Сын - Ю Несбё

Мужчина положил перчатки на рабочий стол. Они были похожи на использованные презервативы.

– Посмотрим… – произнес он, обводя взглядом инструменты, развешенные по стенам. Потом стал поочередно указывать на них пальцем: – Эники, беники…

Глава 38

На улице начало светать.

Марта лежала, прижавшись к Сонни, переплетя свои ноги с его. Она услышала, как ритм его ровного сонного дыхания нарушился, но глаза его все еще были закрыты. Она провела рукой по его животу и увидела легкую улыбку на его губах.

– Доброе утро, lover boy[36], – прошептала она.

Он широко улыбнулся, но, когда захотел повернуться к ней, лицо его исказила гримаса.

– Больно?

– Только в боку, – простонал он.

– Крови больше не было, я проверяла пару раз ночью.

– Что? Ты многое себе позволяешь, пока я сплю! – Он поцеловал ее в лоб.

– Мне кажется, вы тоже себе много чего позволили сегодня ночью, господин Лофтхус.

– Не забывай, для меня это было впервые, – сказал он. – Я не знаю, что можно позволить, а что нет.

– Ты так красиво врешь, – произнесла она.

Он рассмеялся.

– Я тут подумала… – сказала Марта.

– Да?

– Давай уедем. Давай уедем прямо сейчас.

Он не ответил, но она заметила, как тело его автоматически напряглось. И Марта почувствовала, как подступают слезы, внезапно и резко, словно вода из прорванной плотины. Сонни перевернулся и обнял ее.

Он подождал, пока утихнут ее рыдания.

– Что ты им сказала? – спросил он.

– Я сказала, что мы с Андерсом не сможем дотерпеть до лета, – фыркнула она. – Что мы должны расстаться прямо сейчас. Что я, по крайней мере, этого хочу. А потом я ушла. Просто на улицу. Побежала на главную дорогу, поймала такси. Я видела, как он бежал за мной вместе со своей чертовой мамашей.

Она громко засмеялась, а потом снова расплакалась.

– Прости, – всхлипнула она, – я такая… такая глупая! Господи. Что я здесь делаю?

– Ты меня любишь, – тихо сказал он в ее волосы. – Вот что ты здесь делаешь.

– И что? Кто захочет любить человека, который убивает людей и делает все для того, чтобы самому оказаться убитым? Знаешь, как тебя называют в Сети? Будда с мечом. У заключенных, с которыми ты сидел, взяли интервью, и они представили тебя как некоего святого. Но знаешь что? – Она вытерла слезы. – Я думаю, что ты такой же смертный, как и другие приходившие и уходившие из «Илы».

– Мы уедем.

– Если мы уедем, то надо сделать это прямо сейчас.

– Осталось еще двое, Марта.

Она покачала головой, из глаз у нее снова полились слезы, и она бессильно ударила его кулаком в грудь.

– Слишком поздно, ты разве не понимаешь? Они идут за тобой, все они.

– Осталось всего двое. Тот, кто решил, что моего отца надо убить и представить все так, будто он был кротом. И крот. И тогда мы уедем.

– Осталось всего двое? Ты убьешь всего лишь еще двоих человек, а потом сбежишь? Тебе это так легко?

– Нет, Марта. Мне это нелегко. Никто из них не был легким делом. И неправда, когда говорят, что раз за разом становится все легче. Но я должен, я не могу иначе.

– Ты действительно думаешь, что выживешь?

– Нет.

– Нет?

– Нет.

– Нет! Но во имя Господа, почему же ты тогда говоришь…

– Потому что планировать имеет смысл хотя бы ради того, чтобы выжить.

Она замолчала.

Он провел рукой по ее волосам, щеке, шее, а потом заговорил. Он говорил тихо и медленно, как будто хотел быть уверенным в том, что каждое выбранное им слово верно.

Она слушала. Он рассказывал о детстве. Об отце. О том времени, когда отец умер, и обо всем, что произошло после этого.

Она слушала и понимала. Слушала и не понимала.

Когда он закончил, между занавесками пробрался лучик солнца.

– Ты сам себя слышишь? – прошептала Марта. – Ты слышишь, что все это сумасшествие?

– Да, – сказал он. – Но это единственное, что я могу сделать.

– Единственное, что ты можешь сделать, – это убить кучу людей?

Он вздохнул:

– Единственное, чего я хотел, – это быть похожим на отца. Когда я прочитал ту записку самоубийцы, он исчез. С ним вместе исчез и я. Но потом, в тюрьме, когда я узнал правду о том, что мой отец пожертвовал собой ради меня и моей матери, я родился заново.

– Родился, чтобы сделать… это?

– Хотел бы я найти другой путь.

– Но почему? Чтобы ты занял место своего отца? Чтобы сын… – Она крепко зажмурилась, выдавливая последние слезы, и пообещала себе, что эти слезы действительно будут последними. – Чтобы сын сделал то, чего не сумел его отец?

– Он сделал то, что должен был сделать. Я должен сделать то, что я должен сделать. Он взял на себя стыд за нашу вину. Когда я закончу, я закончу. Обещаю. Все будет хорошо.

Марта долго не отводила от него глаз.

– Я должна подумать, – произнесла она наконец. – Поспи.

Он заснул, а она какое-то время лежала без сна. Только когда на улице начали петь птицы, она тоже заснула. Теперь она была уверена.

Что она сумасшедшая.

Что она стала сумасшедшей в тот момент, когда увидела его.

Но она не понимала, что она такая же сумасшедшая, как и он, пока не заперлась здесь, не нашла серьги Агнете Иверсен на кухонном столе и не надела их.

Марта проснулась от криков детей, играющих на улице. От их радостных визгов. От топота маленьких бегущих ног. Она подумала о невинности, идущей рука об руку с незнанием. О знании, которое никогда не проясняет, а только все усложняет. Сонни спал рядом с ней так тихо, что на какой-то миг ей показалось, что он уже умер. Она погладила его по щеке. Он что-то пробормотал, но не проснулся. Как может человек, на которого идет охота, так хорошо спать? Сон праведника. Таким он, конечно, и должен быть.

Марта выскользнула из постели, оделась и спустилась на кухню. Она нашла хлеб, немного сока и кофе, но больше ничего. В подвале она видела морозильную камеру, может быть, у него там есть замороженная пицца или что-нибудь в этом роде. Она спустилась по лестнице в подвал и потянула за ручку морозильника. Заперт. Она огляделась. Взгляд ее упал на гвоздь в стене, где висел ключ с нечитаемой биркой. Марта сняла ключ, вставила его в замок и повернула. Вуаля! Она подняла вверх крышку, наклонилась, почувствовала, как на грудь и шею дыхнуло холодом, громко вскрикнула и захлопнула крышку. Развернулась и осела на пол, прислонившись спиной к морозильной камере.

Она сидела на корточках и тяжело дышала носом, пытаясь прогнать отпечатавшуюся в памяти картинку трупа, который смотрел на нее, открыв белый рот, с кристалликами льда на ресницах. Пульс был таким частым, что ей стало дурно. Она прислушалась к сердцу. И к голосам.

Их было два.

Один орал ей в ухо, что она сумасшедшая и он сумасшедший, убийца, и что ей надо немедленно бежать вверх по лестнице и прочь из этого дома!

Другой говорил, что этот труп – всего лишь физическое подтверждение того, что она уже знала и приняла. Да, он убивал людей. Людей, которые того заслуживали.

Орущий голос велел ей подняться на ноги. Приглушенный голос говорил, что это всего лишь приступ паники, который рано или поздно должен был случиться. Сегодня ночью она сделала выбор, разве не так?

Нет, не сделала.

Теперь она это знала. Именно здесь и сейчас ей предстояло выбрать, прыгнуть ли в нору вслед за кроликом, сделать шаг в его мир или же остаться в нормальном мире. У нее была последняя возможность отступить. Следующие секунды будут самыми важными в ее жизни.

Последняя возможность…

Марта поднялась. Ей по-прежнему было дурно, но она знала, что может быстро бежать. Он никогда за ней не угонится. Марта набрала в легкие кислорода, и кровь доставила его в мозг. Она облокотилась о крышку морозильной камеры и увидела на гладкой поверхности свое отражение. Увидела сережки.

«Я люблю его. Вот что я здесь делаю».

Потом она снова открыла крышку.

Труп залил кровью почти все продукты. Кроме того, дизайн упаковок продуктов «Фрионор» был очень старомодным. Минимум двенадцать лет, все совпадает.

Она сосредоточилась на дыхании, на размышлениях, на том, чтобы отогнать от себя все неважное. Если они хотят поесть, она должна добраться до магазина. Можно спросить у кого-нибудь из детей, где находится ближайший продовольственный магазин. Да, так она и поступит. Яйца с беконом. Свежий хлеб. Клубника. Йогурт.

Марта закрыла крышку и зажмурила глаза. Ей казалось, она сейчас заплачет, но вместо этого она рассмеялась истеричным смехом человека, который находится в состоянии свободного падения в кроличью нору. Затем она открыла глаза и пошла к лестнице. Поднявшись наверх, она поймала себя на том, что напевает песенку.

«That you’ve always been her lover and you want to travel with her»[37].

Сумасшедшая.

«…and you want to travel blind and you know that she will trust you»[38].

Сумасшедшая, сумасшедшая.

«…cause you’ve touched her perfect body with your mind»[39].

Маркус сидел у открытого окна и играл в «Супер Марио», как вдруг услышал, что снаружи хлопнула дверь. Он выглянул на улицу. Та красивая тетенька. Во всяком случае, сегодня она была красивой. Она шла от желтого дома к калитке. Маркус вспомнил, как Сын засветился, когда он рассказал ему, что видел, как она входила в дом. Нельзя сказать, чтобы Маркус так уж хорошо разбирался в подобных вещах, но ему показалось, что, наверное, Сын в нее влюблен.