Сгорая дотла - Эмма Скотт

положила руки на мою грудь, проводя пальцами вверх к изгибу мышц между моей шеей и плечами. – Я устала чувствовать себя одинокой в своей постели, даже когда он рядом со мной. Я устала хотеть огня, а вместо этого чувствовать холод.

Она придвинулась ближе, прижалась ко мне, ее колени лежали по обе стороны скамейки, на которой я сидел под бурлящей водой. Ее пальцы зарылись в мои волосы у шеи. Ее губы находились так близко, касаясь моих, когда двигались.

– Ты хочешь меня?

– Ты знаешь, что хочу.

– Я хочу быть желанной. Так скажи мне, Кори. Скажи мне, чего ты хочешь… и я сделаю это.

Желание мчалось по моим венам, неслось потоками моей крови, наполняло мое сердце, которое с бешеной скоростью билось у меня в груди. Я знал, что значит просить. В прошлом, даже когда Джорджия сама проявляла инициативу заняться сексом, она часто становилась раздраженной или нетерпеливой, и чаще всего все сводилось к тому, что мы просто прекращали этим заниматься. Как и Алекс, я не привык быть желанным, и если бы этот предупреждающий голос в моей голове заткнулся, я бы сдался прямо сейчас.

«Но что будет потом?»

– Авантюра, – выдохнул я. – Вот что все это значит.

– Да.

– Первый раз… в банке… можешь списывать это на страх или шок. Но дважды…

– Я знаю, – она кивнула. – Возможно, завтра мы будем жалеть об этом, но не сейчас. Не сейчас, – она наклонилась, поцеловала меня в мочку уха, а затем горячо прошептала мне на ухо: – Сегодня вечером… я твоя.

«Возможно, завтра мы будем жалеть об этом».

Проклятие, это правда. Завтра Алекс будет мучить чувство вины, и она отвернется от меня, возможно, даже вышвырнет меня из своего дома за то, что я разрушил ее будущее с ее невероятно богатым и успешным женихом, и что со мной тогда будет? Я буду не просто жалеть. Это может погубить меня, и я знаю это.

«Но это будет завтра, – безрассудно подумал я. – Сегодня вечером она моя…»

Я схватил ее затылок одной рукой, сжимая в кулак ее волосы.

– Целуй, – приказал я. – Целуй меня так, словно больше никого нет.

Рот Алекс был горячим и влажным, без всякой целомудренной нежности больничного поцелуя. Ее губы раскрылись для меня с готовностью, жадностью, и мой язык коснулся ее, сражался с ее языком, это была битва вожделения, которая, я знал, закончится только тогда, когда я полностью овладею этой женщиной.

Однако сигналы тревоги было не так-то легко заглушить.

«Не делай этого! Она использует тебя, чтобы отомстить Дрю. Она не о тебе заботится, она не тебя хочет».

Но она хотела. Желание было в ее глазах, в тихих хриплых стонах страсти, которые она издавала мне в рот, когда мы целовались. Она оседлала меня, ее обнаженная грудь прижались к моей груди, а бедра прижались к моим. Только два тонких лоскута материи – мои плавки и ее трусики – разделяли нас, и она сильно прижалась к моей ноющей эрекции. И даже если бы я мог допустить, что все это было притворством, мне было достаточно прикоснуться к ней, чтобы убедиться, что это не так.

Ни одна женщина не реагировала на меня так, как Александра. Мои руки касались ее везде, и, хотя вода была горячей, она тряслась, извивалась и дрожала при каждом прикосновении.

Мои руки снова погрузились в ее волосы. Алекс застонала, когда я потянул ее за волосы, открывая ее длинную белую шею. Я провел языком по нежной коже, влажной от хлорной воды, но от этого не менее восхитительной.

Еще больше предупреждений, на последнем издыхании мое чувство самосохранения твердило…

«Она была лишена этого. Она использует тебя для собственного удовольствия…»

Возможно. Но в тот момент мне было наплевать. Я хотел ее. Мое сердце жаждало ее сильнее, чем я был готов признать, сильнее даже, чем вожделение, которое я ощущал, каким бы невозможным это ни казалось; если бы только у меня хватило смелости высказать это вслух.

– Скажи, – произнесла Алекс между нашими грубыми поцелуями, когда мы одновременно покусывали друг друга. – Скажи, что мне делать.

Моя рука лежала на одной полной груди, разминая ее. Я провел подушечкой большого пальца по твердому соску. Безрассудство брало верх, подпитываемое вожделением, ее и моим.

– Дай его мне, – сказал я.

Она схватила меня за шею и, поднявшись из воды, поднесла свой сосок к моему рту, чтобы я мог посасывать, лизать и кусать его. Так я и делал, ценя каждый стон удовольствия Алекс как победу над моим врагом: ее женихом, который был настолько глуп, что пренебрегал ею вместо того, чтобы поклоняться ей.

«Я бы так и делал. Каждую ночь».

– Ах, боже… – воскликнула Алекс, выгибая спину и давая мне еще, столько, сколько я хотел.

И я хотел ее. Полностью. Прямо сейчас.

– Выходи.

Несмотря на резкость моего тона, Алекс знала, чего я хочу. Она грациозно выбралась из воды и в ожидании повернулась ко мне лицом.

Ее великолепное тело, ухоженное, отточенное годами йоги и спа-процедур, стояло передо мной, мокрое насквозь, и пар поднимался от ее фарфоровой кожи, словно она горела изнутри. Ее прикрывала только нижняя часть откровенного бикини.

Я тоже вылез, но сел на край, свесив ноги за борт и уперев локти в колени, пытаясь скрыть то, как сильно я ее хотел.

– Сними, – приказал я, жестом указав на ее трусики.

Пальцы Алекс сразу же потянулись к маленьким бантикам на ее бедрах. Быстрые рывки, и бикини соскользнуло, обнажая все.

Она была ухожена, обнажена и сногсшибательна и ждала, когда я скажу ей, что делать дальше. Моя, без остатка. Эта красивая, умная, сексуальная женщина ждала меня, хотела меня. Впервые в жизни я почувствовал себя богатым.

– А теперь ложись, – сказал я дерзко, даже нагло, указав подбородком на деревянный шезлонг с плотными жесткими подушками. – Ложись, – я сглотнул, – и раздвинь ноги.

Я не мог поверить, что произнес это вслух, не мог поверить, что она повиновалась. Но это было частью всего того, что делало ее такой чертовски великолепной. Она бы сразу же послала меня куда подальше, если бы ей это не нравилось, если бы она этого не хотела. Такая игра. Одно ее слово, и все закончится – в этом была ее сила. Но последнее, чего она хотела, – чтобы все закончилось. Этого не хотел и я.

Алекс откинулась на спинку шезлонга – параллельно мне – и все так же продолжала внимательно смотреть на меня. Ее язык скользнул по нижней губе, и она