Маска безумия (СИ) - Ольга Романовская

    - Поверьте следователю с большим опытом, - оборвал её соэр, - нет закона, который бы обязывал вас спать со мной. Я не обольщаюсь насчет собственной привлекательности, но мотивировать согласие сословным неравенством - оскорбительно. Вы вполне могли отказаться, никакой власти над вами я не имею. Хотя да, занимаю куда более высокое положение. И вы прекрасно знали, я этим преимуществом не воспользуюсь, не стану принуждать.

    Его слова прозвучали как обвинение.

    Брагоньер встал и начал одеваться. На Эллину он не смотрел, делая вид, будто её вовсе нет.

    Обернувшись одеялом, гоэта тоже встала и напомнила:

    - Вы уже принуждали, господин Брагоньер. Вам хотелось - и я уступила, потому что выхода не было.

    - Был, Эллина, - дверь, - обернулся к ней соэр. Он еле сдерживался, чтобы не выплеснуть на неё бушевавшие внутри эмоции. Помедлил и добавил: - Как я понимаю, на неё мне сейчас и указывают. Благодарю за бескорыстие, только впредь будьте осмотрительнее и цените себя выше. Хотя бы на уровень второго сословия.

    С горячечной поспешностью Брагоньер застегнул рубашку и нагнулся, ища сапоги.

    Эллина, ощущая вину, пошла на попятную. Она заверяла, всё было чудесно, а обидные слова вырвались случайноо. Разумеется, Эллина спала с ним добровольно и, если господин Брагоньер пожелает, докажет это.

    Гоэта избавилась от одеяла, надеясь, что вновь занявшись любовью, соэр забудет о случившемся. Но Брагоньер на обнажённое тело никак не отреагировал, обулся и направился к двери. Там обернулся и произнёс:

    - То, что вам не понравилось, я уже понял. Это не смертельно, случается. Ничего страшного не произошло, не надо меня утешать. Благодарю за проявленное внимание и... - он замялся, - и за остальное тоже. Не буду больше надоедать. Спокойной ночи, госпожа Тэр.

    Набросив халат, Эллина кинулась вслед за ним, но Брагоньер ещё раз напомнил, что она не обязана спать с каждым встречным только потому, что ему так хочется.

    - До встречи на суде, госпожа Тэр.

    Входная дверь захлопнулась.

    Гоэта присела на ступеньку лестницы и несколько раз ударила себя по лбу.

    - Не могла промолчать! - злобно шипела она, ругая себя за идиотское поведение. - Чем, чем он тебе не угодил? Нет же, опять всё испортила! Как всегда! Права Анабель, таких дур ещё поискать надо. А так, глядишь, в первый раз в жизни завела бы стоящего любовника. Пусть на месяц, но было бы, что вспомнить. Неблагодарная ты тварь, Лина, так обидеть своего спасителя! Он действительно тебя любит.

    Здание суда было переполнено: всем хотелось взглянуть на человека, три месяца державшего в ужасе всю Сатию.

    Эллина с трудом пробралась сквозь толпу и подошла к одному из приставов, чтобы узнать, где найти секретаря судебного заседания.

    - Я свидетельница, - пояснила она.

    Мужчина взглянул на бумагу из Следственного управления, проверил её на наличие водяных знаков и подлинность печати, после чего провёл гоэту в специальную комнату, где уже сидела полдюжины человек.

    - Вас вызовут, - коротко пояснил пристав и удалился.

    Странно, раньше в подобных случаях надлежало отметиться у секретаря, но, видимо, Эллину априори внесли в списки участвующих в заседании.

    Гоэта огляделась. Она узнала одну из свидетельниц - помощницу мэтра Варрона. Госпожа Бран плакала, то и дело утирая слёзы.

    - Что случилось? - гоэта участливо взглянула на неё и подсела ближе.

    К сожалению, в здание суда запрещалось проносить любые вещи, кроме кошелька, носового платка, документов и очков, поэтому сумка с лекарствами осталась дома. А там нашлось бы и успокаительное.

    - Я вас помню, - неожиданно окрысилась госпожа Бран и демонстративно отодвинулась. - Это после вашего визита мэтр Варрон сбежал. А теперь его судят!

    Она произнесла фразу таким тоном, будто гоэта лично подписала приговор незадачливому врачу.

    - Судят? - удивилась Эллина. - За что? Он ведь не убийца.

    - За связь с тёмными и незаконную врачебную деятельность.

    Гоэта понимающе кивнула и промолчала.

    Закон предусматривал суровое наказание за подобные вещи. И лучше бы мэтр Варрон прерывал беременность сам, чем словом обмолвился с тёмным магом! Эллина на собственной шкуре испытала когда-то всю прелесть ответственности за подобное общение.

    Кое-как разговорив госпожу Бран, гоэта выяснила, врач станет "вторым" блюдом для судьи. Свод законов сулил ему от восьми до десяти лет за решёткой. А ведь был ещё побег - отягчающее обстоятельство...

    Пока свидетели терпеливо дожидались звёздного часа, в зале заседаний жизнь текла своим чередом.

    Зрители заполнили все свободные места, забились даже на галёрку, откуда за процессом обычно наблюдали служащие. Но в этот раз судебные приставы, писцы и прочая братия неплохо заработали на продаже права хоть издали взглянуть на "зеркального душегуба" - Матео Цинглина Хаатера.

    Обвиняемый полусидел-полулежал в клетке, скованный по рукам и ногам. Оборванный, небритый, он исподлобья смотрел на конвоиров.

    Сейчас Хаатеру стало немного лучше: первые заседания он лежал, не в силах пошевелиться. А теперь мог двигаться и разговаривать.

    Судью, впрочем, физическое состояние обвиняемого не волновало: от того требовалось всего лишь не умереть раньше времени.

    Чтобы не упасть, Хаатер держался руками за прутья, но пальцы временами разжимались, и он сползал на лавку.

    Взгляд потух; периодически обвиняемого сотрясал приступ кашля: в одиночной камере было сыро. И темно, поэтому яркий дневной и свечной свет резал глаза.

    Его привезли в той же одежде, в которой задержали - грязной, со следами крови: правила судебного распорядка запрещали носить арестантскою робу не осуждённым.

    Нанесённая Брагоньером на кладбище рана никак не заживала: сказывались пытки. Однако, вопреки сложившемуся убеждению о дурном отношении к узникам, Хаатера регулярно сматривал врач и даже делал перевязки. А всяческие истязания закончились сразу после чистосердечного признания.

    На прошлом заседании Хаатер сполна испил горечь предательства. Он смотрел на господина Диюна и не мог понять, как этот недоумок, марионетка, смел лгать. Ничтожество!