Глубокая охота - Михаил Александрович Лапиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так это же передатчик, а так я слушаю…
– …а во-вторых, старший матрос Циля, дай журнал входящих.
Заполучив толстую тетрадь, Ярослав перебрался в свою каюту и принялся пролистывать добычу в обратном порядке. Несмотря на убористый – не очень-то разборчивый – почерк радисток, заполнялась тетрадь быстро. Фрегат-капитану потребовалось четверть часа, чтобы выловить из эфирной мути нужные крупицы и выписать их на отдельный листок:
Обнаружен самолет. Радарный контакт на детекторе. Обнаружен самолет в разрыве облаков, тип не определен. Сигнал бедствия с транспорта. Обнаружен самолет, срочно погрузились. Акустический контакт на пределе дальности обнаружения…
Всего их набралось одиннадцать строчек. Важнее всего, конечно же, были цифры. Широта, долгота и дата. Именно так Ярослав и сказал Верзохиной, передавая ей листок.
– А почему часть синие, а остальные красные?
– У синего карандаша грифель сломался.
Еще через пару минут утомительного ожидания фрегат-капитана и присоединившихся к нему – насколько позволяло условно-свободное пространство в отсеке – лейтенанта Неринг и комиссара составленный Ярославом список превратился в неровную цепочку крестиков на карте. И завершал её давешний крестик в круге – место последнего выхода на связь имперской субмарины из их группы.
– Что скажешь?
– Там точно что-то есть! – От волнения навигатор принялась накручивать кудряшки на указательный палец. – И оно перемещается.
– Боевая эскадра с авианосцем. – Герда Неринг рубанула ладонью воздух. – Отличная добыча.
– Или конвой, – возразила Верзохина, – генеральная скорость примерно десять узлов. Экономический ход современных боевых кораблей обычно выше.
– Скорее конвой, – согласно кивнул фон Хартманн. – Впрочем, не суть важно. Ялик-мичман, рассчитайте наш курс для перехода в ШТ-75. Лейтенант Неринг, передайте радистке в следующий сеанс мой приказ по группе: переходим в новый позиционный район. Дубль в штаб флота.
– Но… командир, у нас же нет приказа.
В первый момент Ярослав даже не понял, что так смутило Герду. Для него решение на переход выглядело естественным и единственно возможным. Сейчас же, глядя на удивленную девушку, он вдруг осознал, что и офицер Глубинного флота может считать иначе. И даже приди кому-то вроде лейтенанта Неринг идея вычислить по контактам предполагаемый вражеский конвой, она не решилась бы сама отправиться за ним. В лучшем случае попыталась бы донести свои мысли до штаба, засоряя эфир длинными посланиями. А скорее всего, просто продолжила бы патрулировать пустой, как храмовый ящик для пожертвований, квадрат океана.
Так мы и проиграем войну!
* * *
– Я бы хотела поговорить с вами по крайне важному вопросу. Деликатному, но…
– Доктор, – устало вздохнул Ярослав, – учитывая, как старательно вы меня избегаете большую часть времени, я ничуть не сомневаюсь: чтобы самой напроситься на разговор, у вас должен быть просто экстраординарный повод. Давайте, выкладывайте, что еще плохого готовит нам грядущее? Дизентерию? Туберкулез? Бубонную чуму?
– Нет-нет, – быстро возразила Харуми. – Это… – тут доктор запнулась, – связано с моей врачебной специализацией.
– Лейтенант, – Ярослав перешел на доверительный шёпот, – вы очаровательно краснеете. Так бы вами любовался до скончания дня, молча, под луной. Но увы, как подсказывают ваши милые часики, – фон Хартманн кивнул в сторону стоявшей на краю полки клепсидры, – время до начала моей вахты скоро истечет. Поэтому давайте обойдемся без долгой прелюдии.
Он с трудом сдержался, чтобы не добавить: «Вы чертовски привлекательны, я чертовски привлекателен». А вот за руку взял, точнее – накрыл её ладонь своей. Словно птичку поймал, маленькую и горячую. Харуми от его прикосновения вздрогнула, словно её ударило током, но убрать руку не попыталась.
Искра проскочила… кажется, так это называется. Между ними проскочила искра.
– Критические дни.
– Что? – растерянно переспросил Ярослав. – У тебя?
– Да при чем тут я? У твоего экипажа!
– А при чем тут мой экипаж? – искренне удивился фрегат-капитан.
– Да пр…
Это получилось, в общем, само собой. Просто доктор порывисто качнулась вперед, а шальная волна заставила фон Хартманна наклониться ей навстречу.
Будь это мелодраматическое кино, наверняка они бы сошлись губами, а на следующие двадцать минут слились в любовном поцелуе. Но стукнулись они лбами, больно, так что между ними проскочил теперь уже целый пучок искр… и двадцати минут у них тоже не было.
А еще нужно было хотя бы пытаться делать все тихо, поэтому Харуми прокусила себе губу.
– Ты… доволен?
– Не знаю, – честно сказал Ярослав. – Да, наверное. Скорее опустошен… во всех смыслах. Я… не ожидал, что все будет… так.
– Да уж, в женщинах ты разбираешься намного хуже, чем в торпедах, я это заметила. – Доктор открыла шкафчик и достала пару остро пахнувших спиртом салфеток. – На, руки протри… уверенный пользователь торпедного вооружения. И ширинку застегни.
– Угу. Кстати, что ты там начала говорить, до того как мы…
– Ох… я же… В общем, они смещаются.
– Ничего не понял, – признался фон Хартманн. – Кто и куда смещается?
– Ну… – Харуми вновь начала краснеть, – месячные. У всего экипажа… Понимаешь, есть теория… только теория и вроде бы даже опровергнутая… что у женского коллектива, находящегося в одном помещении в течение длительного периода месячные ритмы начинают синхронизироваться.
– То есть вы все будете… в одно и то же время?!
Ярослав живо представил, как он будет раз в месяц рапортовать в штаб, что его подводная лодка небоеспособна по причине… причине… Закончить мысленное составление радиограммы, после которой Хана Глубины наверняка прозвали бы как-то иначе, помешал ревун боевой тревоги.
– Командира в центральный!
На бегу фон Хартманн попытался убедиться, что все пуговицы хотя бы на брюках застегнуты в правильном порядке. С кителем было хуже. Впрочем, на встрепанный вид командира никто внимания не обратил: по боевым постам разбегались и более экзотично – или эротично – выглядящие девчонки.
– Ну что у вас опять стряслось?
– Акустический контакт! – Хотя Рио-Рита говорила вполне нормальным тоном, в наступившей после ревуна тишине казалось, что акустик почти кричит. – Дистанция девять миль. Одиночный, крупнотоннажный, быстроходный. Курсовой триста – триста десять, идет на сближение.
– На перископную. Малый ход. Приготовить аппараты с первого по четвертый. Рио-Рита, что со скоростью?
– Восемнадцать-двадцать узлов. Цель приближается. Поправка – цель двойная, большой корабль и эсминец. Курс прежний.
– Такой большой, а не на зигзаге, – почти ласково прошептал Ярослав, берясь за рукоятки перископа. – Лейтенант Тер-Симонян, введите данные для стрельбы. Четырехторпедный залп, угол три градуса.
До района, где фрегат-капитан ожидал встретить вражеский конвой, оставалось еще почти десять часов хода. И, похоже, в штабе кто-то пришел к тем же выводам, что и он, только сутками позже – судя по последним приказам, к «пузырю пустоты», как обозвал перемещающее по карте нечто фон Хартманн, стягивались
