Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти - О'Санчес

Патрик увидел его издалека. Гек соорудил себе сиденье из овощного ящика и, обхватив руками колено, глядел на льдины, лениво ползущие вдоль берега. Пегая собачонка с пролысиной на спине сидела рядом и тоже, казалось, наблюдала за бесконечной чередой рыхлых плит нерастаявшей воды. В больнице Гека варварски обстригли под ноль, и теперь уши его, от природы оттопыренные, выглядели еще больше и малиново светились, пропуская сквозь себя солнечный свет. Так сидели они, мальчик и собака, молчали, думали думу – каждый свою. Но оба при этом чувствовали, что они – вместе, и их душам было от этого хорошо.

Плешка рассерженно затявкала, Гек обернулся. Патрик. У рыжего было какое-то странное выражение лица, непривычное, но Гек все равно испугался. Он спокойно смотрел на Патрика и, стараясь не вилять взглядом, пытался боковым зрением нащупать под ногами что-нибудь – кирпич, прут железный, стекла кусок… Он всякое повидал на зоне и попадал в переделки, но такую чудовищную смерть-машину, как этот Патрик, видеть ему еще не доводилось. И дело не в том, что он уже взрослый, а Гек пацан, – нет. Все его общепризнанное умение и опыт в драках, которыми Гек втихомолку гордился, ничего не стоили перед этим типом. От осознания своей беспомощности тело наливалось слабостью, падала воля к сопротивлению, а ничего пригодного так и не попадало в поле зрения. Он кивнул Патрику и, стараясь, чтобы голос не дрогнул, первый заговорил:

– По мою душу явился, да? Заканчивать меня пришел?

Патрик вдруг смешался от этого печального спокойствия:

– Да ты что… Как раз наоборот, проведать пришел. Бутербродов принес. Тут и с мясом холодным, и с колбасой. На-ка, Марго готовила и привет передавала.

Повисло неловкое молчание. Гек прикинул про себя, сдержанно поблагодарил и взял пакет из рук Патрика. Плешка продолжала облаивать дерзкого незнакомца.

– Да отвяжись ты, подлюка! – Патрик, опасаясь за свои брюки, попытался пинком отбросить от себя Плешку, но зацепил только краем ботинка.

Плешка взвизгнула и мгновенно спряталась за Гека, в полной уверенности, что тот и сейчас отлупцует ее обидчика.

– Ты зачем ее пинаешь, падла?! – Глаза Гека налились бешенством и ненавистью. – Что она, жить тебе мешает?! Ах ты… Ведь она такая маленькая против тебя! Она…

«Ты и сам невелик», – внезапно подумалось Патрику, и горло его опять перехватило спазмом.

– Извини, ей-богу! Машинально, знаешь, получилось. Просто я с детства собак боюсь, потому что меня маленького покусала одна, – стал на ходу врать Патрик, – даже таких маленьких боюсь. Я не со зла, честное слово!

Гек уже взял себя в руки и только повторил, тоном ниже:

– Она маленькая… Я ее тоже угощу?

– Конечно, пусть порадуется. Да ты и сам поешь. Как у вас тут? Чем лечат?

– Первые три дня уколы в задницу, а потом – ничего, даже градусник не ставили. Послепослезавтра, говорят, выписывают.

– Марго тебе вещи завезет. Она у тебя в комнате лично пыль вытирает.

– Да откуда там пыль возьмется, тряпок-то нет почти и окна наглухо закрыты.

– Джеймс велел, чтобы тебе за весь месяц заплатили по полной.

– Ладно. Хорошо бы, конечно… Если надо – отработаю, без вопросов. (Гек решил сразу после выписки рвануть на хавиру к Забу, отсидеться, потом ломануть чего-нибудь пожирнее – и на север, к теплому морю, всю жизнь мечтал. Только вот как Плешку оставить… Или с собой взять?)

– Я тогда психанул не по делу, не учел, что ты еще… гм… Малек. Но ты ведь сам нарывался, вспомни, как дело было…

Патрик заметно волновался, смотрел в сторону, и Геку почему-то стало его жаль. Плешка слопала толстенный бутербродище с маслом, с полукопченой колбасой, а теперь удовлетворенно чесала бок задней здоровой лапой.

– Да помню. Не все, правда… Р-раз – и тут очнулся. Ну, я же тебе первый жоржа крутанул… – Гек поднял глаза на Патрика и тронул того за рукав. – Ты пойми… Я не против у тебя учиться – есть чему, – но мне нужно знать: приседать – зачем? Бить – почему на выдохе? Ну что я, корова на веревке – идти без разбору, куда ведут? Я ведь всего-то хотел, чтобы ты объяснил толком – не только как, но и почему нужно вот так именно делать-то? Если тебе не хочется секреты раскрывать, то лучше я и учиться не буду, потому – неинтересно. А у тебя так не бывало?

– Как?

– Ну, чтобы хотелось… разобраться, вникнуть, понимаешь?

– Понимаю… – неуверенно ответил Патрик. – Ну, хочешь, я попробую объяснить – что к чему. Только не сегодня.

Гек заулыбался – и Патрик осознал вдруг, что впервые видит его улыбку и что перед ним действительно мальчишка, ровня младшему сыну Германа, только тот – из другого, более уютного мира…

Патрик, обещая, так смешно наморщил лоб, что Гек не сумел удержать улыбку: а этот рыжий и впрямь ничего себе, тоже человек, и Плешка на него уже не рычит…

– А Дудя точно на меня баланы не катит?

– Ну что ты! Поначалу возникал, да и то совсем немного. У него сейчас других забот полно: даго, подонки итальянские, то и дело норовят пакость нам сделать. Даже доносами в лягавку не брезгуют. Ну и мы им даем закурить.

– Даем прикурить.

– Что?

– Правильно говорят – даем прикурить.

– Ты прямо как Дядя Джеймс: он у нас всех грамматике учит. Имеет такой бзик в голове. Мазила рассказывал: у Дуди книга в столе – затрепанная такая, он ее, бывало, все читает, читает. Все думали – Библия. А он как-то раз не убрал в стол, а Мазила-то и приметил: учебник по грамматике и синк… так… сису, точно… Вот, значит, и мы им даем прикурить. Ну, ладно. Одним словом, мы тебя ждем и Марго послезавтра тебя заберет, мы ей даже мотор для такого дела выделим…

Патрик решил возвращаться пешком, хотелось подышать весной, ощутить солнышко. Все получилось как надо, парнишка поверил. Но мерзко было на душе у Патрика, свет не мил, как перед запоем, хотя для запоя рановато вроде…

– Не буду! – Прохожие равнодушно справа и слева обходили мужика, который остановился возле перекрестка и разговаривает сам с собой. – Пусть Джеймс другого посылает, а я не буду! Не могу!

Из-за цепочки накладок Мазила, несмотря на распоряжение Дяди Джеймса, вынужден был до конца недели продолжать выполнять при нем свои обязанности шофера и денщика.

– Занят он, с Франком совещается, – для очистки совести попытался он притормозить Патрика, но тот, ленясь отвечать, прошел мимо и без стука вошел в кабинет.

– …Во-от! А кто тебя с ней познакомил? Я!… А, Патрик, здорово… Но все же – убей бог – не пойму, что ты в этой Ванде нашел? Удочка какая-то – кожа да кости. Разве что блондинка, ну и на мордашку ничего…

– Чего тебе? Был, проведал?

– Да. Джеймс, обсудить хочу одну тему.

– Хорошо. Мы тут уже заканчиваем… А ты – морда латинская, свинопас! Да из твоих теток сало течет, потные, пыхтят. Подушка лучше подмахивает, чем они!

– А ты пробовал?! – Франк взвился от негодования. Ему показалось обидным, что Джеймс попер на него из-за какой-то длинноногой шмары. Они ведь с Джеймсом мужчины и деловые друзья, а она всего лишь баба…

– Я не скотоложец. Все, вали отсюда. Видишь, посетители у меня.

– Во как! А я кто, челобитчик?… Ну ладно… попросишь ты у меня товару в следующий раз! Я дам, дам, но скидок не жди, Джеймс! Мое слово – последнее!

– Ла-адно, последнее! Вот скормлю тебя макаронникам, заплачешь еще обо мне.

– Подавятся кормиться! Крутым ты больно стал! – Франк вышел, хряснув дверью.

– Что они все такие гордые? Пошутить нельзя. Ну, так что у тебя?

– Джеймс, я Малька трогать не буду.

– И не трогай, кто заставляет, а то еще Марго заревнует. Уберешь – и все.

– Я его убивать не буду!

– Ну-ну, раскипятился. Так сразу – не буду! Я, что ли, буду, вместо тебя? Или Франк? Или ты что – совсем не хочешь, чтобы он – того?…

– Да! – Патрик просветлел лицом, внезапно осознав, что Джеймс лишь озвучил то, что уже созрело в нем: мальчишка должен жить! – Да, я хочу, чтобы он вернулся и был с нами. Я буду его учить.

– Возможно. Но есть еще и я, ты меня спросил?

– Я и спрашиваю.

– А я еще не ответил… – Дядя Джеймс внимательно поглядел на Патрика и мгновенно переменил решение, уже рожденное, но еще не высказанное: – Черт с тобой, попробуем еще этого Малька. – У Дяди Джеймса и сомнения не возникло в том, что он перерешил правильно: у любого подчинения, даже господу богу, есть границы. – Тебя не поймешь: то скрипишь на него, то защищаешь. Да и дохлый он какой-то, на аптеку весь изойдет, того и гляди…

– Дохлый? – Патрик задумался. – Знаешь, Джеймс, я ведь тогда здорово рассердился и сунул ему два полноценных удара. А с них не каждый взрослый оклемался бы.

– Это ты ослаб после пьянки, дружок. Или бил не во всю силу.

– Может быть, – быстро согласился Патрик, довольный, что ему удалось так легко убедить Джеймса пощадить парнишку. Он приготовился было стоять до последнего, зная, насколько упрям и своеволен Дядя Джеймс…