Шмагия - Генри Олди

CAPUT XIII

«Колдун замыслил тайный грех: он вгрызся, словно червь в орех, и скрылся от зевак…»

Сегодня площадь напоминала луковицу. Ядреную, плотную головку лука в золотой шелухе. А сам Мускулюс походил на клеща-безумца, который вознамерился через дюжину горчайших слоев добраться до сердцевины — зная, что, скорее всего, найдет там самое нутро горечи. Или, если угодно, ситуация напоминала рассветный сон: ползи, слизняк, по ярусам ада, все ниже и ниже, до зияющих бездн…

Колдун строго-настрого запретил себе высокий штиль. Хватит. Так недолго из малефика стать трубадуром и кончить дни в приюте для вдохновенных.

Пятый раз за время своего пребывания в Ятрице он шел через площадь Возвышения к цирку. По краям площади, от сквера до улочек с тыльной стороны шапито, кишел народ. Словно весь город, презрев заботы и дела, с утра вышел на гуляния. Прачки, адвокаты, стряпчие, мясники, златокузнецы, булочницы… В глазах рябило от ярких одежд. Небось, не один сундук подвергся разграблению: ятричане извлекали на свет наряды, густо пересыпанные толченой лавандой. Тьфу ты, пропасть! Мускулюс пожелал всей лаванде мира провалиться сквозь землю, а горожанам — спасаться от моли пижмой, листьями герани или перечной стружкой. Тем более что зараза-лаванда лишь отпугивает взрослую моль-бабочку, а убить гусениц не в силах. Ну чего вы разоделись, милые? Почему не на работе?! Кыш в лавки, в пекарни, в ратушу!…

Над кучкой студиозусов реял штандарт с каллиграфической надписью: «Мускулюс, спаси Зизи!»

Колдун охнул и задержал шаг. Это он зря: сразу в глаза бросились еще два стяга, украшенные вышивкой. Багровые, жирные буквицы на лазоревом поле. «Зизифельда, мы с тобой!» — и «Мастер Андреа грядет!» Надвинув шляпу на лоб, втянув шею в плечи и подняв воротник куртки, малефик ускорил шаг.

— Доброго дня, сударь колдун! — сказал ему незнакомый дворянин, кланяясь. — Эй, чернь, расступитесь! Уважайте чужое инкогнито, репоеды!

За спиной колдуна громко обсуждали его доблести. Похоже, некий образ Мускулюса, спасителя и защитника, успел отделиться от матерьяльного носителя, начав жить собственной жизнью. Реальный человек, Андреа слабо увязывался с героем дня, Мускулюсом Бесподобным. Ночная схватка у фургончика занимала умы горожан. Инцидент успел обрасти подробностями, как днище бригантины ракушками. Своры демонов атаковали одинокого малефика (Фортунат, подлец, из сплетен сбежал!), пытаясь добраться до невинной циркачки. Одинокий малефик был великолепен в бою. Демоны корчились, скрежетали и низвергались. Зизифельда Трабунец спаслась благоволением Вечного Странника и мастерством столичного чародея. Но день грядущий готовил лилипутке новые беды. Инферналы затаились, выжидая. Ятричане клялись не допустить к бедняжке врага — хотя бы потому, что циркачи наотрез отказались давать представления, пока любимица в опасности.

Для этого народ и вышел на площадь: спасать и стоять стеной.

Окончательно спасет, разумеется, герой дня Мускулюс Ослепительный, но и народ безмолвствовать не станет. И не надейтесь.

Все это было бы смешно, когда б не раздражало крайне. Вспомнились слова Просперо Кольрауна — в одну из редких минут откровенности учитель сказал: «Мы живем в очень смешном мире, братец! Животики надорвать можно…» Правда, боевой маг сразу уточнил: «Это если смотреть со стороны. Если смотришь изнутри, надорванный животик не вызывает особого смеха». Сейчас колдун знал, что ответить Просперо. Хоть и нелепо отвечать магу трона словами простака-китовраса Грини: «Смешные всегда помогают друг дружке».

Чувствуя, как раздражение льдинкой тает в бурлящем кипятке этой правды, Мускулюс проник за шелуху первого слоя. Или верней было сказать: первого круга?

Дальше стояли конные пращники в пешем строю. Сабли на боку, пращи на изготовку, сумки с ядрами оттягивают пояса. Оцепление плетеным ремнем опоясывало балаган шапито. Колдун слегка напрягся, узнав в ближайших солдатах недавних врагов, штурмовавших дом Швеллеров. Но шага не замедлил. И оказался прав: молодцеватый корнет преданно ел его глазами, двое зауряд-офицеров расступились, пропуская малефика к цирку. От балагана к Андреа уже спешил бравый полковник. Шрам на лице командира эскадрона багровел от усердия, напоминая буквицы на стягах.

— Приношу извинения, — вояка был краток. — Мои орлы погорячились. Желаем искупить. До последней капли.

И добавил мрачно:

— Враг не пройдет. А вы, сударь колдун, проходите… осторожно, тут выбоина…

В непосредственной близости от шапито патрулировал местный ландвер. С собаками. Кудлатые псы напоминали мотки пряжи на веретене Хъерской великанши. К колдуну собаки отнеслись дружелюбно. Казалось, им заранее объяснили, кто имеет право беспрепятственного доступа, и дали понюхать кое-что из вещей малефика. Вернемся, надо будет проверить, ничего ли не пропало…

— Ба! А мы вас ждем-ждем…

Капрал Фюрке, знакомый по «Делу о петухе отпущения», был трезв и суров. Увидев гостя, он исчез на минутку, вернувшись с ланд-майором Намюром. Старомодный палаш в потертых ножнах хлопал Эрнеста по бедру. Чувствовалось, что начальник ландвера владеет оружием в соответствующем стиле: старомодно, деловито и обстоятельно.

— Рад вас видеть, мастер Андреа! Идемте, я провожу…

Через минуту от фургона Зизи — от сердцевины луковицы! — малефика отгораживал лишь последний слой мякоти. Колдун с изумлением взирал на фигляров «Цирка Уродов», окруживших походный городок. Пожалуй, из всех защитников вооруженные реквизитом циркачи выглядели наименее смешными. Совсем не смешные гномы-жонглеры с кольцами, заточенными по ребру, в длинных, обезьяньих руках. Совершенно не смешной коротышка-великан с коромыслом наперевес. Коромысло ужасало размерами. Абсолютно не смешные тролли-эквилибристы с тяжеленными тарелями из меди. Городок циркачей сейчас напоминал оборонительные укрепления переселенцев, застигнутых на марше. Повозки и кибитки тесно сдвинуты по кругу: стена на колесах. Поди прорвись…

Самым несмешным был китоврас Гриня. Бледный от волнения, безоружный и оттого еще более грозный, он гарцевал у фургончика подруги. Завидя колдуна, наивный гигант прослезился от радости.

— Наконец-то! Зизи, он пришел! Я говорил тебе, а ты не верила…

Откинулся брезентовый полог. После ночного покушения и утреннего «бедлама во спасение» Мускулюс ожидал увидеть лилипутку трясущейся от страха — и просчитался. Зизи была обычной. Словно готовилась к репетиции, ежедневной, набившей оскомину рутине. Разве что острей чувствовалось: это не ребенок. Маленькая женщина, крепко битая жизнью. Овал Небес, дурацкий пафос сейчас мог лишь помешать! Малефик знал, что он и пафос — две вещи несовместные.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});