднего сиденья и прикорнул под одеялом.
Уснул он не сразу. Еще слышал, как по крыше машины хлещут потоки воды, а сквозь шум мотора доносятся раскаты грома.
Внезапно он поднялся:
— Минутку, Богоуш! Чуть не забыл. На станцию. Сперва на станцию. Спать буду потом.
75— Ну, ребята, — энергично начала Таня Врабцова. — Что произошло? — Она облокотилась на письменный стол и, сцепив руки, положила на них подбородок. К письменному столу был придвинут огромный стол заседаний, с которого при желании мог бы взлететь небольшой самолет. Рихард Поган сидел на дальнем конце, а Моймир Луцек занял стул ближе к середине «взлетной полосы». — Ну, выкладывайте!
Известный репортер Поган машинально поправил очки и согнулся, точно плакучая ива.
— О чем ты, Таня?
— Послушайте, вы были в Опольне?
— Ясное дело. Репортаж готов. Ты ведь уже читала? В понедельник я оставил его тут, на столе.
— Читала, хороший репортаж.
— А фотографии, — отозвался Луцек несколько ворчливым тоном: ему претил Танин энергичный стиль, — я тебе отдал сейчас, так что мы не знаем...
— Я не о репортаже. Только вот, глядя на все это, я думаю... — Одной рукой она перебирала фотографии. — Думаю, что об этом деятеле вы пишете, пожалуй, слишком много. Надо бы дать пошире фон, показать весь город, как он живет, и вообще... А если уж о нем самом, то побольше о его творчестве. Что-нибудь о мастерской, раз уж он самодеятельный художник. Только почему вами интересуется уголовный розыск?
— Н-да, загадка... — произнес Рихард Поган. Как большинство очень рослых мужчин, он говорил рассудительно и неторопливо.
— Ришо?
— Разве что это как-то связано... С нашим фотоматериалом.
— Теперь я совсем ничего не понимаю. — Она взглянула на часы. — Ну вот что, выкладывайте, да покороче. Мне еще надо к директору, а в одиннадцать придет этот капитан.
— Что ему надо? — сказал Луцек. — Тут явно какое-то недоразумение. Насколько я помню, Ришо даже правил движения ни разу не нарушил. Вот разве лесенка...
— Какая еще лесенка? Кто-нибудь собирал у дороги сливы, а вы машиной сбили лесенку?
Рихард Поган долго качал головой.
— Да нет, что ты, Таня. Совсем другое. Понимаешь, в пятницу вечером мы Рамбоусека не нашли, мы разговаривали с ним в субботу. Утром. Он был занят. Делал срочную работу. Мы заходили к нему в столярку, нас послал туда директор музея. И Рамбоусек договорился с нами на после обеда. Только эта работа затянулась у него почти до вечера, а мы тем временем гуляли в парке и по городу. Потолковали с ним часок, и он пригласил нас поужинать. В загородный ресторан. Вот об этом я и написал репортаж. И мы договорились, что в воскресенье придем к нему на квартиру и сделаем снимки. Он сказал, что получится здорово, окна-де у него выходят на восток, а погода стоит отменная, так. что получатся и тени и... все в таком духе. После мы уехали, нам не хотелось сидеть там целый вечер. Ну, а утром не нашли его. Нигде. Дома его не оказалось, мы носились вокруг замка, злые как черти. Потом нас осенило — покричим в окно. Он живет... Ну, это что-то вроде бельэтажа. Окно было открыто, мы покричали — без толку. Вот и подумали... — Рихард Поган запнулся и взглянул на Луцека. — Подумали, не случилось ли с ним чего. Ну, а поблизости мы еще прежде заметили лесенку... Моймир и залез туда. Только деда там не было. Потом я тоже залез...
— Потрясающе! — воскликнула Таня Врабцова. — И ты тоже?!
— Да. Потому что Моймир позвал меня взглянуть. — Рихард Поган почесал шею. — Видимо, в том, что мы там увидели, и зарыта собака...
— Не драматизируй, — поморщился Луцек. — У старика царил потрясающий, невообразимый кавардак. Словно фурия промчалась. Что там землетрясение — ерунда. Там поработало десятка два вандалов, не меньше. Все уничтожено, переломано, испорчено, порвано. Но общее впечатление... Какая причудливость, просто фантастика! Это надо было видеть. Впрочем, — добавил он, — я там немного пощелкал.
Таня Врабцова покачала головой. Теперь ей все стало ясно.
— В квартире побывали воры, а вы не заявили куда следует и смылись.
— Послушай, — сказал Поган. — Ну кому заявишь в воскресенье. И потом, старик мог сам устроить этот разгром. Он был тогда чертовски зол... И в разговоре несколько раз обронил, что все равно когда-нибудь все разобьет и уничтожит, чтоб никому ничего не досталось. Нам показалось, у него какие-то семейные неурядицы. Вот мы и исчезли потихоньку...
— С ума сойти! — И Таня Врабцова, главный редактор «Молодых горизонтов», всплеснула руками. — Они исчезли! А вас нашли! В два счета. Вдруг там что пропало?
Поган опять погладил затылок.
— Тогда это вряд ли будет приятно, — проговорил он. — Но нас ведь было двое, так что...
— ...вы могли унести побольше, — докончила Таня. — Красота, ей-богу, — Она сняла трубку, набрала номер. — Вацлав, это Таня. Ты можешь зайти ко мне на минуту? Да, прямо сейчас. Спасибо.
— Кого ты зовешь? — спросил Луцек. — Ронбека?
— Да. По-моему, он вам обоим понадобится.
76— Я в вашем распоряжении, — сказал дежурный по станции. — Готов следовать за вами, товарищ капитан. Разумеется, после службы.
Капитан Экснер закрыл удостоверение, спрятал его в ладони и с каким-то смущением оглядел чуть ли не музейную обстановку — да, ей самое место в музее истории техники, а не на современной станции. Он улыбнулся невысокой кассирше и возразил:
— Ну что вы... Вам никуда и не надо идти, пан Вондрачек. Достаточно будет, если мы немного постоим на перроне. Вон там, у ящика с цветами. Очень красивые цветочки, — обратился он к кассирше. — Это вы выращиваете?
Она покачала головой.
— А кто же?
— Я, — ответил Вондрачек. — Я живу здесь пятьдесят лет. Мой отец был начальником станции. На перрон, конечно, можем выйти, товарищ капитан. — И он надел фуражку, как привык с молодых лет, щегольски, набекрень.