Московский инквизитор (сборник) - Алексей Макеев

— Господин Крячко? — поинтересовался резковатый мужской голос.

— Да! Я оставлял свой номер управляющему массажным… — начал Стас.

— Значит, я по адресу. Что вы хотели у меня узнать?

— Как мне сказали, без рекомендации к вам попасть невозможно. Но дело прошлое, человека давно нет в живых, так что хуже ему уже не будет. Меня интересует, кто привел в ваше заведение Федора Васильевича Проста. Я понимаю, что прошло много лет, и если вам нужны подробности об этом человеке…

— Не нужны, — прервал его мужчина. — Я его помню. Его привел Хрящ, который тоже уже умер.

— Вообще-то это достаточно распространенная среди уголовников кличка. Лично я знаю нескольких, — ответил Крячко.

— Его звали Антон, — подсказал мужчина.

— Это не Коновалов Антон Григорьевич?

— Он самый. Хрящ был обязан Просту — тот его вылечил, когда он в лагере заболел.

— Не слышал, чтобы он умер, — удивился Крячко. — А что с ним случилось?

— Пневмония. Я ответил на ваш вопрос?

— Да, но очень хочется узнать, почему вам так запомнился Прост — времени-то прошло много.

— Я встречал в своей жизни самых разных людей, но они все-таки были людьми, а Прост — не человек. У него из всех эмоций была только одна — жажда денег, чем больше, тем лучше, и неважно, каким образом. Все остальное ему было безразлично.

— А вы не интересовались, куда исчез Прост, чем стал заниматься? — не унимался Крячко.

— Я вам на это отвечу так: я был рад, что он исчез из поля моего зрения, и не испытывал ни малейшего желания интересоваться его судьбой. Я человек достаточно терпимый к людским недостаткам, но Прост вызывал у меня омерзение. Я могу считать конфликт исчерпанным?

— Да, вполне, — вынужден был ответить Стас.

— Тогда всего доброго.

В трубке раздались короткие гудки, и Крячко задумчиво положил ее на место: уж если Прост вызывал омерзение даже у хозяина публичных домов — вряд ли тот массажный салон был у него единственным, — то это говорило об очень многом! Потом мысли Стаса переключились на Хряща — мог ли он быть тем человеком, к которому приехал Прост? Очень даже возможно! Хрящ был рядовой уголовник-рецидивист, но он баб любил и в педофилии никогда замечен не был. Хрящ мог подкинуть Просту деньжат, помочь с квартирой, свести с какими-то людьми, но связей среди педофилов, причем такого высокого уровня, чтобы они могли по-крупному вложиться в этот мерзкий бизнес, у него не было и быть не могло. Да узнай Хрящ о том, чем занялся Прост, он бы ему, несмотря на благодарность, самое малое — морду набил. Значит, Хрящ отпадает. К кому же в Москву приехал этот подонок Прост? И от кого? Ведь рекомендации, чтобы ему поверили, должны были быть очень солидными. Ох, как бы ни пришлось в Иркутск лететь! А пока Стас решил позвонить в Воронеж, благо бывать ему там приходилось и знакомые в органах у него были, а если они и ушли на пенсию, то все равно могли подсказать, к кому обратиться. Покопавшись в своей записной книжке, Стас нашел нужный телефон и позвонил.

А Гуров, придя утром в управление, распечатал полученные Косаревым для него данные, с которыми опер отправился в Сабуровку, чтобы там показали фотографии бабе Дусе и остальным — не самому же с такой ерундой ездить, и в данный момент разговаривал с позвонившим ему Орловым.

— Лева, тут вот какое дело, — начал Петр. — Якобы Самойлов, а на самом деле его фамилия Прост, был хирургом, и осудили его по 105-й, часть 2-я, пункт «м».

— Час от часу не легче! — хрипло воскликнул Лев, потому что от таких новостей у него горло перехватило.

— Мы со Стасом, в общем-то, так же отреагировали. И возникла у нас мысль, а не продолжил ли Прост там, в Сабуровке, это гнусное дело? У него, правда, как сказал Стас со слов тамошнего эксперта, обе руки были сломаны, но черт его знает, мог он оперировать или нет? Я в тот дом людей отправил, чтобы посмотрели там все хорошенько — вдруг какие-то следы операционной найдут или чего-то вроде нее. Я тебе все это говорю, чтобы, если они что-то найдут, это шоком для тебя не стало — как я понял, ты там только на нервах и держишься.

— Знаешь, Петр, мне разные дела приходилось вести, но такого грязного я не помню. С души воротит! — честно признался Лев. — У тебя есть что-нибудь новенькое?

— Да вот мы по твоему описанию нашли несколько кандидатур, похожих на охранника…

— Знаю, получил и уже человека с распечатками в Сабуровку отправил, чтобы там опознание провели и протокол составили, — подтвердил Гуров.

— Так вот, Стас решил, что это Тихонов. У него тоже 105-я, часть 2-я, а вот пунктов аж три: «г», «д» и «м». Он сейчас им и Простом занимается.

— Так, Петр-миротворец! Судя по тому, как ты постоянно повторяешь: Стас то, Стас се, ты уже в курсе того, что произошло, — раздраженно проговорил Лев.

— Лева! Остынь! — попросил Орлов. — Да он сам себе не рад! Мучается так, что смотреть больно! Ну, наговорил он сгоряча лишнего! С кем не бывает? А ты что, ангел небесный? Тебя, бывает, заносит так, что мы потом все втроем расхлебать не можем! Причем заносит не в нашей узкой компании, а на людях! Тебе ничего не напомнить? — Лев счел за лучшее промолчать, потому что за ним-то грехи числились и покрупнее. — Вот и я об этом, — все поняв, заметил Петр. — Ты сегодня в Фомичевске все заканчивай и давай в Москву. Тут дел невпроворот, Стас один не справится, твоя голова нужна, — подсластил пилюлю Орлов.

У Гурова было время проанализировать ту информацию, которую нашел для него Фомин по его списку, и он понял, что есть только один человек, с которым имеет смысл поговорить. Остальные двое успели отметиться на зоне и не признались бы в том, что были в притоне для педофилов, даже под страхом смерти. Этим третьим был парень по имени Геннадий, который в то время жил со своей бабушкой в Ивантеевке, поселке городского типа. Бабушка его заявление в милицию 3 ноября утром и принесла, потому что внук домой ночевать не пришел. Но там на это особо внимания не обратили, потому что был он еще та оторва. А 5-го вечером парнишка домой вернулся, вот она заявление и забрала. А в 2007 году бабушка продала дом и уехала с внуком к дочери в Шатуру. В настоящее время Геннадий жил там и работал механиком на СТО, адрес, как домашний, так и рабочий, имелся. К нему-то Гуров и собрался. Конечно, получалось, что Геннадий если и был там, то всего несколько дней, но время его возвращения домой — вечер 5 ноября — давало надежду на то, что поездка может быть небесполезной.

Понимая, что на откровенность Геннадия можно рассчитывать только в том случае, если он будет полностью уверен в том, что дальше Гурова информация не уйдет и его имени никто никогда не узнает, Лев решил ехать на своей машине. И, как ни уговаривали его Косарев с Фоминым взять полицейский «уазик», настоял на своем. По дороге Лев размышлял о том, что хоть Стас и совершенно напрасно на него тогда окрысился, но мириться все равно надо, потому что если хочешь иметь друзей без недостатков, то не будешь иметь друзей совсем. А уж когда и сам не святой, то обижаться на других по меньшей мере глупо.

В Шатуре Гуров довольно быстро нашел станцию техобслуживания, где работал Геннадий. Услышав звук подъехавшего автомобиля, из гаража вышел солидный дядька, который при виде старой машины Гурова только тяжело вздохнул, вероятно, предположив, что сейчас эту рухлядь попросят починить. А когда Лев протянул удостоверение, ничуть не растерялся, и сыщик подумал, что крупных грехов за этой СТО не водится. А вот узнав, кто ему нужен, хозяин насторожился:

— Он что-то натворил?

— Нет, мне с ним нужно только поговорить. Речь пойдет о временах давних, когда он еще у бабушки в Ивантеевке жил. Просто дело одно старое всплыло, а Геннадий может о нем что-то знать.

— Ну, если так… — Хозяин пожал плечами и скрылся внутри.

Через несколько минут к Гурову вышел молодой парень, и, судя по его спокойному лицу, ему тоже нечего было бояться. Они отошли к стоявшей возле стены скамейке, присели, парень закурил и выжидательно посмотрел на Льва, а тот никак не мог придумать, как начать.

— У меня вообще-то работа стоит, — заметил Геннадий.

— Давай я тебе вкратце ситуацию обрисую, — приступил наконец Лев. — Были найдены останки двух человек: мужчины и женщины, мы выяснили, что они снимали в Сабуровке дом, где был организован притон для педофилов. Кто-то освободил детей, убил этих двоих и охранника, а дом поджег так, что от него практически ничего не осталось. А в саду мы нашли яму, полную детских скелетов. И есть подозрение, что над детьми там не только издевались, но еще и убивали ради органов. Я тебе все это говорю потому, что это уже ни для кого не секрет, Фомичевский район гудит, да и до вас, наверное, слухи дошли. Я знаю, что 2 ноября 2004 года ты и двое твоих друзей куда-то исчезли и вернулись домой только 5-го вечером. То, как ты и остальные объяснили свое отсутствие, я читал. А теперь прошу тебя: ради тех замученных до смерти детей, которые уже никогда не увидят родителей, солнца над головой, не вырастут, не заведут своих собственных детей, скажи мне правду — ты был в этом доме? Даю тебе слово офицера, да я тебе своей жизнью клянусь, что никогда и никому не назову твоего имени.