Капица. Воспоминания и письма - Анна Алексеевна Капица

В октябре 1943 года мой муж, мальчики и я бежали из Дании под угрозой преследований со стороны немцев. Нет необходимости говорить, с какими чувствами человек покидает свой дом в таких условиях. После 3–4 дней пребывания в Стокгольме Нильс отправился в Англию, и за ним, неделю спустя, последовал Оге, чтобы работать его секретарем. Как ни печально, но мне пришлось расстаться с ними, но зато я была спокойна за них…»

Шутка Анны Алексеевны

(П. Е. Рубинин)

В Архиве П. Л. Капицы на одной из полок стоят большие картонные коробки с копиями или черновиками писем Петра Леонидовича вождям страны – Сталину, Молотову. Хрущеву, Андропову, Брежневу и др.

Разбирая как-то папку с письмами к В. М. Молотову, я обратил внимание на один необычный машинописный черновик. Два листка без даты, без имени адресата и без обращения. Лишь небольшая правка рукой Капицы. Поскольку никаких других копий этого письма, с датой и обращением, в архиве обнаружить не удалось, это значило одно: послание так и осталось незавершенным и адресату отправлено не было. (Письма «вождям» Капица писал очень тщательно, обдумывая каждое слово, вот почему почти все письма «наверх» имеют три-четыре варианта.)

Я внимательно прочитал этот таинственный черновик. Его содержание не оставляло никаких сомнений в том, что письмо было адресовано Молотову. И написано, судя по содержанию, в конце мая – начале июня 1943 года. Дело в том, что 6 апреля 43-го Капица написал В. М. Молотову послание, явно с ним согласованное, – к «неофициальному» письму было приложено обращение к зам. председателю ГКО В. М. Молотову с проектом правительственного постановления.

Письмо это мне было хорошо известно, поскольку еще в 1989 году я включил его в сборник писем П. Л. Капицы.

Итак, 6 апреля 1943 года Капица пишет Молотову:

«Два года тому назад мы осуществили кислородную установку, которая может быть передвижной, но, несмотря на постановления Экономсовета, ни одна из них не внедрена. Теперь мы осуществили установку для жидкого кислорода, по масштабам равную самым крупным заводским установкам, но есть ли шансы, что она будет внедрена? Согласитесь сами, что от такого отношения руки опускаются. <…>

Все это время я был погонщиком мулов, а в руке у меня не было не только палки, но даже хворостинки. Поэтому полагаю, что в той или иной форме мне нужно дать официальную власть, чтобы я сам мог руководить вопросами внедрения в производство. (выделено мною. – П. Р). И тогда, несмотря на то, что мне на это время придется сократить мою научную работу, у меня будет взамен удовлетворение видеть наши установки внедренными.

Кроме того, надо искать новые принципы организации внедрения. Я думаю, что основное, что надо испробовать нового, – это создать совершенно самостоятельную организацию, перед которой только и поставить одну задачу о внедрении этих установок, а чтобы ее не заели, ее надо непосредственно подчинить СНК…»[109]

Прошел всего месяц, и 8 мая 1943 года председатель Государственного комитета обороны И. В. Сталин подписывает постановление о создании при СНК СССР Главкислорода, начальником которого назначается П. Л. Капица.

Быстрый отклик Молотова на его письмо произвел, по-видимому, на Капицу очень сильное впечатление. Письмо, написанное Молотову после постановления о создании Главкислорода, резко отличается по тону от всех его писем руководителям страны.

П. Л. Капица – В. М. Молотову

[Май-июнь 1943 г.]

«…Сейчас, когда наша работа входит в новую фазу после 8 лет моего пребывания в Союзе, мне захотелось взглянуть перспективно на прошлое и представить себе будущее, и я решил написать Вам. Это письмо чисто сентиментальное, прочтите его на досуге, если он у Вас будет.

Конечно, вопрос, который меня волнует больше всего, – это справлюсь ли я с той новой задачей, которая передо мной стоит. Задачу я себе представляю так: у нас в стране, по характеру ее структуры, вся наша промышленность и техника должны идейно направляться научной мыслью. <…> Это должна быть основная сила развития нашего организма. Если подумать хорошенько, то влияние науки на жизнь в стране у нас гораздо больше и глубже, чем большинство из нас это себе представляют. <…> Иначе, например, ведь нельзя себе объяснить, почему у нас отдельные виды вооружения такие хорошие по качеству. <…>

Но где у нас еще слабее всего, – это организация связи науки с жизнью. Эти формы надо еще искать. Их не стоит искать на бумаге, их надо искать на примерах.

…Внедрение кислорода в жизнь – это <…> задача, [решая] которую, можно будет найти эти формы. Конечно, это будет здорово, если, например, производительность домн можно будет поднять вдвое на кислородном дутье. Но еще здоровее будет, если мы увидим, как надо органически связывать нашу большую науку с жизнью. Мне сейчас придется решать эти обе задачи сразу вместе. Если я подойду узко, то, конечно, у меня ничего не выйдет. В науке, как и в жизни, всегда надо исходить из общих построений и потом уже искать конкретные формы осуществления. В общих рассуждениях ты не должен ошибаться, тут ошибки губительны. В конкретных исканиях, наоборот, без ряда ошибок ни к чему не придешь.

Меня сейчас все время мучит вопрос: справлюсь ли я?

<…>

В нашей организации мы собираемся связать, в малом масштабе, производство (завод), научный институт (научная работа) и народное хозяйство (техсовет). Связать органически. Если удастся это сделать, то проблема будет решена. Как это получится, мне самому еще не ясно. Но это может и должно получиться. Это должно облегчиться тем, что одно лицо осуществляет руководство всеми тремя вершинами треугольника. Но надо, чтобы Вы меня не торопили. <…>

Когда я начинал строить институт, <…> товарищи ученые говорили мне об организационных трудностях научной работы у нас в Союзе. Они ошибались. Институтом руководить у нас не труднее, чем в Англии. Это берет не более 10 % моего времени. Продуктивность моей научной работы, несмотря на то что я, конечно, уже постарел, была даже больше, чем в Англии.

Теперь меня пугают трудностями организации Главгаза[110] и завод [ской] хозяйственно-промышленной организацией. Сейчас я присматриваюсь[111].

До сих пор я очень ценил, что Вы неизменно мне помогали в научной работе. Все обещания помогать мне, которые Вы дали 8 лет тому назад при нашем первом свидании, все точно сдержали[112]. <…> Не было ни одного случая, когда я обращался [к Вам], и Вы бы не помогли. Это, конечно, создает