Старые солдаты - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо, что в этом случае логика Боло поддержала человеческую нелогичность, подумал Хоторн, откупоривая бутылку и делая еще один глоток. Потому что, независимо от того, произошло это или нет, нелогичность в конце концов восторжествовала бы. Он был уверен в этом.
Он фыркнул и снова сел, повернувшись, чтобы посмотреть на запад, подальше от моря. Он воображал, что может просто разглядеть очертания гор, но был почти уверен, что обманывает себя. Было слишком темно для этого, несмотря на луны. И все же ему не нужно было их видеть. Он чувствовал их, стоящих высоко и запутанно в темноте, барьер, который сделал именно то, на что надеялась Мэйника, разбив атакующие силы мелкониан, позволив ей расставить ловушку и вырезать их прежде, чем они смогли добраться до поселения. Совет уже объявил, что эти горы отныне будут известны как хребет Тревор, а их самая высокая вершина будет известна как гора Мэйника. На этой вершине круглый год лежал снег, несмотря на климат Индрани, и Хоторн почему-то счел это подходящим.
Потом был Кенотаф. Эскизы, которые видел Хоторн, были все еще предварительными, но все они включали возвышающуюся колонну в центре официального сада и таблички из дюраллоя, обращенные к ней, с перечислением имен каждого человека, включая персонал оперативной группы коммодора Лакшмании, которые погибли, чтобы колонисты добрались до Индрани и удержали ее. А на вершине колонны, откуда открывался вид на море, которое она так любила, стояла бы статуя Мэйники.
Ничто из этого не вернет женщину, которую любил Эдмунд Хоторн.
Он поморщился, наполовину злясь на себя за неоспоримую жалость к себе, вызванную этой мыслью. Он был не единственным человеком, который кого-то потерял. Черт возьми, почти все на Индрани потеряли кого-то, кого любили! Не говоря уже обо всех друзьях и членах семьи, которых они оставили навсегда, когда впервые отправились на "Кукурузное семя". И Мэйника надрала бы ему задницу, если бы увидела, как он сидит и лелеет ее память, как какую-то рану.
Он рывком поднялся на ноги и встал в прохладной темноте. Даже ни намека на покачивание, отметил он.
Хорошо. Вероятно, это означало, что он был не более потрясен, чем думал. Он кивнул сам себе, сунул бутылку в набедренный карман своих форменных брюк и направился к Лазарусу.
Немигающий красный глаз повернулся в его сторону, когда он приблизился. Он знал, что это одна из оптических головок Лазаруса. Когда он подошел ближе, внешние огни Боло включились сами собой - сначала тусклые, учитывая привыкшее к темноте зрение Хоторна, но становящиеся все ярче. Автоматизированным ремонтным роботам, работавшим над ним, конечно, не требовался свет, и Хоторн признал любезность Боло, предоставившего ему освещение.
Он обошел машину спереди, встав между Лазарусом и океаном. Мэйника объяснила ему, что это была позиция, которую обычай и вежливость требовали для обращения человека к Боло.
Зазубренные контуры разрушенного гласиса Лазаря возвышались высоко над ним, искривленные немыслимой яростью взрыва направленного синтеза, который, наконец, пробил в нем брешь. Свет, который Лазарус включил для него, безжалостно контрастировал с обломками и масштабом повреждений Боло, и Хоторн снова осознал, что мог бы пройти через зияющую рану в лобовой броне Лазаруса, даже не пригибая головы.
- Добрый вечер, Лазарус, - услышал он свой голос. Его голос прозвучал резко в его собственных ушах на фоне грохота прибоя и шипящего голоса ветра. Это был первый раз, когда он обратился непосредственно к Боло с момента смерти Мэйники.
- Я пришел извиниться, - резко сказал Хоторн. - Я сидел там и возмущался тем фактом, что ты все еще жив, а Мэйника - нет. Глупо с моей стороны, я знаю. Это была не твоя вина. И даже если бы это было так, если бы ты тоже умер, Псы уничтожили бы Лэндинг. Но меня это возмутило. Глупо или нет, но я это сделал. И ты этого не заслужил.
- Нет необходимости извиняться, лейтенант, - сказал Боло через мгновение. - Боло понимают горе и утрату. И мы понимаем это гораздо лучше, чем, как я иногда думаю, на самом деле хотели бы от нас наши создатели. Я тоже винил себя в том, что случилось с моим командиром. Я воспроизвел и повторно проанализировал информацию со своих датчиков за двадцать пять минут до ее смерти, пытаясь выделить данные, которые я должен был увидеть и на которые отреагировал. И все же я не нашел такой данности. Враг, убивший ее, просто был слишком хорошо замаскирован, чтобы кто-нибудь мог обнаружить его до того, как он выстрелил.
- Я знаю. - Хоторн на мгновение закрыл глаза, затем кивнул. - Я знаю, - повторил он более решительно. - Это просто так... Я скучаю по ней.
Он вытащил бутылку обратно из кармана, открыл ее и поднял в приветствии оптической головке Боло, так высоко над ним. Затем он сделал еще глоток.
- Это было для меня, - сказал он, снова открывая бутылку. - Я бы выпил за нас обоих, но я уже достаточно близок к тому, чтобы напиться. Мэйнике не понравилось бы, если бы я вырубился здесь в пьяном угаре. Черт возьми, - усмехнулся он, - мне бы это самому не понравилось! До утра должен был пойти дождь, и было бы чертовски неловко умудриться подхватить пневмонию в середине лета из-за слишком большого опьянения, чтобы укрыться от дождя!
- Я согласен, что вероятность конфуза была бы высока, - сказал ему Лазарус. - Однако, если вам случится заснуть по какой-либо причине, я, безусловно, воспользуюсь своими пультами дистанционного управления, чтобы построить для вас временное убежище.
- Достойно с твоей стороны, - сказал Хоторн. Он скрестил руки на груди и прислонился спиной к возвышающейся стопке трековых пластин, пристально глядя на Боло.
- Позавчера я разговаривал с доктором Аньелли, - сказал он через мгновение. - Вы знаете, мы с Мэйникой
