В плену сомнений - Дебора Мартин

15

— Обед подавать в обычное время? — спросила миссис Робертс у Джулианы. Был ранний вечер, и женщины стояли в столовой.

— Подавайте. — Джулиана лукаво подмигнула экономке. — То есть, конечно, если мой самонадеянный муженек не распорядится иначе.

Миссис Робертс рассмеялась.

— Прошло уже три дня после вашего приезда, а он все еще надеется стать полноправным хозяином в Ллинвидде. Ах, мужчины так глупы!

Обычно Джулиана избегала тонко замаскированных попыток миссис Робертс выяснить, что происходит между ней и ее мужем, но сегодня она была чрезвычайно сердита на Риса и согласилась поддержать разговор.

— Возможно, они и глупы, но при этом еще и страшно упрямы. Я, кажется, выиграла схватку за кухню, но проиграла в конюшне.

— Грум опять отказался оседлать для вас лошадь? — Миссис Робертс сочувственно покачала головой. — Мне очень жаль, миледи, что вы пропустили свою ежедневную прогулку. Но вы наведайтесь на конюшню еще раз, потом опять, пока мистер Воган не поймет, что глупо вам запрещать верховые прогулки. — Она расправила фартук. — Что ж, пожалуй, мне лучше вернуться на кухню. Вы же знаете, прислуга любит побездельничать, если не держать ее в ежовых рукавицах.

И она заспешила восвояси, оставив Джулиану наедине со своими невеселыми мыслями. За эти три дня прислуга разделилась на два лагеря — лакеи, грумы, дворецкий и управляющий в одном, горничные, кухарка и миссис Робертс в другом. И эта расстановка сил приводила Джулиану в настоящее бешенство.

Лакеи и грумы с готовностью подчинились Рису. Некоторые из них были наняты совсем недавно, поэтому их верность ему была понятной. Но ведь она сама наняла этого проклятого грума, который осмелился перечить ей сегодня утром. Он мямлил, заикался и извинялся и в конце концов выставил ее из конюшни.

Вот предатель! Как и все слуги-мужчины, он слушался только Риса. Стоило тому только состряпать пару историй о битвах на море и приключениях в Америке, как все они уже были готовы умереть за «смельчака-хозяина» .

Но женщины, безусловно, были на стороне Джулианы. Они были слишком практичны, чтобы поверить во все эти выдумки Вогана. За спиной Риса они шли к ней за указаниями. И миссис Робертс была главной мятежницей. Она послушно кивала, поддакивая Рису, а затем отправлялась к Джулиане.

А кухарка! Джулиана громко фыркнула. Кухарка открыто заявила ему, что не так глупа, чтобы получать приказы от мужчины, который не имеет ни малейшего представления о том, что происходит на кухне. Рис мягко намекнул ей, что может рассчитать ее за строптивость. Однако сметливая женщина напомнила ему, что было бы неразумно увольнять ту, что умеет готовить похлебку по-валлийски, достойную самого короля. И, разумеется, была права.

Таким образом Джулиана оставила за собой право составлять меню, и Рису пришлось молча с этим смириться. Он не стал протестовать также, когда она велела горничным перенести свои туалеты и драгоценности в Голубую комнату. Зато он утверждал себя во всем остальном. Вместе с Ньюнсом обсуждал будущие нововведения. Запретил ей появляться на конюшне. Обязал приходить к нему за разрешением всякий раз, когда она собиралась проехаться в карете, и неизменно сопровождал ее во всех поездках.

Все это ужасно раздражало и оскорбляло Джулиану. Но она не решалась жаловаться, так как его ответ всегда был одинаков. «Когда ты будешь делить со мной постель, я позволю тебе заниматься имением». Произнося эти слова, он устремлял на нее взгляд, полный такого желания, что по ее спине пробегала дрожь, и приходить к нему с жалобами становилось все труднее.

Чтобы не терять даром времени, Джулиана занялась переделкой холла. Пока он объезжал фермеров-арендаторов, она тайно заказывала новые драпировки и портьеры. Пока он совещался с кузнецом, плотником и садовником, она совещалась с экономкой и надзирала за горничными. Было совсем не трудно занять себя, хотя многих своих прежних обязанностей она была теперь лишена. Она проделывала то, до чего раньше не доходили руки, — привела в порядок чердак, перетряхнула гардероб, просмотрела книги в библиотеке и отдала их в переплет.

Она редко виделась с Рисом, и всякий раз он был неизменно вежлив, но упорен в своей решимости не допускать ее к ведению хозяйства. За вечерней трапезой между ними царил мир, будто существовала негласная договоренность не превращать час обеда в сражение. Он по-прежнему любил рассказывать об Америке, а она, по его просьбе, делилась воспоминаниями о том, как протекала жизнь в Ллинвидде после его отъезда.

Но едва обед заканчивался, Джулиана извинялась и уходила до того, как он начинал опробовать на ней свои таланты соблазнителя. Сбежав в Голубую комнату, которая находилась на безопасном расстоянии от парадной спальни, она проводила целые часы без сна, и в темноте ночи ей мерещились его горячие взгляды, касание его руки, его нежные поцелуи в щеку. Если бы он знал, как действует на нее его сдержанность, он стал бы целовать ее в губы, держать в объятиях. Наверно, он знал, что этим сводит ее с ума.

— Миледи? — Голос дворецкого прервал ее размышления.

О, Боже, что же это она стоит здесь, уставившись в пустоту, как полоумная!

— Да, в чем дело? — Джулиана заставила себя принять независимый вид.

— Пришел господин Эван. Он говорит, что вы ждете его на урок.

Джулиана застонала.

— Я совершенно забыла! — А она еще даже не подготовила ему бумагу! Вот к чему приводят витания в облаках! — Отправьте его на кухню и прикажите кухарке налить ему чаю и накормить. Он может взять все это с собой в классную комнату, если пожелает. Я скоро буду.

— Слушаюсь, миледи. — Дворецкий отправился на кухню, а Джулиана бросилась в кабинет, где она хранила запас бумаги. Она поспешно извлекла из ящика стола десяток листков, несколько секунд подержала их края над пламенем свечи. Дождавшись, когда бумага слегка обуглилась, она задула свечу и помахала листками в воздухе, избавляясь от дыма.

— Чем это ты занимаешься? — раздался голос из-за двери.

Джулиана вздрогнула, повернулась и увидела Риса.

— Должна сказать, у тебя ужасная привычка тихо подкрадываться к человеку.

Воган криво улыбнулся.

— У тебя тоже странные привычки. Например, портить вполне хорошую бумагу…

— Я ее не порчу, а просто… ну… пачкаю ее.

— Могу я узнать зачем?

Она пожала плечами и вытащила еще десяток листов.

— Это для Эвана.

Он прислонился к дверному косяку, сунув руки в карманы.

— Ах, да. Это тот мальчик, который ходит к тебе за грязной бумагой. Теперь я понимаю, эта бумага «грязнится» отнюдь не сама собой.

— Ну конечно, нет. Но он бы не взял у меня хорошую бумагу, поэтому я должна… как-нибудь ее испачкать.