Властитель темных небес - Шериз Синклер

Здесь он похоронил ее прах.

— Ну, Кэтрин. — На протяжении многих лет он чувствовал ее присутствие в этом месте. Возможно, это была игра его воображения, а, может быть, нечто большее.

Вчера вечером, когда Эбби сказала, что любит его, он понял, что все еще не справился со своими чувствами к Кэтрин. Он не мог предложить всего себя, и это было несправедливо по отношению к Эбби.

Вздохнув, он присел рядом с каменным памятником Кэтрин. ЛЮБИМАЯ ЖЕНА.

— Ты была ею, — сказал он. — Моя любимая рабыня и любовница, — он прислонился к дереву, чья крона служила ей пристанищем. — Ты умерла так быстро. У меня не было возможности попрощаться с тобой.

Она приехала посмотреть на нового жеребенка и осталась одна в доме на ранчо. Два работника ранчо нашли ее на следующее утро, она уже была мертва. Врачи утверждали, что смерть наступила быстро — разрыв аневризмы аорты. Ничто не могло ее спасти.

Причины не имели значения. Он должен был быть рядом с ней.

— Я пришел попрощаться, Кэт, — он очертил круг в грязи. — Я готов и знаю, что ты скажешь: «Время пришло». Эбби — прекрасная женщина с таким же большим сердцем, какое было у тебя.

Над его головой кружил краснохвостый ястреб. Далеко внизу чайки ныряли в воду.

Он не думал, что когда-нибудь наступит момент, когда ему снова захочется открыть свое сердце. И все же он был здесь. Его грудь ныла так сильно, словно его лягнула лошадь.

— Я всегда буду любить тебя, маленькая рабыня Я не думал, что смогу заботиться о ком-то с такими глубокими чувствами, но она завладела мной, — он вдохнул и признался в этом самому себе. Всему миру. — Я действительно люблю ее.

Эти слова поразили его, пронеслись сквозь него потоком тепла, потрясли его. Поэтому Ксавье произнес их снова.

— Я люблю ее. Эбигейл Берн, — он смотрел на землю, уходящую к океану. Каким-то образом он нашел тропу, которую никогда не ожидал разглядеть.

Однако жизнь — это не плоская равнина, как он считал в юности, а холмы и долины, повороты, изгибы и обрывы.

— Пожелай мне всего хорошего, Кэт.

***

В пятницу вечером, отвлекшись от вечеринки, Эбби проверила себя в зеркале в ванной. Не слишком потрепанная. Ее новое платье было светло-лавандового цвета. Топ в форме халтера идеально подходил к ее груди, а более пышная юбка стройнила ее бедра. Она заплела волосы в маленькие французские косички, чтобы продемонстрировать серебряные серьги.

Но ожерелья не было. Она провела пальцем по впадинке на шее. Каково это — иметь серебряный кулон? Такой, как носила Рона?

Но ведь этого не случится, не так ли? Зачем она выплеснула свои чувства наружу? Воспоминание о реакции Ксавье омрачило ее настроение, словно небо сгустилось перед грозой. Она бросила взгляд на свое отражение. Если он ничего не хотел слышать об эмоциях, тогда почему он постоянно заставлял ее их выражать?

И что она получила в ответ? Вежливость. Я люблю его, а он хочет об этом подумать.

Наклеив на лицо улыбку, она вошла в переполненную гостиную, где собрались деловые партнеры Гарольда, мамины друзья, представители благотворительных организаций, которые они поддерживали, соседи и друзья семьи.

Ее заметила мама.

— Твоя идея украсить деревья мерцающими огоньками была блестящей. Там так романтично, что люди уже танцуют.

— Оркестр звучит великолепно. — Каждую годовщину Гарольд устраивал вечеринку в честь «обретения самой замечательной женщины на свете». Со временем количество гостей утроилось, но чувство любви никогда не менялось.

— Я рада, что ты пришла, дорогая, — ее мама колебалась. — Что-то случилось?

— Нет. С годовщиной, мама, — Эбби быстро обняла ее и отпустила, когда в комнату вошли гости. Гул разговоров усилился.

Проверив ванную и гостиную на предмет беспорядка, Эбби вышла в широкий внутренний дворик и улыбнулась. Освещение могло придавать романтическую атмосферу мероприятию, но именно мама и Гарольд были центром настоящей романтики, вальсируя под песню Энн Мюррей «Можно мне этот танец?».

Покачиваясь в такт музыке, Эбби вздохнула. Она никогда не танцевала с Ксавье. И у нее было чувство, что этого никогда не случится. Зачем она вообще открыла свой несдержанный рот?

— Они хорошо смотрятся вместе, не так ли? — Грейс остановилась позади нее и усмехнулась, когда ее отец от души рассмеялся и поцеловал их мать прямо в губы.

— Это заставляет поверить в любовь, да? — легкомысленно спросила Эбби. Океанский бриз овевал ее обнаженные руки. Слава Богу, что она не пригласила Ксавье на вечеринку. Было бы ужасно видеть его здесь таким отстраненным. И знать, что «разговор» еще впереди.

— Кстати, несколько парней спрашивали о тебе, — словно мимолетом бросила Грейс. Она кивнула в сторону мужчины с козлиной бородкой.

Эбби взглянула на него. Она увидела его редеющие волосы, но, когда он встретил ее взгляд, его глаза были острыми и умными.

— Другой парень работает в папиной компании. Отец называет его настоящим бриллиантом, и я подумала, что он может тебе понравиться, — Грейс усмехнулась. — Я знаю, что ты предпочитаешь умных мужчин, а он симпатичный, и он спросил, как тебя зовут.

Эбби одарила ее язвительной улыбкой.

— Это только потому, что Джанаэ еще не приехала.

— О, — лицо Грейс ожесточилось. — Надеюсь, она не приедет.

Эбби сжала руку Грейс.

— Она все еще пытается добиться Мэтью?

— Он избегает ее, — Грейс смахнула слезы. — Я рада, что она не живет здесь. Раньше она игнорировала меня, а теперь улыбается и режет меня на кусочки.

Эбби медленно вздохнула.

— Я думаю… — она заколебалась, а затем продолжила: — Я думаю, ее поведение вызвано той причиной, что ты теперь женщина и с каждым днем становишься все красивее. Внезапно ты стала для нее соперницей.

— В самом деле, — Грейс прыснула от смеха. — Будто я похожа на…

— Помнишь Белоснежку? Когда зеркало сказало мачехе, что она больше не «самая прекрасная в стране», та попыталась убить Белоснежку.

— Значит, моя сводная сестра пытается уничтожить меня оскорблениями, — Грейс фыркнула. — Она может попробовать.

Беспокойство Эбби уменьшилось. Ничто не удерживало Грейс надолго.

— Так вот откуда эта неприязнь? Вы соперничаете? — произнесла Грейс. — Но…

Но Эбби не была соперницей, когда дело касалось мужчин.

— Она была единственным ребенком. До меня, — Эбби слегка кивнула в сторону Гарольда. — Она привыкла быть в центре внимания, и это та позиция, которую она должна всегда занимать. С Гарольдом среди мужчин.

— Так это не личное? Эй, очень круто думать, что я ей соперница, — она постучала по костяшкам пальцев Эбби своими и направилась к своим друзьям-подросткам. Ее плечи были отведены назад, а бедра