Завтра ты умрешь - Анна Малышева

– Ты очень изменилась! – сказал он на прощанье, передавая несколько купюр – своеобразные алименты.

– Не знаю, – искренне ответила она, принимая деньги. – Но я хочу измениться, это верно.

Ярослав вернулся к столику, осторожно неся бокал с мартини для Ники, чашку чая для себя и сок для Алешки. По радио объявили очередной поезд на Петербург, но это был еще не «Невский экспресс». Ника подняла бокал:

– За твою статью!

– Тебе же не понравилось! – возразил он. – Интересно, почему?

– Наверное, потому, что для меня это приговор, – улыбнулась Ника, забавляясь его недоуменным видом. – Я добросовестно провела вместе с тобой это расследование, нигде не отступила, многим поступилась, иногда рисковала, порою сильно… И все это для того, чтобы убедиться, что я никогда не стану настоящей журналисткой. Это не для меня!

– Но почему?! – воскликнул Ярослав, явно не видя логики в ее словах. – Что за глупые капризы?! Я скажу прямо – мне в жизни ни с кем не работалось так легко, как с тобой! Ты рождена для таких дел, и вдруг ни с того ни с сего заявляешь, что…

– Пойми, – перебила она собеседника, ничуть не проникнувшись услышанными комплиментами. – Мне не то чтобы не понравилась твоя статья… Мне не по душе сам способ подачи этой истории. Я узнала ее, она интересна, ты ее не исказил… Но в ней нет того, что оказалось для меня очень важным.

– Чего нет?! – обиженно фыркнул Ярослав, открыв папку и просматривая листки рукописи. – Здесь все, что мы раскопали, кроме отпечатков пальцев, может быть!

– Ты помнишь, что сказал Банницкий напоследок, когда уже во всем признался, а ты шепнул мне, что у тебя кончилась пленка на диктофоне? – Ника говорила задумчиво и, глядя в никуда, снова видела приемную психиатра, неподвижные фигуры людей, слушающих исповедь банкира, осколки разбитого выстрелом аквариума, среди которых шевелилась уже только одна рыбка – самая большая, синяя, с огромными золотыми глазами. Когда Банницкий умолк, было очень тихо – даже Юлия Львовна больше не плакала. И в этой тишине он добавил еще кое-что – негромко, будто про себя.

– Он сказал, что, когда повел дочерей в цирк в то воскресенье, они остановились на улице и взглянули на окна эркера, где Ксения в это время расставляла горшки с цветами. Она увидела их, открыла окно и помахала рукой. Дети ответили тем же, но потянули отца прочь, потому что очень боялись опоздать на представление. Тогда Банницкий высвободил одну руку и тоже помахал жене. Та замерла, глядя на него, да так и осталась стоять у окна. Он оборачивался несколько раз, пока они не завернули за угол, и все время видел ее. Такой он и хотел ее сохранить – женщиной в окне, которая машет вслед своим детям. Не той, какой она была в действительности… И поэтому он просто не мог впустить ее обратно в их жизнь, после всего, что она сделала. Этого в твоей статье нет.

– И не надо! По законам газетного жанра эта деталь не работает! Читатель ее просто не словит, мы не романы пишем! – Ярослав явно начинал раздражаться. Сунув рукопись в папку, он залпом допил чай и бросил: – Пошли, твой экспресс объявили.

Они втроем вышли на платформу, причем Ярослав хранил обиженное молчание, а Ника, поглядывая в его сторону, раздумывала, стоило ли так его критиковать. «По крайней мере, он-то знает, чего хочет, и, получив это, не мучается угрызениями совести! Так и надо, но… Кажется, я так не могу!»

Ее грустные мысли внезапно прервал налетевший сзади рыжеволосый вихрь, состоящий из восторженных восклицаний, сладких духов и букета ослепительно-алых роз. Подоспевшая Наталья схватила на руки ребенка и, несмотря на его сопротивление, бурно расцеловала. Ошеломленный Алешка разрыдался, и мать поторопилась его отнять:

– Извини, он у меня такой скромник! Розы! Это нам, да?! Какая прелесть, я никогда не получала цветов без повода! Это просто…

– Не без повода. – Наталья и ее наградила поцелуем и, отстранившись, гордо сообщила: – Знаешь, кафе все-таки будет иметь название, я убедила своего, что оно того стоит. Ты знаешь мужчин, они такие консерваторы, а он приобрел его безымянным и ничего не хотел менять!

– И как оно будет называться? – засмеялась Ника, прижимая к груди огромный колючий букет, из-за которого с трудом могла различить счастливое лицо подруги. – Не угадаю?

– Попробуй! – разрешила та и тут же, не дав Нике ни секунды на размышление, выпалила: – «Натали»! А я выхожу замуж!

И так же порывисто, как делала все на свете, разрыдалась, принеся в жертву тщательно наложенный макияж. Ника прижала к себе Наталью, исколовшись о розы и исколов ими же будущую невесту, поискала взглядом Ярослава, желая сообщить радостную новость… Но журналиста рядом с вагоном не было. Отпустив подругу и схватив за руку все еще рыдающего Алешку, Ника растерянно огляделась по сторонам:

– Где же он? Ушел? Обиделся?

– Плюнь на него, найдешь другого! – посоветовала Наталья, вытирая щеки скомканным платком. – Скажи, ты ведь вернешься из своего Питера? Ты обязана вернуться, потому что я хочу, чтобы ты была моей свидетельницей! Подумай только – фата, букет невесты, белое платье – все будет по-настоящему, он на все согласен! Ну скажи, что вернешься!

– Теперь уж точно вернусь, – пообещала Ника, подтягивая сына к дверям вагона. – При условии, что ты больше не будешь одалживать у своего милого оружие – а то еще пальнешь в загсе с перепугу!

Наталья молитвенно сложила руки, словно прося не напоминать об этом инциденте, и Ника рассмеялась, глядя на часы:

– Договорились! Ну, отправляемся, нам пора… Скажи на прощанье – тебе не кажется, что все это было сном? Мы всего две недели назад встретились на «Птичке», и смотри, как все вокруг изменилось! А ведь если бы я тогда тебя не узнала…

– Как хорошо, что узнала! – перебила Наталья. – Иначе я бы не приглашала тебя на свою свадьбу!

И Ника согласилась, что это в самом деле очень хорошо. Она вошла в вагон, отыскала свое купе, где уже сидели пассажиры, устроила сына у окна и, перегнувшись через его макушку, нашла взглядом Наталью, чиркающую зажигалкой. Поезд тронулся, перрон с провожающими медленно поплыл назад, и только тогда подруга увидела ее и, замахав рукой, быстро пошла вслед за вагоном, что-то выкрикивая. Ника ничего не смогла прочесть по ее губам, но не сомневалась, что это было приглашение на свадьбу. Она откинулась на спинку плюшевого диванчика – такие были ей знакомы по кино, – украдкой оглядела лица соседей и прикрыла глаза.

Поезд быстро набрал ход и вскоре полетел на скорости, смазывающей пейзажи за окнами, на скорости, которая должна была доставить его в Петербург всего через четыре с половиной часа. Алешка уснул, и Ника, заботливо прикрыв его курточкой, почувствовала, как сама устала за эти дни. Ее клонило в сон, но она все же некоторое время смотрела в окно, считая полустанки, которые исчезали, едва успев появиться, и чувствуя, как вместе с ними исчезает из ее жизни, оставшись в прошлом, история женщины в окне.