Братья - Генри Хаггард

– Нет, – ответил Салах ад-Дин, – сэр Годвин уже простился с ней. Этого довольно, завтра она узнает истину. Уезжайте и не возвращайтесь больше.

– Будет то, что велит судьба, – произнес Годвин.

Д'Арси поклонились и ушли.

У дверей мрачного подземелья им отдали их мечи и подвели двух хороших лошадей. Воины проводили их к посольству Иерусалима, которое с восторгом приветствовало славных рыцарей. Д'Арси простились с епископом Эгбертом, и старик заплакал от радости, видя, что они освобождены, хотя сам он остался в плену. С наступлением ночи члены посольства, братья и эскорт из воинов султана уехали из-под стен Аскалона. Д'Арси рассказали друг другу все, что случилось с ними, и, услышав о печали Розамунды, Вульф с трудом удержался от слез.

– Нам дарована жизнь, – сказал он, – но как мы спасем ее? Пока с ней была Масуда, мы все-таки могли надеяться, но теперь, мне кажется, все пропало.

– Нужно надеяться на Бога, – возразил Годвин. – Он все в силах сделать, даже освободить Розамунду. А если Масуда на воле, мы вскоре услышим о ней, поэтому не будем унывать.

Однако, несмотря на эти бодрые слова, душу Годвина давила тяжесть, он боялся, сам не зная чего. Ему чудилось, что какой-то ужас подходит к нему или к кому-то, кто ему близок и дорог. Все глубже и глубже погружался он в эту бездну страха, наконец чуть не закричал громко, и холодный пот выступил на его лбу. Вульф увидел его лицо при свете луны и спросил:

– Что с тобой, Годвин? Нет ли у тебя тайной раны?

– Да, брат, у меня душа болит. Несчастье, большое несчастье грозит нам.

– Это не новость, Годвин, в стране крови и печали. Встретим его, как встречали прежде.

– Ах, нет, – прошептал Годвин, – я боюсь, что опасность грозит Розамунде или Масуде…

– Тогда, – предложил Вульф, бледнея, – раз мы ничего не можем сделать, помолимся, чтобы ангел послал спасение…

– Да, – согласился Годвин. И, двигаясь посреди песков пустыни, под светом молчаливых звезд, они молились Божьей Матери и своим святым Петру и Чеду.

Занималась заря, и при виде первых лучей воины Салах ад-Дина поехали обратно, сказав братьям, что теперь они в своей собственной стране. Целую ночь скакали д'Арси. Низменность осталась позади, теперь перед ними вилась дорога среди холмов, вдруг она сделала поворот, и в горячем, пламенном свете поднимающегося солнца перед д'Арси явилось зрелище до того прекрасное, что братья, опередившие весь остальной отряд посольства, остановили своих коней: вдали, раскинутый на холмах, виднелся святой город Иерусалим; красный в лучах рассвета, точно омытый кровью своих поклонников, высился большой крест над мечетью Омара, крест, которому вскоре предстояло пасть.

На предложение Салах ад-Дина пощадить всех граждан святого города, если они сдадутся, посольство привозило ему отказ. Теперь, возвращаясь в Иерусалим и взглянув на город во всем его величии, послы громко застонали, предчувствуя его судьбу.

Годвин тоже застонал, но не из-за судьбы Иерусалима. Его охватил последний ужас. Ему показалось, что все стемнело кругом, только мечи блеснули во мраке, и женский голос прошептал его имя. Схватившись за луку седла, он качнулся взад и вперед… И внезапно страдание исчезло. Ему почудилось, будто странный ветер пронесся мимо него и коснулся его волос, глубокий, неземной покой охватил его душу, весь мир как бы отошел, а небо приблизилось.

– Кончено, – сказал он Вульфу, – боюсь, что Розамунда умерла.

– Если так, мы должны поспешить за ней, – со слезами ответил Вульф.

IX. Что случилось с Годвином

Миль за семьдесят до Иерусалима, в деревне Биттир, посольство сошло с коней, чтобы отдохнуть, потом снова двинулось вперед по долине, надеясь еще до полуденного зноя доехать до Сионских ворот. В конце этой долины поднимался выступ горы, с которого глаз мог охватить всю ее целиком. Вот на хребте выступа внезапно вырисовались фигуры мужчины и женщины на великолепных лошадях. Вся маленькая толпа иерусалимских послов остановилась, боясь, что появление этих всадников предвещает нападение и что наездница – мужчина, переодевшийся в женское платье, чтобы обмануть их. Между тем стоявшие на гребне повернули лошадей и, не обращая внимания на крутизну, быстро понеслись вниз. Вульф с удивлением посмотрел на скакавших и сказал Годвину:

– Мне вспомнилась наша поездка подле Бейрута. Мне даже кажется, что это именно тот араб, который сидел позади меня, что эта женщина ехала с тобой, что это лошади Огонь и Дым, ожившие вновь. Заметь: они несутся как вихрь, так они сильны и ловки.

Почти в ту же минуту незнакомые наездники подскакали к посольству, и араб по-восточному приветствовал всех. Годвин рассмотрел его лицо и тотчас же узнал старика по прозвищу Сын Песка, который привел им лошадей Огня и Дыма.

– Господин, – обратился араб к предводителю иерусалимского посольства, – я приехал, чтобы попросить одной милости от рыцарей, которые путешествуют вместе с вами. Надеюсь, они, владевшие моими лошадьми, не откажут мне. Вот эта женщина, – и он указал на фигуру в покрывале, – моя родственница, которую я хочу передать в руки ее друзей в Иерусалиме, но боюсь сделать это лично – здешние горцы враждуют с моим племенем. Она христианка и не шпионка, но не может говорить на вашем языке. Подле южных ворот [9] ее встретят родственники. Я все сказал.

– Пусть рыцари сами решат, – пожал плечами глава посольства и пришпорил лошадь.

– Конечно, мы отвезем ее, – согласился Годвин, – хотя не знаю, что мы будем делать с ней, если друзья не встретят ее. Но, пожалуйста, поедем с нами.

Она повернула голову к арабу, точно спрашивая его о чем-то, и он повторил ей слова Годвина, тогда она пустила, свою лошадь между конями братьев.

– Может быть, – продолжал араб, – теперь вы лучше узнали наш язык, чем знали тогда в Бейруте, однако даже в таком случае, прошу вас, не беспокойте разговорами эту женщину и не просите ее сбросить вуаль с лица, потому что это не в наших обычаях. До города всего час пути. Это будет платой за тех хороших лошадей, которые, как мне сказали, совсем недурно служили вам на узком мосту и неплохо несли вас по низменности и горам, когда вы бежали от Синана, хорошо также держались кони в злой день Хаттинской битвы, когда вы сбили с седла Салах ад-Дина и убили Хасана.

– Будет исполнено, – заверил Годвин, – мы благодарим вас, Сын Песка, за тех коней.

– Отлично. Когда вам понадобятся еще кони, велите выкрикнуть на рыночной площади, что вы желаете видеть меня. – И он начал поворачивать свою лошадь.

– Стойте! – крикнул Годвин. – Что вы знаете о Масуде, вашей племяннице? Она с вами?

– Нет, – тихо ответил араб, – но она приказала мне прийти за ней в один сад, знакомый вам, подле стен Аскалона; она скоро покинет лагерь Салах ад-Дина. Итак, я поеду туда, прощайте. – И с поклоном закутанной женщине он передернул поводьями и, как стрела, умчался по той дороге, по которой приехали братья.