Книга душ - Джеймс Освальд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Расскажите, как вы поймали Дональда, инспектор.
Вопрос застал Маклина врасплох.
– Я думал, вы всё знаете. Он использовал полоску ткани в качестве закладки. Я узнал ее, она была оторвана от платья Керсти.
– Нет, вы меня не поняли. Как получилось, что вы вообще зашли к нему в лавку? С какой целью? Причем именно вы. Никто другой даже и не сообразил бы, что это за полоска.
– Я… Я не помню точно. У нас был психологический портрет. Наверно, Андерсон как-то к нему подходил. – Только он и сам этому не верил. Психологические портреты – чушь собачья.
– Но вы же вряд ли все еще работали над делом? Вас должны были исключить из следственной группы в ту же минуту, как выяснилось, что одна из жертв – ваша невеста. Вероятно, даже предоставили отпуск по случаю похорон?
Маклин ничего не ответил. Энтон был абсолютно прав. После того как опознали Керсти, он не имел права работать по этому делу. Однако год за годом продолжал убеждать себя, что поймать Андерсона ему помогла обычная удача, когда он проверял случайный адрес из составленного компьютером списка.
– Я думаю, что вы там уже бывали. В лавке. Еще до похищения вашей невесты. Зашли что-то купить или проводили рутинную проверку в ходе следствия. Это несущественно. Важно, что тогда вы и увидели книгу. Она вас прочитала. И не поглотила.
– Я не помню. – Он действительно не мог вспомнить. Чем сильнее он старался восстановить в памяти события, предшествовавшие тем жутким дням десять лет назад, тем меньше понимал, что из воспоминаний – правда, а что – его последующие кошмары. В этой обстановке безумные истории старого монаха действовали на него слишком сильно. Зачем он заявился в церковь в такую рань? И зачем вообще связался с этим сумасшедшим?
– Мне нужно идти. Он похитил Эмму! – Маклин встал и развернулся, чтобы идти, но отец Энтон схватил его за руку. Пальцы священника были холодны, как воды Лита под Новый год.
– Боюсь, что это правда. Но надежда пока осталась. Страница, которую вы видели во сне, не проявилась до конца. Она еще жива.
Еще жива! Но где она, что с ней – думать об этом было невыносимо. Маклин вырвал руку из холодных клещей, бросил последний взгляд на алтарь с простым деревянным крестом. Серебра в городских церквях больше не держат, слишком явная приманка для воришек. Даже короткой молитвы о помощи он читать не собирался и не чувствовал по этому поводу ни малейшего раскаянья.
– Я должен идти. Мы теряем время.
Небольшое здание, где Эмма снимала квартиру, располагалось в райончике на стыке Уорристона и Брутона, у которого не было официального названия и границ, но именно здесь предпочитали селиться эдинбургские студенты. На звонок домофона никто не ответил, однако когда Маклин толкнул дверь, она распахнулась. Уже войдя в узкий холл, он сообразил, что ни разу здесь не был и понятия не имеет, какая квартира ему нужна. К счастью, на дверях вокруг него обнаружились не только стандартные держатели для табличек с именами, но и сами таблички. Поднявшись на второй этаж, он нашел таблички и там, и на одной из них под прозрачный пластик была запихнута бумажка с нацарапанной шариковой ручкой фамилией «Бэйард». Он постучал в дверь, потом ненадолго замер и прислушался. В такую рань во всем здании было тихо, но из этого еще не следовало, что Эмма дома и спит.
Маклин постучал еще раз, погромче. Опять тишина. Он повернул дверную ручку. Заперто. Вытащив из бумажника скидочную карту какого-то супермаркета, Маклин просунул ее в щель между дверью и косяком. Раздался щелчок, он снова нажал на ручку, и дверь открылась.
В коридоре пахло Эммой и он замер, вдыхая запах и внимательно прислушиваясь на тот случай, если кто-то все-таки дома. Впрочем, совершенно напрасно. За одной из дверей обнаружилась узенькая кухня, грязноватое окно выходило на задний двор, за которым открывался вид на реку. За другой – крошечная ванная с окошком под самым потолком. За третьей – гостиная, неожиданно просторная, с огромным, выходящим на улицу окном, шторы раздвинуты, рядом с газовым обогревателем и небольшим телевизором – диван и кресло из разных гарнитуров. Он бы не особо удивился, окажись на полу рядом с креслом пустой контейнер из-под мороженого с пластиковой ложкой внутри. Впрочем, ни контейнера, ни даже винного бокала не оказалось. Оставалась четвертая дверь. Спальня.
В спальне едва-едва помещались небольшая двуспальная кровать и старинный платяной шкаф, прочими подробностями Маклин интересоваться постеснялся. Он лишь увидел, что кровать аккуратно застелена и единственный обитатель спальни, разлегшийся на ней, – большой серый бегемот с вытертыми боками. Сунув руку под одеяло, Маклин убедился, что простыни холодные. Этой ночью в постели никто не спал.
В кухне одинокая чашка приткнулась кверху донышком рядом с раковиной. Маклин поднял ее и провел пальцем по внутренней поверхности. Чашка была сухой, как и сама раковина, как и посудная тряпка, перекинутая через кран. За последние сутки мойкой не пользовались. Чайник тоже был холодным.
Та же картина и в ванной – сливные отверстия совершенно сухие, на кафеле душевой кабинки – ни одной капельки. От висящего на двери мягкого полотенца пахло просто опьяняюще, но им давно не пользовались. В старой кружке с отбитой ручкой на умывальнике обнаружились зубная щетка и паста, но их наличие ни о чем не говорило – у Эммы мог быть отдельный комплект для поездок.
Автоответчик пришлось поискать, он обнаружился на полу за диваном. На нем было два послания от него самого, оставленных вчера вечером, и одно – от Элисон Коннелл, которая просила Эмму проверить сообщения на мобильнике и пейджере. Он дважды прослушал записи, поражаясь, как мерзко звучит по телефону его голос, и гоня от себя мысль, что, когда он оставлял сообщения, Эммы уже не было дома.
Гудок за окном привел его в чувство. Он выглянул в окно и обнаружил, что вокруг его машины, которую он бросил на пустой улице, начинают образовываться автомобильные водовороты. Пора идти.
Уже у самой двери он заметил полочку, на которой стояли фотографии
