Музыкант (трилогия) - Геннадий Марченко

– Да, я видел, как он играет, – выкрикнул долговязый парень в короткой куртке. – Этот Джордж реально крут.

– Спасибо, но теперь вам предстоит убедиться, какой из меня музыкант. Надеюсь, я вас не разочарую.

Начал с песни из репертуара „скорпов“ – „Holiday“, при этом присматриваясь к публике. Пока народ в непонятках. Шли, в общем-то, оторваться на Джоплин, а тут перед ней какой-то русский футболист на одинокой гитаре тренькает. Хотя тренькает что-то вполне мелодичное и душевное.

А как вам „Knockin“ on Heaven's Door»? Черт, как же теперь без нее Боб Дилан… Эх, ну теперь уже, как говорится у нас славян, снявши голову, по волосам не плачут.

Кстати, если кто не знает, «Losing My Religion» ввиду отсутствия мандолины и под гитару неплохо играется. Зрители это одобрили, и еще как!

«Soldier of Fortune» я разучивал лет сорок с лишним назад, вчера только решил повторить после столь долгого перерыва. К счастью, текст не забыл, а уж ноты тем более.

Добавил депрессивного гранжа в виде «Come As You Are» и «Heart – Shaped Box» от Курта Кобейна. Черт, а народ-то завелся, и ведь не орут, черти, а реально СЛУШАЮТ. А некоторые еще и покачиваются, взявшись за поднятые вверх руки. Несколько человек зажигалки свои включили, огоньки медленно плавают в сумраке зала. Красиво, однако!

А это кто там из боковой двери выглядывает? Ха, сама Дженис и, похоже, ее всерьез пробрало. Недаром и про сигарету забыла, бычок тлел уже почти между пальцев, эдак и обжечься недолго. И не понять, какие чувства испытывает, то ли вне себя от злости, то ли не ожидала, что русский футболист такое на сцене умеет вытворять.

А на десерт я приготовил пару замечательных баллад от «Metallica» – «The Unforgiven» и «Nothing Else Matters». Гитарная партия в обоих случаях не такая уж и сложная, как могло бы показаться непосвященному на первый взгляд, многие со страхом брались за ту же «Nothing Else Matters», но в итоге оказывалось, что не так страшен Джеймс Хетфилд, как его малюют. Во всяком случае, я когда-то освоил эту гитарную партию меньше чем за час. Какой же я молодец, что моя любовь к качественной музыке не утонула в океане попсы…

– Еще! Русский, давай еще!

Глядя на беснующуюся толпу, я чувствовал, как меня распирает гордость. Совесть, впрочем, малость трепыхнулась, намекая, что я тут, собственно, жирую за счет других авторов, так что мне пришлось пинками загонять ее под лавку. Эти авторы еще что-нибудь сочинят, может, я наоборот делаю добро, заставляя того же Дилана придумывать новые хиты.

– Ладно, – как бы нехотя соглашаюсь, – но только одну песню, потому что близится время Дженис, а я не хотел бы отнимать ее у вас. Песня называется «Try», а о чем она… О мужчине и женщине, о нас с вами, о любви.

Ну да, та самая вещица в исполнении Pink, которую я полгода напевал после того, как впервые услышал. Вновь вооружившись медиатором, без которого тут должного звучания не добьешься, начинаю петь, только в последний момент догадавшись в первой строчке заменить «he's doing» на «she's doing». Нет, можно было оставить как бы от лица женщины, в СССР в это время без вопросов, а тут небось гомосятина уже процветает, еще не так поймут. А оно мне надо?

Как бы там ни было, сцену я покидал под вопли полутора сотен новообретенных фанатов. По пути столкнулся с Джоплин, следом за которой тенями двигались ее музыканты. Только что она хмурилась, а сейчас, проходя мимо меня, улыбнулась и подмигнула. От сердца отлегло, надеюсь, блюзвумен меня не сильно взревновала к слушателям.

– Это было круто! – высказалась Дженис в микрофон, отодвинув малость опешившего Эндрю в сторону. – Выступать после этого парня даже как-то стремно. Но ничего, мы постараемся вас взбодрить. Только потерпите еще несколько минут, нам тоже нужно настроить звук.

Не успел оказаться в гримерке, как следом влетел Олдхэм.

– Егор, это было нечто! Честно, я сам не ожидал, что ты так здорово выступишь. Что это за стиль? Фолк? Кантри?.. Нет, тут какая-то смесь стилей… Но как ни крути, а было потрясающе!

– Согласен, народу понравилось, – натянув на лицо маску хладнокровного убийцы, ответил я. – Эндрю, откуда на сцене взялся советский флаг?

– Я здесь ни при чем! Это команда Дженис притащила его с собой, сами и повесили. Может, они все коммунисты, хочешь – сам у них выясняй.

– Хм… Понятно… А где мои деньги?

– Ох, да разве я мог бы тебя обмануть?! Держи, вот твои двенадцать фунтов… Слушай, Егор, я хочу организовать еще одно твое выступление. Только не на разогреве, а сольное. Уверен, после сегодняшнего концерта слух о тебе разнесется по всему Лондону. В смысле, так-то тебя и так уже знают, но теперь узнают и как музыканта. Ну так что, готов еще раз выступить? Если хочешь, можем набрать тебе сессионных музыкантов.

Я с тоской подумал про Федулова. Узнай он, что я левачу с концертами – такого можно ожидать! Блин, и хочется, и колется…

– Я подумаю, Эндрю, над твоим предложением.

Продюсер исчез, а я все часовое выступление Джоплин просидел в своей гримерке, откинувшись в потертом кресле, с закрытыми глазами, и сквозь опущенные веки краснотой просвечивал свет лампы без абажура. А ведь изначально собирался так же из бокового прохода послушать выступление легендарной в будущем певицы. Но что-то не было сил, наверное, все оставил на сцене. Да и нужно было как-то переварить впечатления от своего концерта.

Наконец шоу завершилось, слышно было, как публика кричит и свистит, а Дженис благодарит зрителей за внимание. Потом шаги нескольких человек по коридору, хлопнувшая дверь соседней гримерки. Ладно, чего сидеть-то, домой двигать надо. Блин, только гитару не мешало бы вернуть Олдхэму, чужая все-таки.

И где его носит? Ха, понятно, все такой же возбужденный голос Эндрю доносился из-за двери комнаты, занятой Джоплин и ее музыкантами. Вежливо постучал, потом толкнул дверь.

– Эндрю, я хотел тебе вернуть инструмент…

– Заходи, – махнула мне Дженис. – Присаживайся.

Возле нее на столике стояла откупоренная бутылка джина, а во рту дымилась опять… нет, не сигарета, а что-то самопальное с характерным запахом.

– Будешь? – протянула она мне обмусоленный косячок.

Твою ж мать, я уже и забыл, когда последний раз втягивал в себя насыщенный «каннабиноидами» дым. Надеюсь, от пары затяжек меня не вырвет и в пляс не пущусь…

А ничего так, качественная травка. Затянулся даже три раза, после чего Дженис отняла у меня «самокрутку» и косяк пошел по кругу.

– Слушай, а правда, ты коммунист? – неожиданно спросила она меня.

– Пока нет, – честно признался я.

– А я вот думаю, может, мне в компартию вступить… Даже достала какой-то труд Ленина, но мало что поняла из его рассуждений. А вот мой сосед по дому, Линдон, он как-то доходчиво все объясняет. Он в компартии уже три года, правда, ему голову недавно проломили какие-то уроды, Линдон теперь левым ухом слышать перестал, но я почему-то после этого еще больше захотела вступить в компартию.

Затем разговор как-то незаметно свернул на музыку, я вновь удостоился похвалы от Дженис, которая поинтересовалась, где можно достать мой альбом именно с этими песнями. Выяснилось, что еще нигде, но вероятно, это дело ближайшего будущего. Во всяком случае, так всех заверил Эндрю, после чего принялся рассчитываться с Джоплин и ее музыкантами. Чтобы их не смущать, я на секунду отвлек Олдхэма, показав ему, что у стены стоит гитара в кофре, и вежливо откланялся.

Да, думал я, сейчас ни «роллинги», ни «битлы», ни та же Джоплин особых эмоций у любителей музыки не вызывают. Нет, фанаты есть, как не быть. Вон, к примеру, ливерпульская четверка уже вызывает у некоторых особо впечатлительных дам истерику. Но все это ничто по сравнению с тем, какого статуса добьются исполнители спустя десятилетия, и многие, причем, посмертно. И только я с высоты своих лет понимаю, с кем удостаиваюсь чести общаться накоротке. И даже сочинять песни для тех же «роллингов», хотя и придуманные не мною. Но это уже, как говорится, совсем другая история…

А через пару дней на предпоследней полосе таблоида «The Sun», где регулярно описывалась жизнь звезд, появился отчет о концерте Джоплин, в котором была упомянута и моя персона. Мало того, рядом с фотографией будущей королевы ритм-энд-блюза красовался снимок, где я был запечатлен в весьма удачном ракурсе. Странно, я должен был бы заметить фотовспышку… А в целом мое выступление удостоилось самых лестных слов, было названо психоделической музыкой и выражалась надежда, что вскоре о молодом русском все заговорят не только как о футболисте.

Звонок от Федулова раздался буквально через час после того, как я прочитал газету.

– Егор Дмитриевич, что же вы делаете?!

– Что такое, Леонид Ильич?

– Что такое? Это вы меня спрашиваете, что такое?!! Егор, вы, наверное, забыли, зачем вы приехали в Лондон? Почему я открываю свежий номер «The Sun» и вижу фотографию Егора Мальцева в каком-то ночном клубе, выступающим перед обкуренной и накачанной алкоголем толпой?