Антология мировой фантастики. Том 3. Волшебная страна - Елена Хаецкая

6. Земля теней

Когда рюкзак и ружья коснулись камней, поверхность их дрогнула. И наши вещи как будто растворились в ней. — Я бы сказал, что они упали на дно озера, — заметил Джим. — Никакого озера нет. Они провалились в какую-то щель в камне. Идем… Он схватил меня за плечо. — Подожди, Лейф! Не торопись. Я взглянул, куда он указывал. Барьер из камней исчез. На его месте продолжалась расселина, гладкий каменный язык спускался в долину. — Идем, — повторил я. Мы пошли вниз, нащупывая каждый шаг. С каждой остановкой дно долины становилось все более плоским, камни на ней все ниже и ниже. Облако закрыло солнце. И никаких камней не стало. Под нами расстилалось дно долины, ровная синевато-серая пустыня. Расселина неожиданно кончилась у края этой пустыни. В пятидесяти футах впереди так же резко обрывались скалы. Создавалось странное впечатление, что их установили на краю, который тогда был клейким. И пустыня тоже не казалась твердой, и она тоже производила впечатление клейкой поверхности; по ней проходила постоянная мелкая рябь, как волны жара над нагретой солнцем дорогой; и однако с каждым шагом усиливалось ощущение страшного холода, который наконец стало почти невозможно выдерживать. Между обломками камней и утесом справа от нас виднелся узкий проход. Мы направились туда и остановились в удивлении. Мы стояли на большом плоском камне на самом краю странной поверхности. Это не вода и не камень; больше всего она походит на тонкое непрозрачное жидкое стекло или на полужидкий газ. Я вытянулся на камне и протянул руку, чтобы коснуться этой поверхности. Коснулся — и не ощутил никакого сопротивления, вообще ничего не ощутил. Медленно опустил руку. На мгновение увидел свою руку, будто отраженную в искажающем зеркале, а потом вообще ее не видел. Но там, внизу, где исчезла моя рука, так приятно тепло. Кровь заколола в моих онемевших пальцах. Я наклонился еще больше и просунул обе руки почти по плечи. Как хорошо! Джим опустился рядом со мной и тоже просунул руки. — Воздух, — сказал он. — Похоже… — начал я, и тут внезапная мысль пришла мне в голову. — Ружья и рюкзак. Если не отыщем их, нам не повезло. Джим ответил: «Если там — Калкру, нам будет мало проку от ружей». — Ты думаешь, это… — я замолчал, вспомнив его рассказ об иллюзорном береге озера. — Усунхию, Земля Тьмы. Земля Теней твоего старого жреца. Я сказал бы, что оба названия подходят. Я лежал неподвижно; как бы человек ни был уверен в предстоящем испытании, он не может удержаться от дрожи, когда вступает на его порог. А я совершенно определенно знал, что меня ждет. Все, что находилось между храмом в Гоби и этим местом, вдруг исчезло. Я пришел туда, где должно кончиться то, что началось в пустыне Гоби. Прежний ужас начал овладевать мною. Я боролся с ним. Я принимаю вызов. Ничто в мире не остановит меня. Приняв решение, я почувствовал, как ужас угрюмо отступает, покидает меня. Впервые за многие годы я освободился от него. — Посмотрю, что там внизу, — Джим протянул руки. — Держи меня за ноги, Лейф, я перегнусь через край камня. Я потрогал его: похоже, он тянется дальше. — Я первый, — ответил я. — В конце концов это ведь мое дело. — И как же я вытяну тебя, слон? Держи — я пошел. Мне пришлось подпрыгнуть, чтобы ухватить его за ноги, его голова и плечи уже исчезли из вида. Он полз по скале, медленно опускаясь, пока и мои руки по самые плечи не скрылись из виду. Он остановился, и затем из загадочной непрозрачности, в которой он исчез, послышался рев безумного хохота. Я почувствовал, как он вырывает ноги у меня из рук. Потащил назад, с усилием преодолевая каждый дюйм. Он появился, продолжая хохотать. Лицо его покраснело, глаза стали совсем пьяными; вообще у него были все признаки опьянения. Но учащенное дыхание объяснило мне, что произошло. — Дыши медленнее! — крикнул я ему в ухо. — Дыши медленнее, говорю тебе. И так как его смех не смолкал и он все время продолжал вырываться, я прижал его одной рукой, а другой закрыл ему рот и нос. Через несколько мгновений он перестал напрягаться. Я отпустил его; он неуверенно сел. — Странно, — хрипло сказал он. — Какие я видел смешные лица… Он покачал головой, раз или два глубоко вздохнул и лег на камень. — Что со мной было, Лейф? — Кислородное опьянение, индеец, — ответил я. — Хороший глоток воздуха с двуокисью углерода. Это, кстати, многое другое объясняет в этом странном месте. Ты делал три вдоха в секунду, это из-за двуокиси углерода. Она действует на центр дыхания в головном мозгу и ускоряет вдохи. Ты получил больше кислорода, чем тебе нужно, и поэтому опьянел. Что ты видел перед этими твоими забавными лицами? — Я видел тебя. И небо. Похоже, будто смотришь в воду. Я посмотрел вниз и вокруг. Подо мной было что-то похожее на бледно-зеленый туман. Сквозь него ничего не видно. Там тепло внизу, очень тепло и приятно, и пахнет цветами и деревьями. Вот и все, что я успел увидеть, пока не опьянел. О, да, скала продолжает опускаться. Может, мы сумеем добраться до ее основания — если не засмеемся до смерти. А сейчас я сяду в этот мираж по плечи. Боже, Лейф, как я замерз! Я озабоченно посмотрел на него. Губы его посинели, зубы стучали. Переход от тепла к резкому холоду сказывался, это очень опасно. — Хорошо, — сказал я, вставая. — Я иду первым. Дыши медленно, делай глубокие вдохи как можно реже, выдыхай так же медленно. Скоро привыкнешь. Пошли. Я повесил на плечо оставшийся рюкзак, пятясь, переполз через камень, ощутил под ногами прочную скалу и опустился в мираж. Тепло; почти как в парной турецкой бани. Небо над головой как голубой круг, туманный по краям. Рядом со мной показались ноги Джима, его тело уходило от них под немыслимым углом. В сущности я видел Джима, как рыба из-под воды видит рыболова, идущего вброд. Тело его, казалось, раздвинулось, и он присел рядом со мной. — Боже, как здесь хорошо! — Не разговаривай, — сказал я. — Сиди и учись медленно дышать. Смотри, как я это делаю. Мы молча сидели примерно с полчаса. Ни звука не нарушало тишину вокруг. Пахло джунглями, быстро растущей и быстро разлагающейся зеленью; и еще какими-то неуловимыми чуждыми запахами. Я мог видеть только голубой круг неба над головой, а примерно в сотне футов ниже под нами зеленоватый туман, о котором говорил Джим. Похоже на ровную поверхность облака, непроницаемую для взора. Оползень входил в эту поверхность и исчезал из вида. Я не чувствовал неудобства, но оба мы покрылись потом. Я с удовлетворением видел, что Джим дышит глубоко и медленно. — Что-нибудь беспокоит? — наконец спросил я. — Не очень. Время от времени приходится нажимать на педаль. Но, похоже, я привыкаю. — Ну, хорошо, — сказал я. — Скоро двинемся. Не думаю, чтобы стало хуже, когда мы спустимся. — Ты говоришь, будто давно все это знаешь. Что ты вообще думаешь об этом месте, Лейф? — Все очень просто. Хотя такое сочетание случайностей встречается раз на миллион. Глубокая и широкая долина, полностью окруженная крутыми утесами. Окружающие горы заполнены снегом и ледниками, и оттуда постоянно идет холодный воздух, даже летом. Вероятно, в самой долине близко под поверхностью следы вулканической активности, кипящие ручьи и тому подобное. Миниатюрное подобие Долины Десяти Тысяч Дымов к западу. Все это производит излишек двуокиси углерода. К тому же обильная растительность, добавляющая двуокись. Мы погружаемся в пережиток каменноугольного периода — примерно десять миллионов лет назад. Теплый тяжелый воздух заполняет яму, соприкасаясь с холодным воздухом, откуда мы только что пришли. Мираж возникает на месте встречи этих двух слоев, приблизительно по той же причине, по какой возникает любой мираж. Один Бог знает, как давно это происходит. Часть Аляски никогда не знала ледникового периода — по какой-то причине лед не покрывал ее вообще. Когда на месте Нью-Йорка был тысячефутовый слой льда, Юконская низменность была настоящим оазисом, полным разнообразной растительной и животной жизнью. Если эта долина существовала и тогда, мы можем встретить самые странные организмы. Если же она возникла сравнительно недавно, увидим разнообразные случаи адаптации. Вот и все. Только еще одно: где-то примерно на этом уровне должен быть выход, иначе теплый воздух заполнил бы долину доверху, как цистерну. Пошли. — Я начинаю надеяться, что мы найдем свои ружья, — задумчиво сказал Джим. — Как ты уже указывал, они ничего не дадут нам против Калкру — что, кто, если и где он есть. Но они помогли бы против младших дьяволов. Так что ищи их взглядом — я имею в виду ружья. Мы начали спускаться к зеленоватому туману. Идти было нетрудно. Не увидев ни рюкзака, ни ружей, мы дошли до тумана. Вошли в него, и он действительно оказался густым туманом. Камни стали мокрыми и скользкими, нужно было нащупывать каждый шаг. Несколько раз нам приходилось трудно. Я не мог сказать, глубоко ли простирается туман, может, на две-три сотни футов, — конденсация, вызываемая необычными атмосферными условиями, производящими мираж. Туман начал рассеиваться. Он сохранял странный зеленоватый цвет, но мне пришло в голову, что это объясняется отражением снизу. И вдруг тумана не стало. Мы вышли из него в месте, где падавшие камни встретили преграду и нагромоздились барьером втрое выше моего роста. Мы перебрались через этот барьер. И увидели на долину под миражом. Она находилась еще в тысяче футов под нами. Ее заполняла светло-зеленая растительность; похоже на поляну в глубине леса. Свет одновременно яркий и туманный, яркий там, где мы стояли, но на расстоянии видимость ухудшалась, все затягивалось туманным занавесом бледного изумруда. К северу и по обе стороны от нас, насколько можно было видеть до этого изумрудного занавеса, росли большие деревья. Их дыхание, напоминающее о джунглях, доносилось до нас, полное незнакомых ароматов. Слева и справа тянулись скалы, ограничивая лес. — Послушай! — Джим схватил меня за руку. Вначале очень слабо, потом все отчетливее мы услышали рокот барабанов, множества барабанов, ритм странного стаккато — резкий, насмешливый, издевающийся. Но это не барабаны Калкру! В них нет ничего от топота ног по пустынному миру. Барабаны смолкли. И как бы в ответ, совсем с другого направления, донеслись звуки труб, угрожающие, воинственные. Если бронзовые ноты могут проклинать, то эти проклинали. Снова барабаны, по-прежнему насмешливые, непослушные, вызывающие. — Маленькие барабаны, — прошептал Джим. — Барабаны… Он прижался к скале, я последовал его примеру. Каменный барьер шел на восток, постоянно уходя вниз. Мы шли вдоль его основания. Он стоял между нами и долиной как высокая стена, закрывая видимость. Барабаны больше не были слышны. Мы спустились не менее чем на пять тысяч футов, прежде чем барьер кончился. Тут оказался еще один оползень, подобный тому, по которому ускользнули наши ружья. Мы стояли, рассматривая спуск. Он шел под углом примерно в сорок пять градусов и был не таким ровным, как предыдущий, было даже немало неровностей, где можно остановиться. Воздух становился все теплее. Не жарко; воздух какой-то живой, полный испарениями леса. Он создавал впечатление грозной, безжалостной жизни, тяжелого испытания. Рюкзак становился все тяжелее. Если нам придется спускаться — а другого выхода я не видел, — я не смогу нести его. Я снял рюкзак. — Рекомендательное письмо, — сказал я и пустил рюкзак вниз по склону. — Дыши медленно и глубоко, — рассмеялся Джим. Глаза у него светились, он был счастлив, как человек, с которого спала огромная тяжесть. Он выглядел так, будто тоже принял вызов неведомого, как я недавно. Рюкзак слегка подпрыгнул и исчез из вида. Очевидно, спуск не доходит до дна долины или идет под более прямым углом с того места, где исчез рюкзак. Я осторожно опустился и начал спуск, прижимаясь к скале. Джим следовал за мной. Мы преодолели уже три четверти расстояния, когда я услышал его крик. Потом его падающее тело ударило меня. Я схватил его одной рукой, но одновременно выпустил свою ненадежную опору. Мы покатились по склону и полетели. Я почувствовал сильный удар и потерял сознание.